Совет старейшин подошёл к концу, и из тронного зала, пятясь спиной и кланяясь, выходили посланники графств. Последним вышел Хранитель Большого Ключа. Двери за ним закрылись.
– Отправляйтесь по домам, на этом всё! Подорожные грамоты возьмёте у капитана стражи. Доброго пути! Говер да сопроводит вас!
Когда посланники начали расходиться, Хранитель увидел монаха, стоящего у противоположной стены. Тот еле заметно кивнул ему и показал оттопыренный мизинец, не поднимая руки. Увидев тайный знак, Чарлиз понял, что дело сделано, и Элеонору доставили во дворец, препроводили в комнаты и подготовили ко встрече с королём. Глубоко вздохнув, Чарлиз вернулся в тронный зал.
– Ваше Величество! – Хранитель поклонился.
Эдмунд снял с пышной шевелюры корону и, не найдя взглядом пажа с подушкой, положил её на трон, собираясь удалиться в свои покои.
– Что такое, Чарлиз? – устало произнёс король.
– Если вы не утомились, может, взглянете на Эленор?
– Эленор? – Эдмунд замер на полушаге, – Элеонору, ты хотел сказать?
– О! Простите, Ваше Величество! Никак не запомню. Да, она ожидает аудиенции в гостевых комнатах. Прикажите привести?
– Нет-нет, я сам… Проводи меня.
Хранитель, повинуясь, повёл Эдмунда в комнату, где в ожидании встречи скромно сидела девушка. У дверей гостевой Чарлиз на секунду замер и, распахнув двери, громко произнёс:
– Король Фортресса Эдмунд Вильгемонт!
Эдмунд, отстранив Хранителя, вошёл в комнату. Чарлиз попятился и закрыл за королём дверь, оставив Эдмунда и гостью наедине.
У приоткрытого окна спиной к дверям стояла она. Её чёрные волосы слегка трепал нежный ветерок. Эдмунд сделал несколько робких шагов к точёному стану Элеоноры. Она стояла неподвижно. Король подошёл совсем близко, протянул руку к плечу девушки, но дотронуться не посмел. Он убрал руку и чуть слышно произнёс:
– Я очень рад, что вы…
Но закончить он не смог. Элеонора медленно повернулась, король взглянул ей в лицо и отступил назад. Тогда, когда перед ним был её портрет, он и представить себе не мог, насколько тот придворный художник был бездарен. Перед ним был ангел – наверное, ни один художник мира не в силах передать такую неземную красоту. Элеонора посмотрела в глаза Эдмунду, и он растерянно потупил взор. Девушка сделала реверанс и протянула руку королю. На её ладони лежал небольшой золотой медальон с выгравированной диковинной птицей.
– Это вам, – промолвила она чуть слышно, и её голос наполнил красотой всю комнату.
Эдмунд поклонился и принял подарок Элеоноры, боясь коснуться её ладони.
– Он будет хранить вас в самые трудные минуты, – продолжила девушка.
Король крепко сжал медальон в руке, прислонил к груди и поклонился снова в знак благодарности.
* * *
Об этой первой встрече вспоминал сейчас Эдмунд. Позади кафедрального собора, сидя на мраморной скамье у трёх могил, на одной из которых ещё не просохла земля, он так же, как тогда, держал на груди медальон, подаренный Элеонорой.
– Вот так, девочки мои… И мама ваша к вам отправилась. Оставила нас с Льенаром, чтобы приглядывать за вами. Ну, на всё Воля Говера. Элеонора, ты тоже присматривай за нами, чтоб мы тут не начудили здесь с Льенаром, а вы, девочки, позаботьтесь о матери. Для неё там всё в новинку, а вы уж освоились, наверное.
Эдмунд закашлялся, проглатывая слёзы, но не удержался и разрыдался, закрывая рот ладонью.
– Элеонора! Как я без тебя? – рычал он, закусывая руку. – Зачем мне всё это? Замок этот, что я для тебя построил! Видеть его не могу! Со всеми этими парками и прудами, огромными зеркалами, в которых до сих пор живёт твоё отражение… Я же для тебя старался!.. Ничего не жалел. Ничего. А ты… ты ушла…
Неслышно подойдя, рядом с ним бесшумно опустился на скамью монах с красным глазом Говера на рясе. Эдмунд не обернулся на него. Молча они сидели на скамье некоторое время. Наконец король заговорил.
– Я и сам знаю всё, что ты можешь сказать, Веко. И про Говера, и про Волю его, и что ей там лучше, что измучилась она здесь.
– Говер… Он отец нам всем. Теперь и ты отец. И сын твой нуждается в тебе, как ты в Говере. Иди к нему. Я только спрошу тебя о Севелине. Что она сказала?
– Сказала, что до утра Элеонора не доживёт. Так и вышло.
– А Льенар?
– С ним всё будет хорошо, – король встал и положил руку на плечо монаха, – Если я узнаю… Правда, пока не знаю, как… Но если я узнаю, что это не предсказание, а что-то ещё… – и он так сжал плечо старика, что тот взвизгнул.
Эдмунд зашагал к калитке погоста, крикнув: «Хранителя в мою трапезную!». Тут же из-за розового куста выскочил монах и стремглав побежал исполнять приказ.
* * *
В личной трапезной короля стоял стол на четверых. За этим столом собирался малый королевский совет, на который допускались только самые приближённые к правителю и высокопоставленные придворные. Помимо самого короля, в совет входил Хранитель Большого Ключа, отвечавший за внешнюю и внутреннюю политику, Генерал Большого Шлема, командовавший войсками, и Веко Ока – наивысший сан Говерской Церкви. Сегодня за столом сидели двое – король и Хранитель.
– Распорядись о няньках. Сделай так, чтоб проверили всех. Только самых надёжных, и чтоб немного их было. Две или три, сколько надо, но как можно меньше. Сейчас же начинай искать учителей. Самых лучших. Проверяй и отбирай, а потом ещё проверяй и снова отбирай! Не мне тебя учить. Да так подбирай, как будто завтра нас с тобой не будет на этом свете. Поручи Генералу, чтобы подобрал самых преданных для охраны. Опять же… Не больше, чем нужно, но самых-самых, чтоб как собаки преданные, готовые умереть за хозяина. Монахов я сам назначу. Из девяти троих, чтобы следили за всеми, кто рядом. И пусть знают, что следят. Пусть все знают, что все за всеми следят. Другого наследника не будет. Льенар – будущий король! После меня он! Если не он, то никто.
Эдмунд встал из-за стола. Чарлиз хотел было подскочить, но король жестом приказал сидеть. Он сделал несколько кругов по трапезной, заложив руки за спину, затем подошёл к Хранителю и присел на край стола, глядя ему в глаза.
– У тебя ведь тоже сын родился?
– Морис, – кивнул Хранитель.
– Сколько ему?
– Год скоро будет.
– Почему ты мне не говорил об этом? Рядом с детской Льенара есть ещё одна комната. Будущему королю нужен верный друг, такой же надёжный и верный, как ты. Теперь это комната Мориса. Пусть твой сын будет рядом с моим. Пусть растут вместе. Всё, что нужно для него, обеспечь из казны. Я подпишу всё, что надо.
Хранитель молчал, изумлённо округлив глаза. Эдмунд встал, сделал несколько шагов и вдруг сказал:
– Ах, ещё вот что… Подними бокал!
Хранитель повиновался.
– Давай-ка выпьем за нашу давнюю дружбу и за сыновей! Прости, что не спрашивал о твоей семье раньше.
Они звякнули хрусталём и выпили ещё по бокалу любимого форгийского вина.
Глава IV
Шли годы. Зимы сменялись вёснами. Молодой клён, посаженный Эдмундом под окнами комнат Льенара в год его рождения, покрывался молодыми листьями семнадцать раз и вырос раскидистым сильным деревом с мощным стволом и пышной кроной. И Льенар превратился из озорного мальчишки в крепкого молодого человека.
Детство и отрочество его прошли бок о бок с верным другом Морисом. Вместе они учились, вместе играли, вместе на празднике посвящения в мужчины распили ритуальную чашу вина над камнем предков центральной площади, и сам король вручил им оклсы – засапожные ножи, служившие символом вхождения во взрослую жизнь. Старик Чарлиз стоял за правым плечом короля и утирал платком слёзы с незрячих глаз.
– Ты не видишь, Чарлиз, – говорил Хранителю король, когда они пешком возвращались в замок с площади, – но я тебе расскажу… Замок теперь другой. Помнишь, каким он был, когда мы закончили строительство? Белый камень сверкал на солнце… Теперь он посерел, и из-под крыш ползут рыжие подтёки ржавчины. Дикий виноград поднялся до окон третьего этажа. Помнишь, мы вместе воткнули три лозы с локоть длиной и просто придавили их ногами к земле? Вот же какой живучий.