Дневники фаворитки

– Что, милая, едва не убилась? – Дикрей осторожно двинулся навстречу, готовый к тому, что я в любой момент кинусь в противоположную сторону. Не желая обманывать его ожиданий, я оглянулась на зияющую пустотой арку. Муж остановился. «Странно, но я до сих пор считаю Дикрея мужем».

– Лучше смерть, чем жизнь с тобой.

– Ты всегда была глупой. Глупой наивной девочкой.

– Ты не менее глуп, если влачился за такой как я.

– Влачился? – он засмеялся, и эхо с готовностью подхватило его мерзкий смех. Как он мог мне нравиться? – Правильно ли ты помнишь то, что происходило между нами?

– Я думала, этому имя любовь…

– Любовь? – он печально поцокал языком. – Ты помнишь служанку, которую послала к Гулю с известием о деньгах лорда Кархаля?

Я вздрогнула от кинутой в лицо правды. Я сожалею о свершившемся и корю себя, но никогда не буду открывать душу Дикрею. Не ему судить меня.

– Вот с ней у меня действительно была любовь. Ха-ха-ха! – он стащил с головы шапку и оттер ею лицо, размазав кровь еще сильнее. – Отправить ко мне мою же любовницу! Да я за неделю до тебя знал, что Кархаль собирает деньги на выкуп, а тут такой сюрприз: девочка Мирудских опустилась до уровня разбойников!

– Люзия не могла… Она… Она была замужем за нашим конюхом.

– Люзия могла. И охотно бегала ко мне на болота. А в постели она… М-м-м, как же она была хороша в постели! А ты говоришь, влачился. Да за кем я только не влачился! Валета, Ганька, Марися… Это тоже любовь?

– Ты спал со всеми нашими служанками?! – я задохнулась.

– Я не мог допустить, чтобы такая добыча, как ты, ускользнула из моих рук. Я знал о каждом твоем шаге.

– Зачем я тебе была нужна?

– Имя. Мне нужно было твое родовое имя. Это то, чего не могла дать ни одна из шалав.

– А теперь? Зачем я тебе теперь?

– Незачем. Но я не люблю проигрывать, – он вновь двинулся в мою сторону. – Я хочу, чтобы король нашел твое растерзанное тело. Я не стал первым, но я буду последним твоим мужчиной. Я сделаю ему так же больно, как и он мне.

– Ха-ха-ха! – теперь рассмеялась я. Зло, с брызнувшими из глаз слезами. Это заставило Дикрея замереть. – Ты еще не дотронулся меня, а уже проиграл. Я не нужна королю. Разве ты не видишь, на мне нет шелка и кружев? – я рванула душащий меня платок, и он мохнатым зверем упал к моим ногам. Дышать стало легче.

Дикрей ощупал взглядом криво сидящую юбку, рубаху с чужого плеча, обрезанные сапожки.

– Не надо меня больше насиловать. Ты и так стал последним мужчиной, который до меня дотронулся.

Воспользовавшись замешательством мужа, я побежала. Я хотела жить. Боги, как же сильно я хотела жить! Поэтому кинулась туда, где наши шансы уравнивались. Сейчас виверна не казалась мне такой уж жуткой. Дикрей, распаленный моим отчаянным сопротивлением Дикрей, был гораздо страшней.

– А-а-а-а! – кричала я и неслась по проходу, исчерченному сильными крыльями ящера. – Сожги зверя! Сожги!

Я знала, что виверна может. Ведь это она когда-то напугала стражников и Велицу.

Под ногами хрустели осколки раковин. Они разламывались, крошились, их становилось все больше и больше, а ящер все не появлялся. Я спиной чувствовала, как тянется ко мне рука Дикрея, чтобы схватить за чепец, а потому, подчиняясь наитию, рванула его с себя и в последний момент ощутила, как совпали наши движения – мой бывший возлюбленный все-таки дернул чепец на себя.

Я получила спасительную передышку, я не упала спиной назад. Я кувыркнулась вперед: что-то черное бросилось мне под ноги, а потом, подмяв под себя, прижало к острым осколкам раковин – я осязала их через тонкую рубашку. Нестерпимый жар сбил дыхание. Я закричала, слыша, как трещат мои волосы.

Глава 13. Два одиночества

– Жива?

Надо мной стоял король и тянул ко мне ладонь. Вокруг него кружился пепел. Отвратительно пахло жженным волосом и подгорелым мясом. Я, пребывая в глубокой растерянности, руку подала. Таллен поднял меня рывком, но я вновь едва не упала, когда увидела метрах в трех от нас мертвого человека, стоящего на коленях.

Это не мог быть Дикрей. Я не верила, что одним дыханием огня можно превратить сильного мужчину в дымящийся обрубок. Без глаз, без ушей, без кожи. Из одежды сохранились лишь сапоги – новые набойки на каблуках горели серебром, остальное будто ветром сдуло. Когда меня повели мимо, мой муж упал на бок, точно дерево, подрубленное молнией, и в разные стороны полетели снопы искр.

Я потеряла сознание.

***

– Ничего страшного, сейчас придет в себя. Испуг.

Я узнала голос доктора Фурдика.

– Пить…

Хотелось вытравить из памяти черное дымящееся дерево. И этот ужасный запах паленых волос. Я поднесла руку к голове, и в моих пальцах осталась сухая как солома прядь.

– Ни к чему слезы, девочка, – к губам прижали бокал. Вода была холодной до ломоты зубов, с чуть заметной кислинкой. Такой как раз хотелось. – Отрастут твои золотые локоны. Главное, жива осталась.

Я боялась открывать глаза. Чувствовала присутствие Таллена и не желала встретиться с его брезгливым взглядом.

– Я бы, Ваше Величество, рану на плече все-таки обработал.

– Ерунда. Саданулся нечаянно, когда по карнизу за ней бежал. Прыткая девица оказалась. Своим появлением все планы нам порушила. Мы с Палеком договорились, что он сегодня не придет.

– А откуда разбойник знал о потайном лазе? Неужели среди нас предатель? – голос Фурдика был вкрадчив. Вот на кого первого я подумала бы: он единственный из нас за пределы замка выходил.

– Я сам передал ему план тайного хода.

После такого я открыла глаза и села.

– Как?!

Король застегивал камзол. Мокрые волосы упали на лицо. На щеках после купания играл легкий румянец.

– Через подставное лицо. Надоело за ним по деревням гоняться.

– Жаль старика Гержика… Кто теперь в храме на бюдаре играть будет?

– Да, Гержика жаль, хоть и знатным пропойцей был. Гуль опознал Милену, и необходимость в проводнике отпала. Не появись она в пещере, старик остался бы жив. Мы отбили бы его у разбойника.

Я слушала, но страшные слова не задевали. Осознавала, что своим явлением вынесла приговор какому-то старику, но неловкости не испытывала. Будто все пролетало мимо. Будто говорили вовсе не обо мне.

Я огляделась. Совсем не нервировало, что нахожусь в спальне короля. Даже пожалела, что простыни испачканы сажей, везде клочья ломанного волоса – в такую постель он не ляжет. Принялась их стряхивать, но сделала еще хуже – мои руки не отличались чистотой и оставляли черные пятна.

– Вызовите Велицу, пусть пострижет ее, искупает.