Обугленное сердце

Здесь, застыв у его могилы,
Плачет Русь…
Я горюю с ней…

Бессилие

Семь красок основных дал людям Бог,
Художник на палитре их смешает —
И на холсте под кистью оживает
Мир, вызывая восхищенья вздох.

Семь звонких нот имеет человек.
Попав однажды в руки музыканту
И повинуясь мощному таланту,
Они бессмертными становятся навек.

А у меня – огромный Божий дар:
Я речью поэтической владею,
Но как-то непростительно немею,
Не в силах передать души пожар

И рассказать, как звёзды хороши,
Как день горяч был на исходе лета;
О том, что не всегда стезя поэта
Становится отрадой для души;

Про тень лесов и про живой родник,
Что пробивает русло меж корнями;
Про пики гор, покрытые снегами,
И про огромный полюсов ледник;

И как натужно тяжелы шаги,
Когда с любимым оказалась в ссоре,
И как спина сутулится от горя…
О, Мать-Природа! Научи и помоги!

Страх

Боюсь от слабости сломаться,
Боюсь, что больше не смогу
Жить улыбаясь – притворяться.
Боюсь. И силы берегу.

Мне страшно, если мимоходом
Залезть мне в душу норовят,
Когда душевную свободу
Цепями заковать хотят.

Боюсь людского бессердечья,
Боюсь, что в горе, – в крик сорвусь.
К себе внимание привлечь я
До смехотворного – боюсь.

Боюсь твоим глазам поверить
И недоверия – боюсь.
Боюсь, что ты захлопнешь двери,
Пока я сделать шаг решусь.

Боюсь, не вынесу разлуки,
Когда наступит наш разрыв.
В отчаянье ломаю руки,
До боли губы закусив.

О, это горькое бессилье,
Извечный глупый женский страх!
Когда же мне сломали крылья,
В душе уверенность поправ?!

«До седин дожила, а не мудрая…»

До седин дожила, а не мудрая:
Ни смолчать не могу, ни польстить.
Хоть встречаю полвека утра я —
Не умею, как надо, жить.

Не постичь мне кодекс бесчестия,
Вытирание ног о друзей:
Проживи на свете лет двести я —
Не постигну – хоть ты убей!

Не понять головой непрактичною
Звон монет и шелест купюр.
А ведь как бывает обычно-то? —
Где конверт – «порядок», «ажур».

И спина моя не приучена
Нужным людям поклоны бить,
И, хондрозом гордости скручена,
Головы не могу склонить.

И в кого задалась, непутёвая?!
Бабка всё твердила: «В отца».
Что ж! Я, может, и бестолковая,
Но хожу, не пряча лица!

О, женщины! О, матери Земли!

Славянка

Где ты, мой далёкий,