Дар языков

– Я – Гарик! Не Игорь! – С этим именем он будто бы получал право на вечную юность.

Так началось.

5

На общем собрании «Дверей настежь», предваряющим уход из передачи одного из участников проекта по голосованию, Ольга заливалась слезами:

– Я знаю, они тайком договорились. В. наверняка обещал Лизе, что перекантуется со мной какое-то время для проектной движухи, чтобы было что обсуждать на собраниях и в комнатах под камеру, после спровоцирует конфликт, бросит меня и опять сойдется с Лизой. Может, и женится на ней! Скажу вам честно, мне важно продержаться хотя бы даже одну лишнюю неделю! Думаете, из-за денег? Из-за того, что мы с мамой живем в Энске, в общежитии, в нищете? Из-за того, что в Энске нет работы, а мясо мы и по праздникам не всегда готовим? Нет, не из-за денег… Мне важно продержаться на программе из-за В. Я влюбилась! Может быть, впервые в жизни! Нет, не влюбилась, я люблю В., и даже если он договорился с Лизой, даже если он обманывает меня, лишняя неделя с ним для меня счастье! – Голос Ольги сорвался, исчерпав возможности отпущенных децибел.

Ведущие сидели в центре и довольно убедительно источали энтузиазм. Опытные участники, давно окопавшиеся на шоу, внимательно слушали и демонстрировали заинтересованность, но подводил недосып: ночью была разыграна классическая полудрака между двумя «старичками» и новеньким участником, не желающим соблюдать правила игры. Участники зевали, не открывая рта, укрываясь шарфом или плечом рядом сидящего. Новенькие, те, что понаивнее, воспринимали действо за чистую монету, ерзали, переживали, однако тоже зевали, не успевая прикрыться, – и проигрывали в кадре. Камера безжалостно выбирала новеньких, фиксировала промахи – они пригодятся при следующем голосовании, кадры повторят на большом экране и обсудят, поговорят о дефиците эмпатии и эгоизме, если к слову придется.

Лизе было жалко рыхлую Ольгу: нелепые накачанные губы-пельмешки, наращенные золотые локоны, приклеенные ресницы, а за всем этим – правда, которую Ольге хватило сообразительности озвучить: город Энск в Тмутаракани, мама с грошовой пенсией, сама Ольга без надежды найти нормальную работу и мужа, мрак и безденежье. И перспектива: продавать себя мужчинам куда противнее В. А В. – противный не слишком, но Ирка права, не приходят на проект нормальные мужики. Ирка пишет:

«Не то отвратительно, что В. под камеру мышцы качает, так и спортсмены делают, пусть хоть что демонстрирует, эксбиционизм, туда-сюда. Если речь о теле – наплевать. Но у вас там эксбиционизм отношений, это полный зарез! Доверчивость души невинной продаете! Разврат, ты знаешь, хладнокровный наукой славился любовной, сам о себе везде трубя и наслаждаясь не любя».

Зарядил дождь. Операторы, невидимые телезрителям, замахали: останавливайте шарманку! Крашеное дерево скамеек, на которых сидели на общем собрании, неприятно скользило под рукой. Зеленая зона на заднем плане, промокнув, обернулась тем, чем была на деле: скудный участок с парой чахлых кустов, жалкие клумбы. Операторы выбирали для съемки ближние планы, потому скупая зеленая зона выглядела в кадре как заманчивый сад. Запахло дождевыми червяками и мокрым асфальтом.

Ольгу опять оставили на проекте. Большинство проголосовало за исключение девушки, похожей на Ольгу и с похожей историей. Но девушка не догадалась красочно описать и преподнести свою правдивую историю, напротив, скрывала проблемы, а это непрофессионально.

Лиза все еще жила в «семейной» комнате с В., но их время кончалось, дело шло к разлуке, выселению Лизы, обновлению пары. Вселение Ольги было не за горами.

– Детка, я улетаю, – шептал В. в Лизин сосок, скрытый ненадежным и экономно скроенным трикотажным полотном. Глаза его подергивались скользкой пеленой, как глаза трупа или сонной птицы. – Еще немножечко разлуки, пока лавэ струится в руки. Успех аршином не измерить, и нам ведущий должен верить! Оттянем на себя эфир, благодаря скандалу, после соединимся, опять заживем в отдельной комнате на проекте. Но я был неправ. Попробуй все-таки завести с кем-нибудь отношения! Я не в претензии – это игра! Не то тебя как одиночку отсеют и поставят точку! Вот Димыч: лох и пустобрех, его ты щелкнешь, как орех! Пришел сюда не за деньгой, а за раскруткой – ага, телезвезда, сейчас. Телезвездец. Его можно динамить не то что два месяца – полгода! Намекни на шанс, он на букеты изойдет, с каждой поллюции – по букету. Ты же не станешь с ним заселяться по-серьезному? Не станешь в интим вступать?

– А Ольга знает, что у вас будут отношения на камеру? – Лиза спросила бестактно, не соблюдая правил игры, и В. рассердился. Справедливо рассердился.

– К чему это, солнце мое? Ты о чем?

Утром он не принес ей кофе в постель, хотя это было его традиционным подкупающим приемом в надежде, что операторы снимают процесс приношения всякий раз, превращая кофе в своеобразную марку идеальных отношений. В. страдал застарелым романтизмом. В отличие от ревматизма тут никакая мазь или народное снадобье не могли помочь.

Лиза плавно догадалась и согласилась: если уж всеведущие ведущие не в курсе задумки В., не в курсе въедливые и подозрительные участники, то Ольга тем паче. Ольга берет ее на пушку, подозревает наверняка, а точно не знает. Лиза не смогла отследить реакции и оценки участников сама: слишком часто закатывала истерику, а это требует сил и предварительной нервической подготовки, не позволяет отвлекаться, наблюдать за другими. Она не актриса, как ни старайся!

Сходиться с кем-либо из участников (с сотрудниками, обслуживающим персоналом и вовсе нельзя – оштрафуют!) в дружбу не хотелось, какая дружба, если игра на деньги, «на вылет». Лизу ожидаемо не любили участники-«коллеги» и симметрично наоборот поддерживали ведущие, Лиза вносила в действие оживление, динамику, она умела скандалить. Если отпустить себя и просто говорить то, что думаешь об окружающих, – это уже скандал. Неоднократно к ней подваливали прочие бузотерки с предложением дружить альфа-девочками. Но у них была игра, а у Лизы скандал от души, и камера видела. Камера все видит. Девочек «увольняли», Лиза оставалась. Лиза вела себя честно. В пределах передачи.

Она начала получать зарплату, а не только бесплатную еду из общего холодильника. Положенная дармовая еда была лишена метки производителя: на пакетах с молоком, крупой, чаем заклеивали торговую марку, чтобы не служила рекламой. Если хотелось большего, не входящего в обычный список продуктов, можно и заказать, хоть готовые блюда из ресторана, хоть продукты из сетевого магазина – за свой счет. Но когда не устраиваешь ужин на всю компанию или романтическое свидание со жратвой и «возлюбленным», заказанные продукты лучше использовать без свидетелей, камера такое игнорирует, как правило. Камера любит действие, выплеск: деликатесы хотя бы. Или экзотику. Обычное стандартное не требуется, ешьте свою простоквашу в одиночку, зрителю та простокваша и дома надоела.

Ольга забросала Лизу эсэмэсками: один из способов пообщаться скрытно от ведущих программы. Если… Если получатель не обнародует сообщение. Или ведущий не попросит смартфон для проверки сообщений на общем собрании (а такое порой случалось и повышало градус искренности), не то приватно, во время интимной беседы с участницей под камерами двух операторов: ближнего и дальнего плана. Лиза не знала, могут ли техники шоу восстановить удаленные из смартфона сообщения, но опасалась этого, на всякий случай.

Ольга, без сомнения, сохраняла переписку. Она настаивала на встрече на нейтральной территории, вне программы. Последняя эсэмэска намекала на беременность Ольги. И Лиза сдалась – согласилась встретиться вне зоны. Ольга плакала (она играла? по-честному?), просила встретиться в сауне. Лиза сообразила – боится смартфона, боится, что включу диктофон. (Ведь слишком часто разговоры принять мы рады за дела, а глупость ветрена и зла, но важным людям важны вздоры.)

Их совместный поход в сауну привлек внимание, спровоцировал маленький сюжет: соперницы пытаются достичь соглашения, – но снимать в парилке сауны невозможно, потому сюжет не показали в основной программе.

– Знаю, что у вас договоренность с В., – начала Ольга.

Лиза не стала возражать с ходу, это уже звучало на разборе, посмотрим, что дальше.

– У меня беременность, одиннадцать недель, любой врач подтвердит. – Ольга сообщила новость в предбаннике деловито, без патетики. – Будет выкидыш. Поняла? Выкидыш будет. Но объявить о беременности я успею на общем собрании.

Соперница держалась отлично, сауна ей шла: Ольга разрумянилась, приобрела соблазнительную томность и многозначительность жестов, а вот Лизе было тяжеловато после получаса в парилке. Лизе хотелось наружу, пусть к камерам, хотелось прохладного душа и освежающего клюквенного морса.

– Это от В.? – Лиза не удержалась все-таки. Она не понимала, когда В. мог успеть, они почти все время были вместе. Или не уследила?

– А ты что, анализ на отцовство собираешься проводить?

– Ты беременна от В.? – Лизе не сообразить, почему так важен ответ, ведь В. не был ей важен. Ольга лежит на верхней полке (они вернулись в парилку после небольшого отдыха), Лиза сидит ниже, заливаясь потом – от жара? От волнения?

Ольга не ответила. Привстала на локтях, лениво протянула руку, подхватила ковш с деревянной ручкой, плеснула воду на камни. От печи полыхнуло новым резким жаром, запечатывая дыхание больничным запахом эвкалипта. И Ольга миролюбиво, с какой-то бабьей интонацией предложила:

– Так что? Поругаемся на ближайшем общем собрании? Было бы отлично, если бы ты мне по морде съездила, а я после объявила бы о беременности. Представляешь, как рейтинг подскочит? Телезрители сайт обрушат! Но, боюсь, не захочешь. Ты же рискуешь вылетом, тем более мы уже дрались. Тогда я могу. Ну, на тебя напасть, типа по морде. По рукам? Без обиды. Больно не ударю, вскользь обозначу. Обе останемся на программе, точно! И эфир на себя оттянем. У тебя рекламные деньги-то появились, нет?

Лиза не выдержала: дышать стало нечем, горячий песок, а не воздух сыпался в ноздри. Выскочила в предбанник, облилась холодной водой, руки-ноги еще дрожали, но внутри малость успокоилось, дурнота прошла. Она поняла – с некоторым опозданием, – что не обязана возвращаться в парилку, и нырнула в бассейн. А еще поняла, уже в освежающей чаше бассейна, что В. надо спасать. Почему-то стало жаль именно его, хотя это несчастная Ольга забеременела и вообще… Накатил приступ тошноты: в чистом бассейне с голубой водой, с косыми солнечными лучами сквозь стеклянную крышу. Такой сильный, что пришлось выскочить наружу, не забегая в душ, одеться, выпить воды в комнате отдыха и – на улицу, ждать Ольгу там, перебивая тошноту сигаретами: одной, второй, десятой. Операторы радостно снимали. После, в передаче для зрителей, сигареты сотрут из кадра – это нельзя, это дурно. Драки, скандалы – общечеловеческое, а курение – нельзя. В кадре останется одна истерика.

Тошнота у Лизы стойко держалась целую неделю: стоило увидеть Ольгу в зоне столовой или в общем холле, Лиза неслась в туалет. Операторам надоело снимать бессмысленное ее бегство, они не могли показать цель и результат. Этот конфликт Лизе не засчитали, рейтинг не вырос. Но Ольге тоже не засчитали конфликт. В. благоразумно не комментировал происходящее.

6

Ирина нервничала, прикидывала, сколько еще можно ждать запропавшую экспедицию, ничего не предпринимая. Не пора ли звать настоящих спасателей, посылать настоящую, а не их игрушечную экспедицию, или кто там разыскивает ушедших в горы и не вернувшихся до темноты? Ну, егеря-то на входе в заповедную зону должны были заметить, что люди остались наверху, или нет? Егеря ушли домой ночевать-ужинать? Ведь пропускали негласно, по договоренности, значит, и не отвечали за «туристов»… Из-за дурацкой вчерашней размолвки она не забрала у Рыжего смартфон – один на двоих, глупая, глупая экономия! – смартфон с местной сим-картой, и не могла созвониться с остальными. Пятнадцать раз искупалась в мутном и неспокойном, но пока еще не штормовом море, двадцать восемь раз сбегала на набережную, бросив палатки и высматривая друзей у их любимой столовой, два раза поднялась на крутой мыс Биек (мне сверху видно все, ты так и знай!).

Поднялся ветер, странный: он неистовствовал сверху, пригибая кусты, чуть не переламывая деревья, так, что вершины их доставали до земли, но внизу на полметра над землей было тихо, некошеная ошпаренная солнцем трава не колыхалась, с удивлением поднимая сухие колоски: что происходит? Заткнулись цикады, птицы умолкли раньше.

Темнота на юге падает быстро; если с друзьями что-то случилось, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, в темноте их могут не найти! Но если они уже вернулись, так и не помирившись, разбрелись по поселку, порознь… Или сидят в кафе, все вместе, наплевав на нее? Ладно Лиза, она может наплевать на все, если отвлечется на личные дела, да и повод обидеться был, лишнего они вчера с Лизой наговорили друг другу. Ладно остальные – они не вполне свои, могли забыть об Ирине. Но Рыжий! Он не станет так ее наказывать! Он помнит, что так нельзя!

Это случилось на последнем курсе, перед защитой диплома. Ира после консультации на факультете – по расписанию – вернулась домой поздно и не смогла открыть дверь, значит, мама заперлась на защелку. Ира хотела было поехать к Лизе переночевать, но почему-то поднялась на этаж выше и позвонила к Рыжему в дверь, хотя могла и по сотовому. Дома оказалась только мама Рыжего. Странно, что его мама сразу обеспокоилась, ведь такие случаи бывали: Ирина часами ждала на лестничной площадке, звонила, стучала – пока не откроют. Время как-то заспешило и уплотнилось.

Ира не помнит, кто приехал раньше – Максим-Рыжий или милиция. Не помнит, почему вызвали милицию, кто вызвал. Почему участковый согласился приехать и вскрыть двери. Помнит, что ее не пустили в ее квартиру: с участковым и свидетелями соседями пошли Максим с его матерью. Она так и не увидела, что там случилось: мать Рыжего не пустила, держала силой, обняла Ирину за плечи, ухватила неженской железной хваткой, геологи, они такие. Синяки остались… Дальше Ирину держал Рыжий, мягче, без синяков, бормотал в ухо невнятное, прижимая ее спиной к дивану, пока укол ставили. Наверное, приезжала скорая помощь, а кто еще мог вколоть успокоительное снадобье? Не участковый же… Ира воспринимала происходящее как из-под толстого слоя воды. Засыпала, просыпалась. На следующий, или через день, или через сколько-то – неважно – дней Рыжий ходил с ней по инстанциям, агента похоронного бюро вызвали не в ее с мамой квартиру, а к Рыжему. Тут Ира согласилась обнаружить, что не первую ночь проводит в квартире Максима, на диванчике в гостиной.

Преувеличивать не стоит, Ирина сразу, едва мама Рыжего усадила ее на жесткий диван, поняла, где она и почему. Но до определенного времени ей это было все равно, она не запоминала, где находится. Помнила лишь, что виновата, что не уследила. На третий день, после визита похоронного агента, Ирина съела наконец блинчики (или кашу?), оставленные на журнальном столике, выпила три чашки чая и спустилась в свою квартиру. После чего и принялась ходить по похоронным инстанциям, следуя за Рыжим.

Если наивно доверять психотерапевтам, Рыжий полюбил ее за все, чем помог, когда Ирина мать повесилась на кухне. Однако следует учесть, что мать Рыжего тоже принимала живейшее участие (живейшее в данном случае не сравнение с повесившейся женщиной) в судьбе маленькой соседки. И Лилька помогла бы, но не успела…

Ира довольно быстро съехала из этой страшной для нее квартиры, поспособствовала опять же мать Рыжего, нашла подходящую квартиру на обмен. Даже вещи собрала-упаковала, частично. А до переезда Ира жила у Лизы, но это было недолго. Ира плохо помнит те месяцы, много времени занимала преддипломная подготовка (и это – счастье!), а еще какие-то заполошные походы с Лизой по ночным клубам, провалы в сон с вечера до вечера плюс Рыжий и прогулки с ним почему-то в Коломне по каналам, рекам и бесчисленным мостам. И не в последнюю очередь группа спелеологов, куда Рыжий затащил ее прямо из Коломны, с очередного моста с фонариками, украшенными чугунными морскими коньками. Коньки стремились в никуда… И еще плюс обустройство в новой, пустой от воспоминаний и потому просторной квартире, хотя Лиза настойчиво предлагала пожить у нее. Лиза в то время снималась в реалити-шоу «Двери настежь», не жила дома: шоу предполагало круглосуточную съемку, и участников расселяли в домиках, специально построенных для передачи на специально отведенной территории недалеко от Москвы. С камерами в каждом углу, с большим штатом операторов.

Ирина очнулась к реальности не так давно, за несколько месяцев до экспедиции. Очнулась и «попала в непонятное». Что делать после защиты диплома? Если выходить замуж за Рыжего или просто жить с ним, съезжаться – все ясно, просто, лучезарно. Небольшая проблема: Рыжий не предлагает. Скорее всего, он любит Лильку. А Лилька умерла. Как Ирина мама.

Но сейчас! Что делать сейчас в пустой палатке? Что сделал бы Рыжий на ее месте – привычно справилась с главным ориентиром Ирина. Экспедиция не вернулась с горы. Уже поздно. Вот-вот окончательно стемнеет. Что сделал бы Рыжий? Что он делает в эту минуту? Он разочаруется, если она растеряется и не найдет выхода. Ругать не станет, но так и будет считать ее недоростком, маленькой девочкой. Безусловно, с Рыжим все в порядке, с ним не может случиться беды, беда – это не о Рыжем! Но подвести, не оправдать ожидания – нельзя, надо действовать! Надо идти куда-то, пусть это игра, это же не как с мамой? Для начала – в милицию-полицию. Или к егерям? Ирина решительно полезла в мужскую четырехместную палатку, чтобы забрать паспорта друзей, в полиции без паспортов никак. И у егерей – еще неизвестно, где их искать, егерей-то – тоже, поди, документы потребуются. Или наоборот? С документами хуже, если платили неофициально?

Как раз когда она копошилась и рыскала по чужим рюкзакам, они вернулись.

Уставшие, пропахшие потом, исцарапанные более обычного, а Лиза со сгоревшим лицом и в лихорадке. Да все они были в лихорадке. И предельно счастливые. Нет, запредельно счастливые.

– Женщина, праздничный ужин, живо! – громко и властно скомандовал Рыжий и пояснил, смягчая приказ: – Мы нашли ее, нашу пещеру!

Они не пошли в ближайшее кафе на набережную и даже не устроились на берегу слушать пенные волны и мелкий лепет песка, остерегаясь случайных взглядов посторонних, пока те брели мимо, мимо. Забились в мужскую палатку, отгородившись ее мягкими тряпочными стенами, отправили Ирину за вином на «правильную точку» и за парадной закуской – не экономь, женщина, пить будем, гулять будем! Сами же растянулись поверх спальников, будто смертельно устали, обещая дождаться ее возвращения, ничего не решая. И ничего не разглядывая.

Ирина не спросила, что им потребовалось решить и что хотелось разглядеть. Не уточнила, что такое «парадная закуска». Она подхватилась и безропотно побежала в частный магазин, рынок к этому времени уже отгомонил. В корзину летели сулугуни и бастурма, душистые пучки пряных трав и запеченные мидии. Стремительность выбора и смуглая красота Ирины произвели впечатление на тучного хозяина лавочки:

– Дочка, у тебя дома праздник? Нежданный? Ой, забыла взять лаваш, бесплатно дарю!

Хозяин хотел продолжить, но Ирина уже летела, не чувствуя тяжести набитых снедью пакетов. Бутыли с вином торжественно постукивали в такт бега.