Пятая группа. Рефлексия

– Тебе просто кажется. Забей.

– Нет, ты сам подумай, Па, – Майки подвинул стул ближе к столу и наклонился вперёд. – Неужели они бросили слежку? Да, я сменил документы, как они и просили, мне так даже удобнее, я бросил всё, что у меня было, мотаюсь по странам. Но они наверняка знают…

– Тох, у тебя мания преследования. Подумай, какой смысл им контролировать каждый твой шаг. Что ты можешь такого сделать? Даже если они знают, что мы с тобой прячем – хотя откуда – какой им прок с этого? В руках Управления и иже с ними гораздо больше…

– Всё равно…

– Ты просто боишься, что у тебя отберут последнюю память о Го. Но пойми, что память – она в сердце.

– Паш…

– Что?

– У меня есть план, поверь. Это не месть Управлению, не попытка воскресить Го. Это…

– Это бред! Не хочу даже знать, что ты там задумал. Я помогу тебе во всем, но не хочу ничего знать. Ясно? Оставь мне иллюзию того, что ты не сошёл с ума, – Паша откинулся на спинку стула, заприметив официанта.

– Ладно… И… Спасибо.

Паша только ухмыльнулся, Антон совсем не видит берегов, скорее всего не понимает серьёзности своего состояния. И Управление тут вовсе не при чем. Он гоняется за призраками, за несуществующей надеждой объяснить то, что случилось. Может побегает ещё какое-то время, а потом всё же сумеет успокоиться? Па чувствовал свою ответственность за Майки перед Го, поэтому и принял решение не оставлять его ни в одной затее одного. И если вдруг поймёт, что игра становится слишком серьёзной или опасной, то остановит Антона. Обязательно. Не вышло с Юки, выйдет с ним.

Ели молча, разглядывая в окно прохожих. Суета сует – в этом вся суть современного мира. Все бегут, спешат, торопятся, никто не оглядывается, не помнит о камерах, но баланс уже нарушен. Всё чаще случаются акты агрессии, направленные против Пятой, хотя страдают от них обычные люди – внешних отличий нет. Многие Правительства уже обсуждают возможность полного запрета продажи алкогольной и табачной продукции, выдачу лицензий на реализацию только барам и ресторанам, ввод для них же высоких пошлин, чтобы позволить употребление себе могли только очень малочисленные слои населения. Насаждение равенства путем введения запретов. Удивительно извращенные решения. Не проще ли было оставить Пятую в покое, уравнять её в правах с другими группами. Может, тогда произошла бы саморегуляция внутри общества. Может, люди поняли бы, что никого не стоит бояться, что Пятой тоже не нравится жить под прицелами камер и скрывать свою сущность каждый Божий день.

Па отставил тарелку, так и не доев обед. Чувство тревоги не покидало его ни на минуту с тех пор, как они сели в поезд, который привез их в Токио. Он знал, что Майки, так же как и Го когда-то, уже принял решение, уже ступил на тот путь, который неизбежно приведет его туда, куда он стремится. Ещё бы понимать, куда хочет добраться Антон.

– Тоже кусок в горло не лезет? – тут же отреагировал Майки.

– Есть немного. Пить надо меньше. Вот что.

– И пить меньше, и спать больше.

– Пошли?

Они расплатились, вышли на улицу и растворились в толпе. Майки нравилось блуждать тут, он чувствовал себя незаметным, одним из сотен тысяч простых людей. Ему казалось, что где-то здесь, среди разношерстной толпы, он может увидеть Юки, во всяком случае, он мог себе это представить. Вот она легко бежит вперед, прячась за спины прохожих, оборачивается на него и улыбается. Внутри всё сжимается от многообещающего взгляда, хочется бежать следом, хочется протянуть руку и поймать крошечную ладошку Го. Хочется с силой прижать её к себе, увлечь в переход метро, и долго-долго ехать по кругу. Всю жизнь.

– Майки? – Паша тронул его за плечо. – Поехали в аэропорт, а то ты мимо метро прошёл.

– Что? Аэропорт? – Антон словно спал, а теперь неожиданно проснулся.

– Да, летим в Ванкувер. Забыл?

– Точно. Пора, да, – он растерянно оглянулся и поспешил за Па, стремительно спускающимся в подземку.

Антон окончательно пришёл в себя только когда самолет оторвался от земли. Паша выкупил все соседние места, так что летели с абсолютным комфортом, почти в приватной обстановке. Плюс ночных перелетов – большая часть пассажиров спит.

– Па, расскажи, что дальше у вас с Го было.

– Ты всё ещё настаиваешь?

– Да. Говори подробно, каждую мелочь.

Паша подозвал стюардессу, попросил принести им кофе и чего-нибудь крепкого, уселся поудобнее и внимательно окинул взглядом Майки.

– Ладно.

Па

Пока я не возьму меч, я не могу защитить тебя. Пока я держу меч, я не могу обнять тебя.

(аниме “Блич” (“Bleach”))

В ту ночь я больше не видел Го, спокойно отработал смену до конца, на пару с товарищем вытащил несколько парней в отключке, и только тогда смог уйти домой. Когда работаешь ночами, на светлое время суток смотришь совершенно иначе. Становится непонятно, как люди могут рано вставать, зачем спешат куда-то даже в выходной, если есть возможность жить так, как тебе удобно. Если очень захотеть, то ночь можно устроить и среди бела дня. Собственно, так я и поступил, когда оказался дома: опустил жалюзи, задвинул черные шторы, чтобы ни один, даже крошечный лучик света, не проникал внутрь, и лёг спать. Очень хорошо помню, что в тот день я засыпал не то, чтобы счастливым, а крайне умиротворенным: не нужно никому писать и звонить, рассказывать как прошла смена, знакомство с Го обещало что-то совершенно новое и крайне интересное. Мне казалось, что жизнь в кои-то веки налаживается, я был уверен, что делаю всё правильно.

Как обычно, ровно в 17-00 прозвонил будильник, я быстро собрался и почти побежал в качалку. Отключить голову, набраться сил – самое то. Гриша, конечно, будет опять пыхтеть, что после тату стоит несколько дней воздержаться, но я так привык. А сейчас, на волне неожиданной, почти подростковой эйфории от надежд на ближайшее будущее, меня несло вперёд с огромной скоростью – будто все границы исчезли, и я стал свободен. Вот с этим ощущением полёта я два часа тягал железо с небывалым остервенением, остался абсолютно доволен собой, забежал перекусить по дороге и был на работе раньше обычного.

Воскресенье – тоскливый день, и смены всегда такие же. Полупустой зал, публика в основном взрослая и серьёзная, даже тихая, я бы сказал. В основном приходят те, кому в понедельник никуда не надо – люди свободные, знающие цену своему времени. Они много пили и много разговаривали, тихо, обстоятельно. И девушки сопровождали их более чем интересные – такие же умиротворенные и расслабленные, практически весь вечер проводящие в тени на танцполе или у бара, перекидываясь полупустыми фразами друг с другом. И мне в такой обстановке работалось очень сонно и размеренно, я погружался в свои мысли, изредка отмечая смену лиц у стойки.

Где-то ближе к пяти утра ко мне подошёл администратор:

– Паш, народу почти не осталось, иди-ка домой. Ты отлично поработал на неделе, отдыхай.

– Ладно, спасибо, – я, в принципе, мог бы остаться и до закрытия, но работы действительно почти не было, мой напарник вполне справится один.

Я переоделся, накинул куртку, переложил сигареты в карман и вышел на улицу. Всё ещё морозит, декабрь выдался по-настоящему зимним. Темно, небо чёрное-чёрное, как мои шторы. Я надел капюшон и закурил.

– Доброе утро, – раздался откуда-то сбоку знакомый голос. Что?

– Утро… – я с удивлением увидел Го, когда обернулся. Она стояла недалеко от входа в “Башню” и улыбалась. Куртка распахнута, волосы собраны в смешной хвостик на затылке. – Ты как здесь?

– Мимо проходила, решила заглянуть. Поделишься? – она подскочила ко мне и выхватила из рук сигарету, с удовольствием затянулась, даже глаза чуть прикрыла.

– Да… – запоздало ответил я. – И долго ты тут?

– Не-а, только пришла.

– Совсем не спишь по ночам? – я продолжал наблюдать, как она вкусно выкуривает мою сигарету, стряхивает пепел на снег и загадочно разглядывает мир вокруг.

– Иногда сплю. Ты, вон, тоже не спишь.

– Я работаю.

– Ага.

– Может, пройдёмся? – мне в голову не приходили никакие дельные мысли. Я так хотел оказаться рядом с Го не в клубе, а в другом месте, что теперь, когда желание сбылось, растерялся.

– Пошли.

Она бодро развернулась, выбросив сигарету и просто пошла вперёд. Я поспешил за ней, поравнялся и с осторожностью положил руку на плечо. Го едва заметно улыбнулась, но ничего не сказала. Ветер раздувал полы её расстегнутой куртки, но она не реагировала, мне же было довольно прохладно даже в тёплой одежде.