Проклятый граф. Том II. Призраки прошлого

– Нет смысла беспокоиться, – коснулся уха Татьяны теплый шепот, и девушка, бросив мгновенный взгляд на своего утешителя, слабо улыбнулась.

Тем временем, Эрик уже успел развернуть Луизу боком к дверям замка. Сейчас, когда мерзкая девица предстала в поле зрения находящихся в замке молодых людей, замысел графа стал более очевиден, а вместе с ним обрели большую ясность и слова хранителя памяти.

Луиза, как бы ей не хотелось этого, и как бы сильно не прельщала ее живая и теплая кровь стоящей в холле девушки, не могла бросить своего противника и попытаться атаковать замок. В глазах ее, налившихся кровью и, казалось, даже изменивших цвет на бордово-алый, застыл, словно клеймо, четкий и ясный приказ Альберта справиться с хозяином замка. Когда маг успел отдать его, было неизвестно, ибо никто из присутствующих не помнил подобной фразы из его уст, но на лице его послушной собаки, домашней гадюки, словно вывезенной сюда из песков Калахари, он читался словно напечатанный крупными буквами.

Эрик, вероятно, понял это уже давно, быть может, в тот миг, когда начал менять собственное положение, и на этом же понимании основал свой хитроумный план. Впрочем, нельзя сказать, что только на этом.

Взгляд молодого графа на несколько мгновений метнулся вниз, словно ища что-то в траве, но вскоре уже вновь вернулся к бросившейся в очередной раз в атаку Луизе. Что искал молодой человек наверняка сказать было трудно, тем более, что из холла замка трава под ногами последнего просматривалась отнюдь не так хорошо.

Эрик снова оттолкнул хищницу и, продолжая менять положение, словно стараясь изменить угол направленных на него атак так, чтобы в конечном итоге они задели и Альберта, чуть переступил по траве. Маг, не сводящий с него взгляда, заинтересованно прищурился.

Примечательно, что за время, затраченное на поединок, никто из непосредственных неприятелей графа не произнес ни единого слова.

Ричард, стоящий в стороне, скрестив руки на груди, изо всех сил старался сделать вид, что происходящее его никоим образом не касается, однако, бросаемые им периодически на блондина то одобрительные, то сочувствующие взгляды, яснее слов говорили об обратном; Альберт предпочитал играть роль безмолвного наблюдателя; Влад же, замерший в своей незримой клетке и вовсе обращал больше внимания на названную сестру, то ли поддерживая ее, то ли, напротив, молчаливо осуждая.

Эрик, не сводя взгляда со своей противницы, сделал еще один шаг по траве, и… неожиданно упал, очень явно оступившись на чем-то. Произошло это столь мгновенно и в то же время так внезапно, что наблюдатели, как с одной стороны, так и с другой, опешившие от случившегося, даже не успели толком осознать его причины. Только Луиза, разум которой находился сейчас не в ее подчинении, не выказала ни малейшего недоумения, не показала ни капли растерянности, только злобно ухмыльнувшись. Такая реакция, как поведение самого, что ни на есть, злобного и непримиримого врага, была понятна – упавший навзничь противник, на несколько мгновений явственно лишенный возможности оказывать сопротивление, был просто подарком судьбы.

Луиза метнулась вперед, словно камень, выпущенный из пращи. Татьяна в замке невольно зажмурилась, – хоть и сильна была ее уверенность в том, что молодой граф одержит верх, что не позволит какой-то мерзкой твари одолеть себя, страх за него все же был не менее силен, а сложившаяся ситуация лишь упрочивала его.

Она бы так и стояла, затаив дыхание от ужаса, крепко-накрепко зажмурив глаза и вцепившись в руку стоящего рядом хранителя памяти мертвой хваткой, если бы неожиданный звук, раздавшийся извне, не вынудил ее, вздрогнув, неуверенно разомкнуть веки.

Изумленный вскрик, явно женским, вновь на краткое мгновение лишившимся всех звериных интонаций, голосом, сорвавшийся на сиплый, булькающий хрип, позволял просочиться сквозь страх надежде на то, что с графом де Нормонд все в порядке.

Открыв же глаза, Татьяна сумела убедиться в этом воочию.

На небольшой плоской площадке перед замком, покрытой изумрудной, вновь ярко освещенной солнцем травой, разыгрывалась довольно ужасающая и, надо сказать откровенно, не самая приятная сцена.

Луиза, бросившаяся вперед в явной надежде покончить со своим противником, по совместительству являющимся еще и хозяином замка, на который так целился Альберт, сейчас нависала над ним, не в силах двинуться ни вперед, ни назад. Из спины ее торчал, пробив насквозь грудную клетку чуть выше солнечного сплетения, неизвестно откуда взявшийся, окровавленный деревянный кол. Противоположный его конец сжимал обеими руками Эрик, глядящий на противницу холодно и жестоко. Кровь, стекающая вниз, скользила по дереву и пачкала руки блондина, однако он, казалось, даже не замечал этого.

Луиза дернулась, пытаясь освободиться от оказавшегося столь смертоносным куска дерева, зарычала, захрипела и… внезапно отлетела в сторону, буквально скинутая с пронзившего ей грудь кола.

Эрик, только что столь нетривиальным способом избавившийся от нависающего над ним и тем самым ограничивающего свободу движений, тела, медленно поднялся на ноги.

Татьяне, не сводящей с него глаз, неожиданно стало страшно. Уж на что, как ей казалось, она успела привыкнуть к не особенно частой смене настроений графа, на что спокойно реагировала на периодически вновь вспыхивающий в его глазах холод трехсотлетнего забвения, но таким ей видеть его еще не доводилось.

Вообще, как сейчас осознала девушка, перед ней блондин никогда не представал злым или, тем более, ненавидящим, желающим кому бы то ни было смерти; самым страшным, что он демонстрировал ей было раздражение, но это, в свете происходящего сейчас, вполне можно было пережить.

Граф де Нормонд тяжело шагнул вперед. Светлые волосы его, так и не привыкшие вновь лежать в аккуратной прическе, растрепались; рубашка немного съехала на бок, кое-где на ней явственно выделялись кровавые пятна; на щеке красовалась длинная царапина. Когда хозяин замка успел получить ее, было непонятно, однако же, это сейчас интересовало, пожалуй, всех присутствующих, едва ли не в последнюю очередь. Серые глаза молодого человека, обычно такие спокойные, за последнюю неделю приобретшие оттенок почти умиротворения, сейчас пылали яростью, ненавистью, заливающей темным светом все лицо графа, накладывая отпечаток жестокости на его черты. Руки его уверенно сжимали уже испачканный в крови кол.

Луиза, чей разум все еще должен был пребывать под контролем мага, а, быть может, и вовсе давно уже переставшая мыслить самостоятельно, взглянув на приближающегося к ней человека, вдруг испытала страх. Он очень ясно отразился в ее красных от жажды крови глазах, промелькнул в уголках едва заметно дрогнувших губ и, наконец, выразился в попытке отползти назад (ибо стоять она, раненая, уже не могла) и жалобном хриплом шепоте:

– Хозяин… хозяин, помоги…

Альберт широко улыбнулся. По лицу его, по общей небрежной позе, можно было сделать вывод, что мужчина смотрит скорее развлекательное шоу, нежели любуется разыгрывающейся на его глазах сценой кровавой мести.

– Ты мне не интересна больше, Лу, – очень ласково и мягко проговорил он, поднимая взгляд от лежащей на земле союзницы к успевшему подойти мстителю.

Граф де Нормонд занес кол.

– За родителей, – пронесся над холмом его тихий, как ветерок, шелестящий в кронах деревьев, шепот. Кол опустился, пронзая плечо девицы, пригвождая ее к земле.

Раздался короткий, вмиг сорвавшийся на кашель крик. Луиза заметалась, силясь спастись, ведомая сейчас уже не волей мага, а древним, как мир, инстинктом, стремлением выжить любой ценой.

– Ричард! Ричард… – умоляюще застонала она и, переведя взгляд на оборотня, протянула к нему пока еще здоровую руку, – Рене…

– Отвали, – холодно отреагировал тот и, сморщив не до конца пришедший в норму нос, отвернулся. Видимо, симпатии и интереса к этой девице он испытывал не больше, чем Альберт.

Окровавленный кол с тихим чавканьем вырвался из земли и тела несчастной пешки хитроумного мага и снова взмыл вверх.

– За Луи, – снова накрыл окрестности кажущийся невероятно тихим голос молодого графа. Сейчас он был страшен. Опустившийся на одно колено, опираясь сбоку от жертвы на землю, находящийся теперь довольно близко к ней, молодой граф казался воплощением обуревающих его чувств, олицетворением жажды мести, жажды крови, ожившей холодной ненавистью и бешено горячим гневом. Лицо его, испачканное брызнувшей в миг предыдущего удара, кровью, словно бы окаменело; в глазах, в действиях, во всем существе, не осталось ничего людского, – сейчас это был монстр, лишенный всех человеческих чувств, лишенный жалости и ведомый лишь желанием отомстить.

По губам Альберта, наблюдающего за происходящим с нескрываемым интересом, змеей скользнула странная насмешливая улыбка.

Татьяна в замке, теряясь в обуревающих ее чувствах, сжала губы, не в силах отвести взгляд.

Кол снова опустился, пронзая на сей раз другое плечо девицы.

Она опять попыталась закричать, сорвалась на жалкий, булькающий стон и запрокинула голову.

– Влад… – взгляд ее был устремлен к потрясенному Цепешу, который сейчас, похоже, не сумел бы сдвинуться с места, даже если бы не был ограничен невидимым барьером, – Братик… Помоги…

– Братик? – Эрик, услышав это обращение, чуть сузил глаза, – Не смей произносить этого слова, ты не знаешь его значения! За Романа!

Кол вновь взметнулся и опустился на сей раз практически без задержки, пронзая горло лежащей на земле девицы.

Роман в замке, услышав произнесенные братом слова, чуть выпрямился. Неизвестно, что сейчас в большей мере испытывал юный виконт – гордость ли за брата, жалость ли к бывшей пассии, – лицо его не отражало ровным счетом ничего, кроме напряженного созерцания.

Говорить Луиза больше не могла, – граф де Нормонд, нанося последний удар, повредил ей голосовые связки. Кол вошел несколько под углом, пронзая шею, горло наискосок, спускаясь куда-то к трахее и, возможно, задевая какие-то немаловажные вены и артерии, однако девица все еще была жива. Шевелить головой, пригвожденная к земле столь жестоким образом, она больше не могла, посему взгляд ее был прикован теперь только к тому, кому когда-то она, не задумываясь ни о чем, ведомая лишь приказом мага, сломала жизнь, к тому, от кого теперь зависела ее жизнь и кто намеревался ее оборвать.

Эрик рванул кол, на мгновение высвобождая свою жертву, и занес его в последний раз. Он не говорил ни слова, смотрел лишь в глаза распластавшейся на земле, истекающей кровью девице, твари, давно утратившей даже право зваться человеком, и окружившая холм тишина, казалось, вторила его мыслям.

В этой тишине особенно громко, жестоко и неприятно прозвучал хруст сминаемых костей. Опустился кол, пронзая на сей раз череп, пригвождая уже безжизненное тело еще плотнее к земле, чем прежде, и над холмом разнеслись прощальные слова молодого графа, которых Луиза уже не могла слышать:

– За меня…

Все было кончено.

Никто из наблюдателей, созерцавших происходящее со все возрастающим и внезапно оборвавшимся при виде столь предсказуемой, но ужасной развязки, напряжением, не решался произнести и слова. Даже Альберт, наблюдавший поединок с застывшей и совершенно очаровательной, бездушной и жестокой улыбкой на устах, к концу его как-то посерьезнел и сейчас внимательно следил за действиями молодого графа.

Эрик, по сию пору нависавший над жертвой, опершись одним коленом на землю, медленно поднялся, неторопливо выпрямляясь. Лицо его не выражало сейчас ровным счетом ничего, однако, где-то в глубине вновь на некоторое время похолодевших серых глаз плескалось нескрываемое сожаление о собственной, проявленной только что жестокости. Оставляя кол вонзенным в череп девицы, он сделал несколько шагов назад, приближаясь к замку и как будто специально предоставляя Альберту и Ричарду возможность рассмотреть дело его рук. Влад, которого маг практически закрывал спиной, пораженный, потрясенный и растерянный, сейчас в расчет особенно не принимался.

Ричард, мельком глянув на распростертое на земле тело, брезгливо сплюнул в сторону и, сунув руки в карманы, вызывающе воззрился на хозяина замка.

Маг же, привлеченный случившимся гораздо больше, уверенно шагнул вперед.

Эрик, хмуро наблюдая за его приближением, отступил еще немного, не то желая сам оказаться под защитой замка, не то намереваясь защитить свою вотчину от вероятной попытки нападения.

Альберт, приблизившись к мертвому телу своей подручной, с интересом оглядел его и, протянув руку, легко провел кончиками пальцев по верхушке вонзенного в него кола.