Скажи, зачем?..

– Вчера, говоришь?

Разговор становился бессмысленным. Я принесла сумочку и выложила перед ним билет, командировочное удостоверение и загранпаспорт. Внимательно все рассмотрев, он с интересом уставился на меня:

– А Слесарева откуда знаешь?

– Я сдавала квартиру, в бюро ему дали мой адрес. Договор показать?

Мне не хотелось вмешивать Галку в эту темную историю.

– И ты не знаешь, где он?

– Он не оставил ни письма, ни записки. Наверное, где-то задержался? Но на фирме-то должны знать.

Один из парней зло хмыкнул:

– Ага, фирма: он да три дуры.

– Послушайте, мне безразлично, какие у вас с ним дела, отчего вы его ищете, может, и не вы одни – это ваши проблемы. Единственное, что могу сказать: если вас интересуют его бумаги, они должны быть в кабинете, хотите – забирайте.

Старший кивнул:

– Мы все проверим.

– Как знаете.

Троица протопала в кабинет, но почти сразу один из парней вернулся:

– Сумка нужна.

Я безропотно принесла из кухни хозяйственную сумку. Однако одиночество мое и на этот раз оказалось недолгим – явился старший. Он прошелся по комнате, потом остановился передо мной и спросил без всякого интереса, просто из врожденной вежливости:

– Много заколымила?

Я пожала плечами, достала из сумочки справку о переводе денег в Сбербанк и протянула ему, он пробежал ее глазами и бросил на стол:

– Неплохо за год.

– За четыре, – уточнила я.

– Что? – изумился он. – И чего было так далеко ехать?

Мне стало смешно: лунатик, ей-богу.

– А вам известно, сколько преподаватель получает здесь?

Он оглядел комнату:

– Ну, живешь ты неплохо.

– Чтоб вы знали: здесь нет ни одной моей вещи. Кроме книг, конечно.

Он с удивлением уставился на меня:

– А яснее.

– Можно и яснее: вот это все приволок сюда Слесарев, и где мое, я понятия не имею, хотя очень хотела бы выяснить. Так что поверьте: не только вы ждете его с нетерпением.

На пороге появились бритые качки:

– Там готово.

Я собрала бумаги со стола:

– С вопросами – на кухню.

Обыск продолжался еще часа полтора; я слышала, как они двигали мебель, простукивали паркет, стены и пол в ванной, потом я вернулась в гостиную, а они занялись кухней. В общем, работали они аккуратно – ни вспоротой обивки, ни битых горшков. Босс вошел следом за мной.

– Говоришь, он здесь порядок навел?

– Да, и решетки, и двери – все.

– А ключи? Как ты вошла?

– На работе нашлись запасные. Слушайте, я не знаю, кому он еще нужен, но, пожалуйста, передайте, чтоб меня больше не дергали. Вы же здесь все проверили.

Старший ухмыльнулся:

– Боишься?

Я на минуту задумалась.

– Как сказать? С одной стороны, если за барахлом придут – в счет долга там или не знаю, чего – так пусть забирают, оно не мое. А с другой стороны, сами посудите: приятно ли, когда у тебя дома кто-то хозяйничает? Если честно, я человек созерцательный, покой люблю.

Он смотрел с любопытством почти детским, и меня это почему-то опечалило: подумалось вдруг, что вряд ли это последняя наша встреча. Да, гармонии в мире маловато. Надеюсь, мой взгляд был чист и бесхитростен, во всяком случае, он махнул рукой:

– Ладно.

И они ушли. Уснула я все же со снотворным.

Утром приехала Юлька, чертыхаясь выслушала мой рассказ и неожиданно предложила:

– Хватит тебе в этом вариться, давай лучше махнем на пару неделек на Алтай, а то ведь лето кончается.

Могла ли я отказать? В Майме на берегу Катуни в беленом доме жила Ольга Андреевна, любимая Юлькина тетя Оля. Без долгих проволочек мы загрузились в Карлу – Майка ехать отказалась – и вечером пили чай на веранде, благоухающей донником.

А потом полетели счастливые дни, когда мы таяли под горячими лучами на галечной отмели у стремительной Катуни, рыбачили вместе с Юлькиным одноклассником Бусей, неделю до того отмечавшим с друганами влазины лохматого Бурана в новую будку, варили на костре «тройную» уху и ездили в бор за грибами на раздолбанном Бусином мотоцикле с коляской – иными словами, вели ту жизнь, о которой в городе можно было только мечтать. А еще были тети Олины пироги, малина, чай с баданом и ароматными травками, разговоры за обеденным столом. Милая хозяйка, всю жизнь проработавшая в сельской библиотеке, была женщиной несуетливой, по-провинциальному – то есть, по-настоящему, не по верхам – начитанной, с ясным взглядом на мир: она поражала меня способностью радоваться каждому дню, и когда однажды я спросила, не скучно ли ей жить одной, она лишь покачала головой:

– Что ты! Надя вот к себе в Омск зовет, только что мне у них делать? И так там все углы заняты, на недельку погостить – еще куда ни шло, а насовсем… Там свои порядки, подстраиваться придется, а мне это зачем? Нет, на старости лет нужно иметь свою крышу над головой. Здесь я себе хозяйка и, когда можется, без дела не сижу, а, когда неможется, и отдохнуть прилягу, никого не побеспокою. И на шее ни у кого не сижу, сама им с пенсии подкидываю, когда просят.