Правило игры

– Но чем я…

– Фогельберг собрал эти деньги, чтобы заплатить тому, кто избавит город от колдуна, – сказал Вольга. – Вы уйдете, и колдуна не будет. Все честно. Эйнар, поднимайся. До Стенстранда теперь придется идти полями, а это дольше, чем по дорогам.

Собирались, поднимались. Вольга задумчиво покусывал травинку.

– А Али действительно был замечательным лекарем, – сказал он вдруг, улыбнувшись.

В Стенстранде Эйнар потолкался по кабакам, потолковал с земляками и уже к вечеру подрядил лысого, как церковный колокол, кормщика Льота перевезти на остров четырех странников.

Путь через пролив Бергельмир был недолог. Эйнар на правах нордра, а значит, опытного морехода, затесался к Льоту на корму и степенно бубнил о том, как легко нынче стало ходить с Ринка на Окаян. Тинггард прямо напротив Стенстранда стоит, не то, что раньше, при герумах, когда приходилось тащиться по воде вдоль берега острова до Хофенштадта, а потом возвращаться по земле. Кормщик соглашался. Ни власти герумов, ни прежнего пути ни один из собеседников не помнил, но ворчали со вкусом.

Может быть, Иоганнес Верде мог бы рассказать что-нибудь о давно минувших днях, но старый книжник тихонько сидел у борта, скатавшись в один ком со своим драгоценным мешком, и следил только за тем, чтобы остроносый Лит не высунулся из-за пазухи.

Перед вечерней зарей странники стояли на пристани в Тинггарде.

Тучи, густо клубившиеся с самого дня отъезда из Лагейры, вдруг раздвинулись, словно небо улыбнулось. В просвет хлынули лучи вечернего солнца. Окаян встречал странников.

– Эх, хорошо, дети мои! – благодушно прогудел Эйнар, годящийся Вольге по меньшей мере в сыновья, обнимая спутников за плечи.

Глава 6

Коль на ярмарку пришли —

так гуляйте, —

Неразменные рубли

разменяйте!

    В. Высоцкий

Прибрежный окаяновский ветер смеется, встречая. Заждалась. Да, заждалась, потому что прибрежный ветер на Окаяне похож на женщину. Веселую, беспутную и беззлобную. Она тормошит вернувшегося друга, забравшись под плащ, прижимается к телу, шарит в поисках подарка, ерошит волосы. Она может отхлестать по щекам и тут же ласково прильнуть к плечу. Она рада, что наконец-то вернулся друг, равный ей во всем. Такой же свободный, такой же бессмертный, такой же бездомный.

Здравствуй, прибрежный ветер острова Окаян!

В Тинггарде первым делом нашли дом Снорри Свенсона. Здоровенный бородач, больше похожий на наемника, чем на звездочета-книжника, встретил учителя радостным ревом и растопыренными руками.

Покуда дюжий детина давил старика в почти сыновних объятиях, Вольга дернул за рукава Эйнара и Гризельду, и вся троица тихонько убралась в ближайший проулок.

Тинггардская ярмарка не затихает круглый год. Пахарей и огородников сменяют охотники и углежоги, вслед за ними по весне появляются торговцы всяческой земледельческой утварью, потом ягодницы с ранним урожаем, и снова те, кому служит плодородная земля. А добрый топор от мастеров с Седой Бороды или же тонкое полотно искусных ткачих из Льнушек может понадобиться в любое время.

Раз в год, осенью, в Тинггарде собирается большая ярмарка, куда съезжаются люди со всего Окаяна, а больше всего является нордров. Не только торговые дела свершаются тогда между возов и лавок с товарами. Могучие бонды говорят с самим эрлом, правятся суды, разрешаются распри, молодые парни, мечтая попасть в хирд вождя, похваляются молодечеством.

Сейчас ярмарка пожиже, в полную силу еще не вступила, но все равно суетная, шумная, многолюдная.

Эйнар сразу заявил, что у него-де дела и сгинул в пестрой толчее. Ну и ладно. Вольга вспомнил, что Гризельде нужно подобрать оружие по руке, и позвал идти в лавку знакомого мастера.

На Окаяне нордры, смолены и герумы хоть и живут наособицу, но друг друга не чураются, а меж язычниками из разных племен и свадьбы не редкость. А уж на ярмарке…

Гризельда шла рядом с Вольгой. Вгрызалась в огромное – в руку не взять – неимоверно вкусное яблоко и во все глаза смотрела по сторонам. Все на ярмарке было принцессе интересно, все в новинку. Отстать и заблудиться она не боялась, в нужный момент рука Вольги подхватывала под локоть и направляла.

– Смотри, водяной! – Вольга тихонько указывал на ничем не примечательного мужичка, приценивающегося к кулю ржи. Борода его грозно торчала на две стороны, а с левой полы кафтана капала вода. Наверное, облился чем-то и не заметил. – Цену низкую дает, хорошо, урожай добрый будет.

– Барек идет. Почему «в платье»? Это халат называется. А на голове у него чалма. Ее чужому размотать все равно, что нордру ус отрезать, – обида непрощаемая.

– Репа это. Никогда прежде не видела? Нет, не на деревьях, в земле растет…

Много чего дивного и занятного увидела Гризельда, прежде чем дошли до лавки оружейника.

Звякнул колокольчик над дверью. Странно как-то звякнул, без веселой звонкости.

Сперва Гризельде показалось, что хозяина в лавке нет. Только оружие. Одну стену занимали мечи. Длинные, средние, короткие, узкие, широкие. Один воистину богатырский клинок, небрежно прислонившийся в углу, был, похоже, с Гризельду ростом. Как дети, обступившие степенно беседующих о своем воителей, отирались среди мечей кинжалы и ножи. У другой стены толпились глефы, копья, алебарды, топорщили страшные рога протазаны. Тут отдыхали луки со снятыми тетивами; парящими птицами смотрелись арбалеты; кольчуги, панцири и шлемы ждали будущих владельцев.

– Поздорову ли, Ратибор Добрынич? – спросил у лавки Вольга.

– Поздорову, поздорову, – проскрипела в ответ одна из алебард. Качнулась крюком вперед, встала посреди лавки, человеком оказалась. Высокий, тощий. Нос хищным клювом книзу загнут. Оружейник.

Гризельде вдруг подумалось: если бы ей вдруг потребовалось описать оружейника, не кого-то, названного по имени, а оружейника вообще, первое, что сказала бы, – бесстрастный. Другой купец аж из лавки своей выскочит, прохожего за полу поймает, к себе затащит, час трепать будет, а заставит товар купить. А этот затаился среди оружия, если б Вольга не поздоровался, вовсе б, верно, не показался.

Вспомнился мастер Бартоломью, придворный оружейник, неизвестно откуда пришедший в Лагейру. Молчаливый щуплый старичок, тюкающий своим маленьким молоточком, похожий на призрачную моль, никогда не повышающий голос на помощников, учеников и подмастерьев, но оставляющий на запястьях нерадивых несходящие по месяцу следы тонких пальцев. Старые опытные вояки высоко ценили оружие, знавшее прикосновения мастера Бартоломью.

– Чего надо-то? – не слишком любезно поинтересовался тинггардский оружейник. – Деревяхе твоей погибели нет, и не думай. Неужто надоела? Нож новый нужен? Или о луке призадуматься решил?

– Нет. В путь собираемся. Ей, – Вольга указал на Гризельду, – оружие нужно.

Заявись кто с подобной просьбой в кузницу мастера Бартоломью, придворный оружейник сперва помолчал бы, давая дерзким возможность самим оценить всю меру их глупости и сколь можно достойно отступить. А после ядовито посоветовал бы возжаждавшей владения доброй сталью девице срочно поменять кавалера, ибо тот, кто не способен защитить женщину и позволяет ей самой браться за оружие… Ох, лучше не продолжать! В Дракенцане шутили, что мастер Бартоломью никогда не пользуется едкими зельями, а самолично облизывает новые клинки языком, вытравливая на них затейливый узор.

Тинггардский оружейник просьбе не удивился.

– Ну, меч ей, положим, не нужен, – раздумчиво протянул он. – В ближний бой ты ее все равно не допустишь. Из-за куста прикроет? Самострел дам. Эй, воительница, хочешь самострел?

Самострел? Это что ж такое? Гризельда на всякий случай покосилась на Вольгу. Тот кивнул – соглашайся, мол.

– Да.

Загадочный самострел оказался обычным арбалетом. Только маленьким каким-то, с виду не грозным.

– В войну на острове было неспокойно, – сказал Вольга. – Бывали дни, когда на стены осажденного города выходили все его жители. Обычный боевой самострел слишком тяжел для женщины или ребенка. Этот с тех времен.

– Точно! – подтвердил Ратибор Добрынич. – Сейчас-то такой редко кому нужен. Несут, отдают. Я берегу. Не услышь Чернобог, опять… А ты, девонька, не стой. Сможешь сама самострел натянуть да выстрелить, признает он тебя – твоим будет.

Вышли на задний двор. Там стояли в ряд кряжистые колоды, обтянутые старыми, ни на что больше не годными бронями – оружие испытывать.

Встав у глубоко пропаханной в земле черты, Гризельда примерилась к арбалету. Тетива рукоятью как сама натянулась, болт лег ровно. Девушка прильнула щекой к арбалетному ложу. Вон в ту корягу выстрелю, с задранной вверх веткой…

…Шум. Штурм. Только успевай укрываться от стрел за зубцом крепостной стены, сжимая в руках новенький маленький – иной не по силам – самострел с уже взведенной тетивой.

В десятке шагов, – а показалось, совсем рядом, – ударилась о край стены осадная лестница. И сразу соскочил с нее громко орущий воин. На пути ему попался человек в барекском халате. Он помогал раненым. Враг схватил его, сорвал с плеча чужеземца сумку. Сверкнул над испуганно сжавшимся лекарем занесенный меч. Пальцы сами спусковой крючок дернули…