Оценить:
 Рейтинг: 0

Правило игры

Год написания книги
2020
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 13 >>
На страницу:
7 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Захлопывающиеся двери в этом доме не стучали.

Гризельде стало страшно. Сколько еще ниоткуда возникающих дверей надо открыть, чтобы выбраться из колдовского коридора? Что еще предстоит увидеть? Что здесь явь, а что морок?

Ладони толкают новые створки…

Прохладный предрассветный воздух в лицо. Окно.

Ночь сдавала караул утру. Город словно залила сизая вода, размыла очертания, изменила цвета. Лепестки шиповника казались голубоватыми или бурыми. Поджарый седой волк словно плыл в тумане меж колючих кустов прочь от дома Магдалены. Это было красиво и пронзительно печально.

– Каждую ночь это окно открыто, – раздался рядом голос ведьмы. – Он знает это. Знает, что сейчас я стою и смотрю на него. Но он не поднимет глаз.

Магдалена стояла рядом. Величественная осанка, руки переплетены на груди. Изумрудно-зеленое платье она сменила на белое. Статуя из серебра и золота, созданная искусным мастером из древней легенды. Всем хороша была рукотворная жена кузнеца, кроме одного – не было в ней жизни.

– Это было давно, – говорила Магдалена, не глядя на Гризельду, словно обращаясь к кому-то, кто слушал ее за окном. – Не настолько давно, чтобы забыть, не думать, но и не так близко, чтобы это еще могло причинять мне боль. Вольга прав, я родилась много после войны. Мои родители были лорейнскими дворянами. Древность герба и бедность – что еще нужно семье для непомерной гордыни? Сколько помню, родители всегда искали мне жениха. Он должен был быть богат и достаточно знатен, чтобы породниться с нашим семейством. Я была единственной дочерью, и меня хотели продать как можно выгоднее. Они были так заняты этим, что вспоминали обо мне, лишь когда товар надо было показать на очередном турнире или выезде. Я часто сидела со слугами. Нравы людской просты. Кухонным девкам и псарям не приходило в голову, что господская дочка может увидеть и услышать что-то, о чем до поры должна пребывать в целомудренном неведении. Я знала много, но хотела большего. Мои родные и представить не могли, как я распоряжусь своим правом приказывать. Любопытство губительно для юных дев из благородных семей. Страшней его только неосторожность. Опозорившую семью дочь сослали в монастырь. Придирчивые старые монахини, следящие за каждым шагом, невозможность делать то, что хочется, уродливая ряса вместо платья. Лучше бы меня погребли заживо! Но они были слишком увлечены мессами, эти благочестивые клуши. Или же красотой, умом и красноречием отца Августина, проповедника из Хелберга. И никто из них не мог подумать, что из монастыря можно сбежать, пренебрегши воскресной службой. Я была хитра, но глупа. Не знала жизни за стенами замка и обители. Думала, что всякий смерд, узнав о моем благородном происхождении, падет на колени и будет почтительно ждать приказаний. Цветок из баронского сада, брошенный на большую дорогу… Даже ночи не продержалась. Их было трое, и когда я закричала, что я дочь барона, они ответили, что в Ротрунге продадут меня в бордель для благородных. Но до Ротрунга мы не дошли. Где ты встретила Вольгу? В трактире? Если бы он только захотел, все богатства мира были бы его, почтительно принесенные и отданные прежними владельцами. Но Серебряное Пламя предпочитает, выйдя из леса, зарабатывать на жизнь тем, что поет по грязным кабакам или подряжается охранять купеческий обоз. У него даже гуслей своих нет, играет на том, что заваляется в кладовке у корчмаря… Место, где мы встретились… Жуткая харчевня, по крышу набитая всяким придорожным сбродом. Приличный человек к такой и близко не подойдет. Мои «хозяева» быстро напились и начали хвастать мной, кто-то потребовал показать товар лицом… Вольга тогда вступился за меня. Главарь хорохорился: «Понравилась девка, так купи и делай с ней, что хочешь! Или выиграй!» Разбойник оказался большим охотником до хитрой барекской игры на клетчатой доске. Предложил сыграть… На меня… Предложил смолену! Для этого племени женщины святы. Один с мечом против десятков – безумие, но Вольга мог ударить волшбой. Те, кто сумел бы спастись из этой проклятой корчмы, до конца дней своих рассказывали бы о вырвавшемся из ада яростном серебряноволосом демоне. А Вольга согласился играть… Маленькие черные и белые фигурки – крестьяне, солдаты, купцы, визири, даже благородный господин с госпожой, все они передвигаются по клеткам, сражаются друг с другом или просто стоят и ждут, пока два умных человека решат их судьбу. Обычно фигурок тридцать две. В тот раз их было тридцать три, со мной вместе. Вольга выиграл и только тогда положил руку на черен меча. Добыл невольницу в игре мудреной…

– Но ведь и смольская княгиня Карисса когда-то была рабыней… – осмелилась сказать Гризельда.

Магдалена резко, болезненно как-то рассмеялась.

– А, и ты знаешь эту историю! Впрочем, чему удивляться, у хороших баллад долгий век. А миннезингеры споют про кого и о чем угодно, лишь бы можно было вставить слова «любовь» и «подвиг». После войны все помешались на Окаяне. Имперские дворяне пытались заводить жен-смоленок – диковинка! Хорошо, что девушки с острова не настолько глупы. Историю Всеславича и Кариссы я узнала от своей няньки. Дура стоеросовая, ни одной сказки придумать не могла, что сама в молодости слышала, то и ребенку рассказывала. Откликнулись потом мне все эти разговоры про великую любовь… Да, эльна Карисса действительно была рабыней, и в день, когда князь Метель увидел красавицу на невольничьем рынке в Гайзе, ее продали в сераль эмира. Была еще одна встреча, уже во дворце. Эмир предложил отдать гостю новую наложницу, если тот сумеет одолеть пятерых его телохранителей. Не двигая по пестрой доске резные фигурки, когда нет разницы, судьба женщины на кону или золотая монета, а отбиваясь от пятерых опытных воинов-убийц, и после, когда эмир вздумал нарушить слово, прорываясь с дружиной из дворца, сквозь город к ладьям, – вот как князь Метель добивался свободы и счастья для своей Кариссы. Прозвище Семили-шайтан, Северный Дьявол, которым до сих пор на юге пугают непослушных детей, Метель Всеславич, десять лет гонявший бареков от Окаяна, пугавший басурманов в их же столице, заслужил за один день.

Магдалена замолчала. Губы ее дрожали, но не от боли или обиды, а, скорее, от гнева.

Пальцы ведьмы сжали рукав платья. Тонкая ткань пошла морщинами.

– Мы вышли в дождь. Стоял ноябрь, холодные ливни хлестали, почти не переставая. Вольга накинул мне на плечи свой плащ и взял за руку. Он спросил меня, куда я хочу вернуться. Возвращаться мне было некуда. Мы шли по мокрой скользкой дороге. Он держал меня за руку, очень бережно, но крепко. И пальцы были такие холодные… Мне хотелось их согреть.

Тонкие кисти сцепились в замок возле левого плеча.

– Он умеет распознавать тех, кто способен стать ведьмой. Моя сила оказалась врожденной. Вольга привез меня на Окаян. Потом я сидела на его гнилом острове, в насквозь продымленной избе местной колдуньи. Варварские названия трав, нежить… Я училась властвовать над знанием. А он приходил так редко. Если бы каждый день, когда мы были вместе, я нанизывала на нитку одну бусину, сейчас бы эти бусы душили меня. Да, мы любили друг друга. Недолго. Пока я не поняла, что не могу и не хочу больше сидеть на упырином болоте и ждать, пока лес и тени прошлого еще раз отпустят моего… Ни тогда, ни теперь не могла я сказать, кто для меня Серебряное Пламя. Мои годы уходили, и все меньше оставалось возможностей устроиться в нормальном месте. Я чувствовала, как утекает каждая секунда моей жизни. Да, колдуньи живут долго, и старость до конца не коснется ведающей, но кто подарит мне вечность? Чего ради я ждала? Я то плакала, то проклинала Вольгу, то умоляла не уходить. А он виновато улыбался и смотрел мне в глаза. Я кричала, что он нужен мне, а Серебряное Пламя отвечал, что еще он нужен Лесу и людям, которые пытаются выжить в этой чаще. И снова уходил – следить, чтобы Лес и люди не вцепились друг другу в глотку. И однажды я тоже ушла. Как он смел отпустить меня?!

Руки упали, пальцы сжались в кулаки.

За кустами шиповника раздался легкий шорох. Седой волк перемахнул через колючие заросли и, не спеша, потрусил к дому.

– Возвращается! – проворчала Магдалена. – К замку Дракенцан сбегал, огляделся, послушал, теперь душенька спокойна. Зверем обернулся, вынюхивал что-то. Незнакомец, отирающийся возле императорского дворца, подозрителен, другое дело бродячая собака. Редкий горожанин отличит волка от большого пса. Зверем-то перекидываться можно, это не волшба…

– Вольгу укусил оборотень? – решилась спросить Гризельда. Ссутулившаяся мрачная Магдалена наконец-то стала походить на человека, с такой и поговорить можно. Не то, что раньше, – статуя с живыми руками.

Ведьма усмехнулась.

– Нет. Люди присвоили себе право на знание, но не могут постичь даже простейших истин. Чтобы стать вервольфом – да и вообще кем-либо – надо хотеть этого. Вольгу вырастили оборотни. Вожака стаи он считает приемным отцом. Раньше в грудь каждого, кого убил Сер, Серебряное Пламя добросовестно вбивал осиновый колышек. А в войну он просто не успевал этого делать. И ни разу потом не встречал жертв вожака, ни в волчьем, ни в человеческом обличье. Вольга и Сер смешали кровь. В лесу иногда надо быть зверем…

Седой волк скрылся за углом дома.

– Иди спать, девочка, – устало сказала Магдалена. – Если ты и вправду решишься отправиться за Зеркалом Полночных Глаз, у тебя будет много дней, чтобы задавать вопросы, а вот ночей, когда ты сможешь без опаски уснуть под крышей, гораздо меньше.

Глава 4

Сдайся мечте невозможной,

Сбудется, что суждено.

    А. Блок

Тот, кто привык мерить жизнь дорогами, умеет ценить хорошего попутчика, легкую котомку, удобные сапоги. Все это Вольга чаял найти на лагейрском базаре.

Сапоги, котомку и все, что в нее будет положено, удалось сыскать быстро, а вот попутчика…

Вольга не надеялся встретить кого-нибудь из прежних соратников. Слишком давно не покидал он лес, а времени быстро надоедают его игрушки. Слишком далеко ушли вы от стоящего на обочине, верные спутники, веселые, бесстрашные, всегда готовые прикрыть спину, подать руку, те, чье оружие звенело в один голос с рорковым мечом. Искренние люди, повидавшие в жизни своей столько, что давно отвыкли бояться и богов, и человеков, и тех, кто отличен от них. Суровые воины, вдруг удивляющие добротой и участием. Удивительное племя, теперь, похоже, начисто сгинувшее с дорог Империи.

– Стой, стой, добрый господин! – канючит нищий. – Дай минутку на жизнь!

Охотно б дал, и не только тебе одному, щедро бы поделился. Но не наполнить своей кровью чужие жилы, не отгрызть, не отломать от проклятой вечности ни кусочка.

– Дай монетку на жизнь!

На…

– Серебряное Пламя! А тебе-то какой малины в этой дыре понадобилось?

К Вольге, мягко распихивая не успевших убраться с дороги лагейрцев, шел Эйнар Удача. Враль, задира и бабник Эйнар, чье слово, если уж нордра угораздило его дать, крепче булата его секиры. Тот самый, кто пять лет назад, будучи заключен в темницу в замке барона Стюрхофа, бежал оттуда, из вредности прихватив с собой опаснейшего еретика и колдуна, на которого палачи уже клещи калили, и кто потом три месяца шлялся с рекомым колдуном по дремучим лесам острова Окаян. Нечаянный герой, едва не ставший бургомистром вольного города Кальма, да пришлось уносить ноги от разгневанной родни хорошенькой дочки бондаря. Злодей, пройдоха, полуразбойник, верный друг Эйнар.

– Серебряное Пламя! – радовался русобородый здоровяк, не то пожимая руку Вольги, не то пытаясь начисто оторвать ее. – Это, брат, встреча! Наконец-то в этом скучном городишке появился человек, с которым не грех и кружечку поднять!

И сиял при этом вечно безденежный Эйнар куда ярче знаменитого зеркального щита легендарного Рагнара эрла.

– …Так вот, – рассказывал Эйнар Удача после пятой кружки, обсасывая соленый рыбий хвост и плотоядно поглядывая на пучок зеленого лука. – В жизни б я на этот кнорр не пошел, да очень кушать хотелось. На Окаяне сейчас тихо, хирды зевают да песни скальдов о былых подвигах слушают. На Смолене корабли строят, но только по-своему, я так не умею. На юг двигать неохота, вот и нанялся я на крутобокий парус ворочать. Ничего, от Лавбундвика до Круммбухта почему не сходить, забава одна. Харч в пути хороший был, и деньги купчина прямо в порту отдал, – все, что обещал. Я уж думал снова старика уважить, на его же кнорре обратно на Окаян вернуться, да вот беда со мной случилась. И как всегда, из-за сердца жалостливого. Вот веришь, нет, сколько раз зарекался людям добро делать, так снова. Помог одной вдове, бедной женщине, корзину с рынка донести. Возвращаюсь в порт – ни купца, ни кнорра. Спрашиваю: «Где?» Портовые отвечают: «Отплыл твой купчина, много чего хорошего о тебе говорил». Вот ведь чесалось ему, старому раку, подождать не мог, всего-то день… Ну два… Ну чего его за седьмицу-то заломало? И-эх!

Пиво из шестой кружки Эйнар заглотил залпом.

– Так что пришлось мне возвращаться к той доброй женщине, которой я помог донести корзину. А заодно наняться телохранителем к главе гильдии суконщиков, очень достойной даме!

– У суконщиков женщина верховодит?

– Не, борода какая-то драная. Я к нему телохранителем, а у него жена. К ней я тоже… Вроде тем же нанялся. Я ж не знал, что она дружит с моей вдовушкой. Хотя теперь уже вряд ли. Добрая женщина выбросила за порог мое барахлишко и сказала: «Убирайся, проклятый уб… э-э-э… о, отважный воин!» Так что я теперь без дома, постели и без звонких монет.

– А служба твоя?

– Да говорю ж, муж у нее. Скаредный старикашка! А вздорная баба из мести вякнула, что я, понимаешь ли, пялюсь на нее непочтительно. Гильдеец взъелся, пообещал мне скорую смерть, но, видно, до сих пор ищет наемника подешевле. Я уж думал, а не занавесить ли чем-нибудь рожу да не подрядиться ли убивать Эйнара Удачу? А то что-то не тянется за мной толпа доброго люда, желающего купить мою секиру. Слушай, Вольга, – Эйнар перегнулся через стол. – Я тебя знаю, ты ведь, волчара, просто так из своего леса не выйдешь. Наверняка опять во что-нибудь впутался. Возьми с собой, а? Возьми, пока я тут со скуки не удавился или вправду не пришиб кого.

В путь собирались седьмицы полторы. Приведенный Вольгой нордр Эйнар пришелся как нельзя кстати. Люди приметливы. Увидят девицу нордри с молодым смоленом – куда идут? Что родовичи их думают? Другое дело, если северный воитель с сестрой или ранней дочерью и смолен при них по своим делам собрались. Незаменимым помощником оказался Эйнар и на базаре. Гризельда опасалась выходить из скрытого зарослями шиповника дома, все, что нужно в дорогу, покупали Вольга и Эйнар. Нордр оказался знатоком тканей, украшений и прочих нужных женщинам вещей. Когда Гризельда благодарила, Эйнар радостно скалился, подмигивал и весело балагурил о том, что всякий отважный воин должен уметь сделать девушке подарок.

Гризельде новая одежда понравилась. Скромное с виду нордрское платье немаркого коричневого цвета радовало глаз затейливыми вышивками по вороту, рукавам и подолу. Поверх него надевалось что-то вроде передника – два полотнища, скрепленные на плечах брошами с вычеканенным узором. Полотно верхнего платья имело цвет бересты и выглядело опрятно. А главное, все было просторным, мягким, приятным. Не сравнить с платьями, носимыми в Дракенцане. Те, с тесными лифами на жестких прутьях и большими вырезами подходили разве что тонким придворным красавицам, считавшим даже чуть оттопыривающую платье грудь чем-то почти неприличным.

На плетеный поясок было удобно привязывать и нанизывать всякую необходимую в пути мелочь.

Сначала мешали непривычно открытые волосы, все время лезли в глаза. Но повязка, щедро расшитая смольским речным жемчугом и морскими ракушками, помогла справиться с этой бедой.
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 13 >>
На страницу:
7 из 13