Мосты в бессмертие

В хате было чисто прибрано, пахло свежим молоком и кровью. Гаша заметила на чисто выскобленном полу кровавое пятно. Рядом стоял таз, полный кровавых бинтов.

– Брату ногу миною выдирвало. Я його ликувала, але даремно. Все одно помер…[12 - Брату ногу миной оторвало. Я его лечила, но напрасно. Все равно помер… (укр.)] – пояснила Яринка.

* * *

Гаша не помнила, как провалилась в сон. В ушах набатом гремели разрывы тяжелых бомб. Она падала в днепровскую воду, коричневая муть застилала ей глаза, а в уши лез неумолчный грохот разрывов. И толчея, и давка на мостах, и сосущий голод, и неотвязная тревога, и постоянные поиски питьевой воды и пищи. А ей так хотелось еще хоть раз увидеть мать в длинном платье из тяжелого шелка, в шляпке с вуалеткой на изящно уложенных волосах, веселую и беспечную. Услышать «Дунайские волны» в исполнении Киевского симфонического оркестра, но вместо этого она слышала вопли тонущих людей под оглушительный аккомпанемент разрывов.

На рассвете ее разбудили голоса. Гаша открыла глаза и увидела спину Александры Фоминичны, прикрытую потемневшей от пыли нижней сорочкой, ее темную косу без следов седины.

– Идить до Гиркой води. Там можна сховатися, – говорила Яринка. – Там моя ридня: бабка и дидка, та ище титка Клава.

– Там твой дедушка, Яринка? – уточнила Леночка.

– Надежда – моя бабка, та Уля – моя пробабка, та дидку, та Клава…

– Полон двор народу! На что мы им? – вздохнула Александра Фоминична.

– Они добры люди, примут, – заверила Яринка. – Вид мене привет донесете…

– Может быть, и ты с нами? – осторожно спросила Гаша, поднимаясь.

– Не-е… – Яринка опустила глаза. – Мене за хатой доглядать. А мож кто и вернется, та хоть мене застанут…

Гаша спросонья уставилась на Яринку. Хозяйка хаты оказалась чудо как хороша. Яринка сменила замызганную мужскую рубаху и порты на длинную, до пят, расшитую по вороту сорочку, ладно облегавшую ее стройное тело. Светлые, вьющиеся кольцами волосы обрамляли свежее личико. Черты лица тонкие, острые, глаза ореховые, добрые, разумные, с искоркой задора. Как же смогла она пережить столькие беды, не утратив этой искорки? Гаша вздохнула и почувствовала, как легкая рука матери легла на ее руку.

– Тебе нельзя тут оставаться одной. Слишком уж ты красива, – проговорила Александра Фоминична, словно услышав мысли дочери.

– Ви теж гарна, пани. Але ви ж не бойтеся[13 - Вы тоже красивая дама. Но вы же не боитесь (укр.).], – возразила Яринка и, немного поколебавшись, добавила: – У мене зброя… бомба. Идите, а я буду з нимцями воювати![14 - У меня оружие… бомба. Идите, а я буду с немцами воевать! (укр.)]

– Милая!.. – Александра Фоминична всплеснула руками.

Внезапно Гаша почувствовала странную тревогу. Страх мертвой хваткой вцепился в горло, мешая дышать.

– Что это? – прохрипела Гаша.

– Це снаряд летить. Не бiйся. Вiн мимо…[15 - Это снаряд летит. Не бойся. Он мимо… (укр.)] – заверила ее Яринка.

Взрыв грянул внезапно. Стены хаты дрогнули, с потолка им на головы посыпалась соломенная труха. Олька и Леночка полезли под кровать. Гаша вскочила:

– Мама, мама! – она металась по горнице, собирая их жалкие пожитки. – Собирайся, мама! Сколько нам пути до Горькой Воды, Яриночка? Сколько?

– До зализяки треба добигти… тут недалеко… там паровоз… так врятуетеся…[16 - До железки надо добежать… тут недалеко… там паровоз… так спасетесь! (укр.)] – Яринка быстро напялила портки, сунула ноги в огромные разношенные сапоги, прикрыла голову засаленным картузом.

– Леночка, сбегай-ка к дороге… – Гаша не успела договорить, как племяшки уж и след простыл.

* * *

Леночка вернулась скоро. И платьице ее, и тугие косы покрывала дорожная пыль, но на запыленном лице сияла счастливая улыбка.

– Зачем ты сняла платок? – возмутилась Александра Фоминична. – Ну скажи на милость, как мы теперь промоем твои волосы? Где нам взять мыло?

В ответ Леночка протянула ей свой бывший с утра таким белым платочек из хлопковой ткани. Он оказался завязан узлом и полон теплой еще вареной картошкой.

– Солдаты дали, – счастливо проговорила Леночка. – Не наши солдаты, а немецкие. Они добрые, не страшные совсем. Песни поют, веселые…

– Они видели, куда ты пошла? – спросила Гаша, хватая Леночку за плечи.

– Конечно, видели, Глафира! А ты что, драться задумала?

– Какие еще солдаты? – всплеснула руками Александра Фоминична.

– Немцы, бабушка! – повторила Леночка. – Авагандр в железных касках…

– Авангард… – задумчиво поправила ее Гаша. – А кто же тогда стреляет на той стороне Днепра?

– Смертники, – в один голос проговорили Яринка и Лена.

– Нет, у меня это не укладывается в голове! – проговорила Александра Фоминична.

– Вот и убежали… – вздохнула Гаша.

– Вам треба йти. Треба поспишати! Ольга, збирайся! – голос Яринки сделался твердым.

– Так мы погубим детей…

– Оставь, мама! Мы должны сделать все возможное, чтобы не остаться под немцем! Яринка, ты с нами? Решайся!

– Я залишаюся… Идите до Гиркой Води. Та не затримуйтесь![17 - Я остаюсь… Идите к Горькой Воде. Да не задерживайтесь! (укр.)]

Они подхватились. Гаша рывком посадила Ольку себе на плечи. Яринка зачем-то натянула драный, пропахший хлевом жупан. Хозяюшка быстренько порылась в запечье, достала нечто, завернутое в грязную холстинку, сунула под полу жупана. Гаша присматривала за ней краем глаза, но не слишком-то внимательно. Где-то наверху, по вершине пологого холма, там, где по-над селением пробегало шоссе, уже рычали двигатели танков.

* * *

– Кто такие? – машинист свесился из окна тепловоза.

Его лицо казалось клетчато-полосатым, чумазым и смешным от копоти и пыли. Седые брови да пышные, сивые усы его непрестанно шевелились, усиливая комический эффект. Леночка засмеялась.

– Беженцы… тикают до дому! Возьми их, Миколайчик, – проговорила Яринка.

– Ишь какие смешливые беженцы! А что, если Ганс уж перекрыл дорогу, а? И мне яйца оттяпают, и красотулек твоих порешат. Сидите уж. Авось и немцы – люди!

– Ах, какие интимности! – фыркнула Александра Фоминична. – Оттяпают – не велика потеря. Главное – голову не потерять!

– Ах, Миколайчик, завжди «авось» да «небось»![18 - Ах, Миколайчик, всегда «авось» да «небось»! (укр.)] – глаза Яринки сверкнули из-под обломанного козырька.

– Как тебя звать, краля? – машинист подмигнул Александре Фоминичне, усмехнулся. Белые зубы на его чумазом лице фарфорово блеснули.

Невдалеке за их спинами что-то глухо зарокотало.