Воин Русского мира

– Бедная моя! Пенюшка!.. Кто обидел мою девочку?.. Знаю, знаю кто – злой дядя-неандерталец! Вот мы его накажем!..

– Прости! – каркнул «птеродактиль». – Просто не люблю, когда Пенни по столу ходит. Собака всё-таки.

– «Прости»! – Лена подбоченилась. – Вот так вот просто – «прости»? А ещё чего хочешь? Может, лысинку твою отполировать? Может, ноготки на ногах постричь?..

– Послушай… Лена, – казалось, «птеродактилю-неандертальцу» стало не по себе. Наконец-то проняло! Надо дожать.

– Тебе слишком много позволено. Мне известны твои тайные мысли! Конечно! Широкие плечи, улыбочка, тренажерный зал и это твоё железное… гнездо! Скоро на шестой десяток перевалит, а бабы до сих пор на улице оборачиваются. Загляденье – не мужик!

– Лена! – «Птеродактиль» показал звериный оскал. Улыбается, скотина! – Я же не виноват, что дамы оборачиваются? Не заковать же всех в ортопедические воротники!

Он ещё шутит!

– Ну что ты лыбишься?! Что?! Лучше бы вспомнил о том, каким я тебя подобрала! Еле живой инвалид, пьяная развалина, мастурбатор! Откуда что взялось? Плечики-то расправились! Вместо кровавых помоев во рту металлокерамика. Нет, ты мне скажи, скажи когда тебе в последний раз снился Кандагар? Что молчишь?.. Не я ли сушила простыни, когда ты ссался под себя?

– Послушай…

– …да, ты был голодранцем. Ты и сейчас голодранец…

«Неандерталец» снова ретировался в прокуренную берлогу. Замок на туалетной двери щелкнул. Лена подбежала к двери и со всей силы ударила ладонью по ней. В ответ – ни звука, лишь Пенни пискнула где-то на кухне. Но всё-таки стало легче.

– Я ухожу на работу, – спокойным голосом проговорила Лена.

В ответ снова тишина.

– Ну хорошо! Когда ты выйдешь, я снова постучу по твоему панцирю.

А потом случились новые досады: ремешок на обуви не хотел застегиваться, пояс юбки впивался в бока, ключ от входной двери спрятался в ворохе шарфов, небрежно сваленных на стуле в прихожей.

А потом – работа. Вездесущий запах эфира, бисеринки пота на лбу, надоедливое бормотание Эльвиры, напряженные лица пациентов. Ни хорошая анестезия, ни качественные расходники, ни современное оборудование – ничто не может уничтожить страха пациента перед стоматологическим кабинетом.

Под вечер явился старый аллергик, и они с Эльвирой битый час слушали его стоны и хрипы. Непереносимость зубоврачебного наркоза – большего невезения невозможно и вообразить.

Лена вернулась домой в десятом часу, когда «неандерталец» уже спал. Перед сном он, похоже, помирился с Пенни, потому что собака мирно дремала у него в ногах.

Наутро он выглядел виноватым. Бесшумно носил своё большое тело по квартире, изо всех сил стараясь не попадаться Лене под ноги. Холодные, рыбьи глаза его, как обычно в таких случаях, подернулись влагой и стали похожими на мартовские сосульки.

– Тебе к которому часу сегодня? – наконец решился заговорить он.

Лена долго не удостаивала «птеродактиля» ответом. Ему не раз и не два пришлось повторить свой тривиальный вопрос. Она варила кофе на кухне, смаковала коричневый, пахнущий корицей напиток, обернувшись спиной к опостылевшему семейному мирку, в котором и все корысти-то – она сама, «неандерталец» и собачонка. Он подошел сзади, попытался обнять. Он всегда так делал. Давно изведанная ею, но всё равно странная нежность огромного, утратившего силы зверя, вернула начавшее было затихать раздражение.

– В первую смену, – буркнула она. – А это значит, что мне надо уходить прямо сейчас. Понял? И я хочу допить кофе! Понял?.. Я работаю! Понял?

Он отступил, спрятав огромные руки за спину. Проклятая, хищная улыбка не покидала его лица. Он радуется её гневу. Он торжествует.

– Будь ты проклят! – прошипела она. – Ты разрушил мою жизнь!

Он исчез. Лена изумилась. Да, они прожили вместе пятнадцать лет, но она никогда не переставала удивляться этой его способности мгновенно исчезать и появляться. Она прожила треть жизни под одной крышей с животным. Диким, живучим, хищным, коварным животным.

– Птеродактиль, неандерталец, животное… – бормотала Лена, натягивая джинсы, и верная Пенни подлаивала ей.

* * *

Из-за двери доносились звуки музыки. Алена пыталась вспомнить название мелодии. Что-то испанское или итальянское?.. Травень и его Ленка на отдых обычно отправляются именно в те края. Позвонить или уйти? Ленки дома нет. Алена видела, как жена Травня выскочила из подъезда. Её рыжую курточку из беличьего меха невозможно не узнать.

Итак, жена умчалась в сторону метро, муж остался дома один. Можно нажать на кнопку звонка, можно зайти, но надо придумать предлог. Алена прислушивалась к плавным звукам трубы. Музыкант несколько раз сбивался, начинал с самого начала, останавливался, будто находя в своей игре изъяны. Потом он снова принимался выводить мелодию – всё время одну и ту же. Как же она называется?.. Ах, вот и повод! Алена надавила на кнопку звонка несколько раз к ряду. Мелодия умолкла. Дверь распахнулась через мгновение. Травень, крупный, чрезвычайно сильный и неповоротливый на вид мужчина обладал удивительной способностью передвигаться совершенно бесшумно. Вот он стоит перед ней с трубой в руке. Полосатый тельник накинут на плечи, глаза прищурены, улыбка блистает. Сейчас станет вышучивать её. Ну и пусть!

– Соскучилась? – Вот первый коварный вопрос.

– Нет. Хотела только спросить…

– Или рассказать?.. Ах да! Мелодия называется сицилиана. Иоганн Себастьян Бах. Так что ты хочешь рассказать?

– Ничего…

– Да ты зайди. Что стоять на пороге? – Он отступил в сторону, положил трубу на стульчик, поверх ленкиных шарфов, стянул с шеи тельняшку. Может быть, сейчас он её наденет и у неё всё пройдет?

– У меня там…

– На плите молоко убежало? – Сашкина улыбка сделалась шире двери. Чеширский кот обзавидовался бы. – Заходи, не бойся. Ты же хочешь что-то рассказать.

Надень он тельняшку, можно было бы и войти. А так… Алена попыталась не смотреть на Травня. Глаза, улыбка, тело!.. Так хочется потрогать, снова прикоснуться к белому шраму под правым соском, к животу, обхватить сзади за шею и поцеловать голову над ухом. Почувствовать, как он дрогнет, испытывая первый порыв возбуждения. Нет, лучше уж смотреть на цветной ворох ленкиных шарфов или, ещё лучше, бежать немедленно!

– Не бойся. Я не стану приставать. Просто выпьем… чаю, поговорим. Ты расскажешь мне, как живешь с ним. А то в прошлый раз – помнишь? – сбежала. Ленки моей испугалась. Зачем? Почему? Ведь хочешь же что-то рассказать. Ну? Как живешь? Начинай!

– Я хорошо живу. – Алена, наконец, решилась посмотреть на него.

Травень больше не улыбался. Наоборот, стал нарочито серьезен, холодные, серые глаза его потеплели, увлажнились. Так ещё хуже. Пусть бы лучше улыбался!

– Я часто вспоминаю о тебе. Видела, как Елена выскочила из дому, и вот решила… – Ох, зачем она говорит это?!

– Давай не будем о нас. Ладно?

Но Алена уже не могла остановиться.

– …я напрасно так жестоко поступала. Я не бессердечная. Думаешь, не понимаю, как ты скучал… просто я хотела отомстить… это глупо, по-детски… но я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Понимаешь?

– Понимаю…

Ну зачем, зачем он смотрит на неё с таким выражением? Зачем вытирает тельником пот со лба? Может, ему опять нездоровится? Скоро, завтра начнется оттепель. Наверное, рана тревожит. Там, на спине, пересекает обе лопатки другой шрам – глубокий, извилистый след осколка. «Там спрятаны мои крылышки, – шутил Травень. – Когда-нибудь я их снова расправлю. Вот увидишь».

Хороша же она со своими фанабериями! Алена сделала один лишь шаг в прихожую и тут же, мгновенно, на её запястье сомкнулась его тяжелая ладонь. Короткий шрам под правым соском оказался рядом с губами. Знакомый запах ударил в голову. Травень по-прежнему пользовался простецким одеколоном «Шипр». «Настоящему мужчине “Шипр” пригоден как для наружного, так и для внутреннего применения», – так говорил он ей. И ещё: «Это запах Кандагара. Там иного было не достать». Она недоумевала. Есть же современные, модные, изысканные ароматы. К чему держаться за запах умершего совка? Повинуясь непреодолимому порыву, она ткнулась носом в беленькую полоску шрама и тут же ощутила знакомую, желанную, уносящую в заоблачные дали мощь.

– Погоди, я хоть дверь прикрою. – Травень снова засмеялся. – И учти: у нас только час. Ленка ушла не на работу, а к косметологу…

* * *

Он курил только самокрутки. Сигареты драли горло. Совсем другое дело – рассыпчатый табачок. Фильтры, табак, бумага – всё лежало в специальной коробочке на балконе. Сашка выпустил изо рта сладковатый, пахнущий яблоком дым. Пенни крутилась под ногами, назойливо поскуливая. Как поступить? Опять втянуться в двойную жизнь? Опять превратиться в боязливую тряпку? Ведь знал он, ведь чувствовал, что с Аленкой не кончено.