Вяземская Голгофа

– Я хочу, чтобы Вера была жива! – взревел Тимофей. – Я хочу, чтобы она сидела напротив меня за нашим столиком в «Праге». Хочу, чтобы на ней была шелковая блузочка, а не гимнастерка. Хочу, чтобы она пила кислое вино и говорила мне, что я самый лучший!

– На что тебе, капитан, похвала какой-то бабы? – Анатолий сплюнул раздавленную гильзу. – Пусть даже эта баба – Вера Кириленко.

– Я хочу, чтобы Вера жила! – упрямо твердил Тимофей. – Я хочу!

– На этой войне выжить будет крайне тяжело, – проговорил Анатолий Афиногенович. – Тем более нам.

Тимофей насторожился. Уж не читал ли и штурман письмо с того света?

– Отставить провокационные разговоры! – рявкнул Ильин.

Анатолий молча приложил раскрытую ладонь к набухающей кровью повязке.

* * *

Вечное беспокойство о судьбе Веры, усталость – всё давало о себе знать. Тесные объятия короткого сна на пороге близкой смерти не давали отдыха. Если ночное небо не ревет голосами лаптежников, то разбудит винтовочная пальба и взрывы противопехотных гранат. Что-то опять произошло. Тимофей с неохотой выпустил Веру из объятий и выбрался наружу.

Обстановка быстро прояснилась. Рота охранения авиаполка вступила в перестрелку со своими же, со строевой пехотной частью, остатки которой вломились в их расположение с юго-запада, со стороны Ржева. Вновь прибывшие назвались окруженцами. Один из них, пехотный старшина, нес на себе знамя двадцать девятой армии. Прожоге не довелось развести жертвенных костров. Не нашлось времени для поиска явных и тайных врагов. Окруженцев лишь успели накормить, освободить от завшивленного обмундирования да перевязать раны. Они лежали на остывающей земле, вокруг госпитальной землянки. Внутри неё всем больным и раненым не нашлось бы места. Здесь же раскочегарили полевую кухню, загрузив в её чугунный котел последние запасы тушенки пополам с перловой крупой.

Вера успела обежать изможденных пехотинцев, показывая всем и каждому фотографии мужа и сына. Бойцы отнекивались, говорили, дескать, от самого Юхнова идут, а до того их полк был в составе Резервного фронта. Этих людей они не видели, как вообще не видели у себя над головами советских самолетов. Только немцев.

– Мы боялись неба, – проговорил один из них, пожилой ополченец в разбитых очках. – Над нашими головами только смерть кружила.

Он-то и погиб первым, когда осколочный снаряд угодил прямехонько в полевую кухню. Вой летящего снаряда, свист и щелканье осколков и сразу многоголосый человеческий вопль. И снова вой, и снова свист и щелк, и треск расщепленного дерева, и треск занимающегося пламени, и запах гари и крови, и пороховая вонь. Тимофей видел собственными глазами три немецких танка, выкатившихся на летное поле. Один из них, украшенный по левому борту изрыгающей желтое пламя драконьей мордой, поворачивал жерло орудия направо и налево, выискивая новые жертвы. Два других тем временем бороздили многострадальное летное поле. Тут-то и отыскался Генка Наметов, да не один, а с противотанковым ружьем. Пока зенитный дивизион, несший охранение аэродрома, развернул свои орудия против танков, Генка успел подбить один из них. С остальными кое-как справились почти без потерь.

Пока Прожога организовывал очистку летного поля от трупов вражеских танков, Томалевич собрал летчиков в штабном блиндаже. Самсонов, как обычно, был выбрит до синевы, свеж, как весенний бутон, и сосредоточен, как дискобол накануне олимпийской победы. Блиндаж полнился запахами махры, застарелой усталости и страха. Тимофей всматривался в лица однополчан. Обдумывая план завтрашней штурмовки, Тимофей слушал начальство невнимательно. Одно радовало: завтра они будут вместе – Вера, Генка и он.

– Товарищи, наша главная задача сейчас – эвакуировать уцелевшие самолеты на запасной аэродром. Оборудование и техников будем, в меру возможности, перемещать по воздуху. Ну а остальные, кому места на бортах не хватит, уйдут вместе с зенитчиками. – Голос полкового командира увязал в густом дыму.

– А горючее? – спросил кто-то.

– Горючего в обрез. Но штаб армии обещал подкинуть, – ровным голосом отвечал Самсонов.

Красивое лицо Самсонова хранило выражение безмятежного спокойствия. Полковой командир смотрел прямо перед собой, будто обращался к бревенчатой стенке блиндажа. Он говорил под аккомпанемент трескучего баритона связиста. Тот, забившись в самый темный из углов, с вызывающей изумление настойчивостью вызывал штаб армии. Бритая голова, алые раковины ушей, утомленные глаза, опаленные пожаром брови и ресницы, высоко поднятый воротник шинели, закрытое грязными бинтами горло, чумазые, со сбитыми до крови костяшками, руки – связист, едва не валясь на пол от усталости, твердил, подобно стационарной радиоточке:

– Первый! Вас вызывает пятнадцатый! Первый! Ответьте! Пятнадцатый готов к эвакуации!

Тимофей поймал его у самого пола. Бережно подхватил под мышки, опустил на изгвазданные доски. В руках осталась раскаленная трубка аппарата. Она ожила в тот момент, когда Тимофей уже готов был опустить её на рычаги. Телефонная трубка возопила срывающимся голосом армейского штабиста. Тот кричал о танковом соединении, замеченном в тридцати верстах восточнее Скоморохово.

– Танков немного и движутся они с юго-запада по дороге на Старицу! – вопила трубка. – В тридцати верстах!

– Какие там тебе версты! – рявкнул в ответ Тимофей.

– Не по этой ли дороге Михаил Федорович отбыл? – буркнул подоспевший Прожога.

– Бог им поможет! – брякнула Вера.

– По машинам! – Самсонов поднялся, двинулся к выходу из блиндажа. – Надо спасать материальную часть. В соответствии с предписанием штаба армии перебазируемся на аэродром под Волоколамск.

А потом начался авианалет, судорожные объятия на пороге смерти, неизбывная боль Веры, отвага без надежды выжить.

* * *

Вера словно и не устала совсем, словно ужас бомбежки и его любовь вовсе не утомили её. Она срывала маскировку с «ишачка». Живая, энергичная, она кричала на механиков и на Тимофея. Сообща они выкатили два самолета на открытое пространство. Откуда ни возьмись набежал Томалевич. Он приволакивал левую ногу, матерясь сквозь зубы, тискал в ладонях листки полетного задания.

– Ранен, товарищ капитан? – мимоходом спросил Тимофей.

– Ерунда! Осколок! Мимолетом зацепило! – был ответ. – Вам надо срочно взлетать. По нашим расчетам, лаптежники вернутся на базу принять груз бомб, и тогда у них есть возможность ещё раз отбомбиться, если, конечно, они снова полетят сюда.

– Что мы можем сделать? – спросил Тимофей.

– Ничего. – Ему вдруг показалось, будто Томалевич чем-то смущен. – Разведка и не более того.

Два тупоносых «ишачка» уже стояли на взлетной полосе. В стороне у леска догорал мессер. Значит, без вариантов. Придется помахать над головами вражеских зенитчиков звездными крылами.

– Как будешь взлетать, Тимофей? – Томалевич отвел глаза. – В конце поля – две воронки. Обе большие. Генка последует за вами. Горючего в обрез. У Кириленко и Наметова – по половине бака. У тебя – полный, но…

– На разведку втроем? – перебил начальника Тимофей.

– Послушай, Ильин. – Томалевич снова отвел глаза. – Ты устав-то всё таки соблюдай!

– Есть! – Тимофей дернул подбородком.

– Для Кириленко и Наметова задача – ближняя разведка. А тебе надо слетать в окрестности Вязьмы. Найти наших окруженцев, оценить обстановку. Я бы отправил вас всем звеном, но горючее…

Томалевич наконец-то вручил ему полетное задание.

– Ну давай, Ильин! Марш-марш! Надо торопиться! Да куда ж ты?! А парашют?

Но Ильин уже не слушал его. Он следил за Верой. Та в полном снаряжении уже взобралась на крыло самолета. Техник что-то кричал ей, а Тимофею казалось, будто она смотрит прямо на него. Томалевич тем временем застегивал на нем пряжки парашюта.

– Там воронки. Вам может не хватить места для маневра… – твердил он. Вера тем временем залезла в кабину. Техник помог закрыть сдвижной фонарь и соскочил на землю. Вера прибавила обороты двигателя и начала выруливать на стартовую позицию.

– Прошу тебя, вернись, Тимофей. – Томалевич, наконец, заговорил о наболевшем. – Думаешь, мы с Самсоновым звери, отморозки? Думаешь, бестрепетно посылаем лучших пилотов на верную смерть?

– Я бы сказал – старейших, – оскалился Тимофей.

Он уже взялся за рычаги своего фонаря. Надо торопиться. Вера с каждой минутой удаляется от него. Тимофей всё время посматривал в сторону Вериного самолета.

– На «ишачках» вам будет легче. – Томалевич выглядел жалко.

– Я знаю!

– Если встретите мессеров-110, не опасайтесь: им не справиться с «ишачками». Навязывает бой на высоте не более трех тысяч. Там у вас преимущество перед мессерами. Выше не поднимайтесь. И ещё. Если увидите 109-х – спасайтесь. Тимка, слышишь меня? Спасайтесь! Проведите разведку и отправляйтесь в квадрат 146.

Тимофей кивнул и принял рычаг на себя. Самолет начал разбег, когда начальник штаба ещё не соскочил с крыла. Ильин видел перед собой хвост Веры. Та начала разгоняться.

– Ишь ты, какая честь! Сам начальник штаба полка меня в последний путь провожает! Больше некому! Всех перебили! Ну что ж, теперь, значит, наш черед! – рычал Ильин, выводя «ишачка» на стартовую позицию. Следом за ним рулил Наметов. Вера уже начала разбег.