Возьми меня с собой

– Именно, – удивился Максимов. – Ну, Шевченко, уже просветила! Что еще она успела вам рассказать?

– Больше ничего.

– Тогда не буду вас задерживать. Возьмите документацию и приступайте к обходу.

Лера поднялась с диванчика и направилась к дверям. Она уже взялась за ручку, когда сзади послышался негромкий голос:

– Валерия Павловна!

Она обернулась. Максимов, встав из-за стола, смотрел на нее в упор. Его смугловатое лицо с правильными, хотя и крупными чертами казалось неподвижным.

– Что? – спросила Лера, вдруг почувствовав, как у нее неприятно пересохли губы.

– Ничего, – спокойно произнес Максимов и медленно, выразительно перевел взгляд с ее лица ниже, туда, где начинался вырез халата, затем еще ниже и так до самых ног.

«Ах, вот оно что!» – промелькнуло у нее в голове. Вот что имела в виду Анна, говоря об избирательной строгости. Значит, официальная часть знакомства с начальством окончена и теперь начинается другая, неофициальная.

Леру охватила злость. Можно подумать, она не видала таких героев! В институте ее с первого курса преследовал преподаватель химии, пожилой коротконогий Петр Петрович. Просто проходу не давал, пока приударивший за Лерой Илья не пообещал профессору заснять его, когда тот, истекая слюной, страстно смотрит на красавицу студентку, и послать фото законной половине. Потом был сосед в их старом доме, тренер в бассейне, куда Лера водила дочку для закаливания, – высокий красавец брюнет с томным взглядом и огромным, сияющим обручальным кольцом на пальце.

Лера невольно взглянула на правую руку Максимова: ну так и есть! Вот оно, колечко. Все это мы проходили – и пристальные, раздевающие взгляды, и многозначительное молчание! Скверно только, что очередной Казанова является ее начальником, а она – его подчиненной. Хуже нет, чем зависеть от такого мужика.

Максимов тем временем как ни в чем не бывало продолжал откровенно разглядывать Леру и даже как будто слегка улыбался, словно мог читать ее мысли.

Лера резко повернулась и, не говоря ни слова, вышла за дверь.

На глаза ей тут же попалась Наталья. Теперь на ней были безупречно отглаженный сестринский халат и шапочка, длинные волосы она забрала в хвост, отчего лицо стало более простым, обыденным, а взгляд не таким пронзительным. Увидев Леру, Наталья сделала несколько шагов и остановилась, точно ожидая чего-то.

– Где я могу найти доктора Пантелееву? – спросила Лера.

– Свету? – с готовностью переспросила Наталья. – Она только пришла. В ординаторской, переодевается.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила она.

Отчего-то старшая сестра продолжала вызывать у нее непонятное отторжение, несмотря на явную приветливость и предупредительность.

Чувствуя неловкость от своей сухости, Лера быстро зашагала к ординаторской.

Светлана оказалась миниатюрной брюнеткой, постарше их с Анной, с бледным, одутловатым, измученным лицом и огромным, выпирающим из-под халата, точно глобус, животом. Она сидела на стуле и натягивала на плечи серую кофту, оставленную, видно, со вчерашнего дня.

– Привет, – кивнула она зашедшей Лере. – Анька мне про тебя сказала. Ты за картами?

– Да.

– Сколько тебе шеф дал палат?

– Три.

– Изверг! – закатила глаза Светлана. – Мог бы и пять. Чай, я не железная, еле ноги передвигаю. Возьму больничный, и пусть катится к чертовой бабушке.

– Если хочешь, – пожала плечами Лера, – могу взять и пять. Мне нетрудно.

– Тебе-то нетрудно, – усмехнулась Светлана, – но коль уж Васильич дал три, значит, будет три. С ним лучше не спорить, усекла?

– Положим. – Лера приблизилась к столу, на котором лежали раскрытые карты. – Эти?

– Ага. Значит, смотри сюда. В шестой палате все тяжелые. Бабка Егорова, скорее всего, кандидат в «белый дом».

– Куда? – не поняла Лера.

– В морг, – пояснила Светлана. – Он у нас из белого кирпича, вот и зовем «белый дом». Симченко и Василевич получают курс антибиотиков. Вот и пусть получают, а там посмотрим. Ясно?

Лера кивнула.

– Теперь дальше, седьмая палата. Ну, тут полегче. Катаржнова Вера Ильинична, после гипертонического криза. Она у нас на капельницах, но, в принципе, ничего криминального, для ее возраста вполне сойдет. Золотухина, Баренчук – те после пневмонии, идут на поправку. А десятая палата – выписная.

– Все трое? – уточнила Лера.

– Четверо. У нас и по пять человек кое-где лежит. Ну, все поняла?

– Вроде.

– Тогда давай. А то уже десять, больные заждались. Сейчас скандалить пойдут.

Лера взяла у Светланы карты, сложила аккуратной стопочкой и вышла.

Она была уверена, что будет волноваться гораздо больше. На самом же деле страх исчез уже в самом начале обхода. Почерк у Светланы был невероятно корявым, и Лера с трудом разбирала написанные назначения. Больные оказались женщинами словоохотливыми, несмотря на свое тяжелое состояние. Даже бабулька Егорова, вопреки Светиным прогнозам, помирать не собиралась, а оживленно жаловалась на свою распроклятую жизнь и чертовы болячки. Лере с трудом удалось вырваться из палаты. Выйдя в коридор, она почувствовала, что блузка под халатом намокла и прилипла к телу. Однако вместе с усталостью пришли спокойствие и уверенность в своих силах.

Потратив на обход двух палат почти час, но зато досконально изучив своих пациентов, Лера перешла к последней, самой легкой, по словам Светы. Больные, лежащие здесь, были практически подготовлены к выписке.

Лера глянула в записи: у трех анализы были приличные, никаких патологий не наблюдалось, но то, что она прочла в четвертой карте, ее насторожило.

– Кто у нас Савинова? – спросила Лера.

– Я, – отозвалась худенькая блондинка, сидевшая на постели у окна.

– Как вы себя чувствуете?

– Да ничего, – глухо ответила та.

Лера внимательно оглядела ее бледное, желтоватое лицо, синие тени под глазами и покачала головой:

– Я бы не стала вас выписывать.

– Как это? – взвилась женщина. – Я здорова. Светлана Алексеевна еще в пятницу обещала, что в понедельник я пойду домой.

– Смотрите, – мягко возразила Лера, – у вас низкий гемоглобин. И выглядите вы соответственно. Голова не кружится?

– Да все у меня в порядке! – Худышка вскочила с кровати, сделала шаг, но тут же пошатнулась и прижала руку к груди.