Скрипачка

– Идите к черту.

Валерка отчетливо понял, что напрягаться бесполезно. Его, конечно, заберут. Прямо отсюда. Зачем ментам трепыхаться, когда дело вот оно, почти уже сшито? И кипятильник он, дурень пьяный, вытащил из розетки своими руками – пожалел Крета, чтоб не сварился окончательно. Стало быть, на вилке его пальцы. Эх, гад Васька! Ну Прохоров, тот понятно, трус, в оркестре новый человек, Валерку совсем не знает. Но Васька! Тихий, подлец, воды не замутит, а свое давит, выжимает. Валерка ему давно глаза колет так называемым нарушением дисциплины, небось рад был до чертиков сегодняшней их стычке с Кретовым. Так ведь не успокоился, дальше пошел! Гад, точно гад! Все они… все молчат, никто не заступился, даже Серега – друг называется!

– Ладно, Рыбаков. – Лавров, казалось, ничуть не рассердился на то, что Валерка послал его к черту, и выглядел спокойным и даже добродушным. – Ладно. Сейчас мы пока прервемся. Вам придется проехать с нами, отпустить вас под подписку о невыезде я не могу – слишком веские доказательства вашей причастности к преступлению. Поэтому вставайте – и пойдем. Вставайте, Рыбаков, слышите? – Старший лейтенант мягко дотронулся до Валериного плеча.

Тот медленно поднялся. Комната перед его глазами вдруг поплыла, точно карусель, сначала не спеша, затем быстрей и быстрей и, наконец, завертелась стремительно, растягивая и искажая знакомые лица. Последнее, что успел разглядеть Валера, прежде чем поспешно отвернулся к двери от всей этой тошнотворной круговерти, было совершенно белое лицо Альки Бажниной.

3

– Так и знал, что Рыбак рано или поздно допрыгается. Как говорится, пей, но знай меру! – Алик Копчевский решительно плеснул в стакан остатки «Киндзмараули» и залпом выпил. Он и Славка сидели в номере у девчонок и слушали подробный, хоть и сбивчивый, пересказ Валеркиного допроса.

– Крета жалко, – вздохнула Ленка и сморгнула. – Какая жуткая смерть.

– А мне Валерку жалко, – признался Славка. – Сволочь эта Верка, из-за нее все. Нормальный парень был, играл классно. Я ж его с консерватории знаю, он меня на два курса старше. Если бы не эта стерва, ни в жизнь Рыбак до такого не докатился бы.

Аля молча сидела, сжавшись в комок, на своей постели. Ее бил озноб. Она никак не могла простить себе, что недооценила Валеркино состояние, не подумала, что нельзя ему в таком виде идти к дирижеру. Ведь видела же, коза безмозглая, что бутылка-то на столе почти пустая.

В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в номер заглянул Чегодаев.

– Все сидите? – Он окинул недовольным взглядом притихшую компанию. – Я бы вам посоветовал разойтись по койкам. Завтра будет славный денек.

– Вась, когда мы теперь уедем? – спросила Ленка.

– Не раньше чем через день, а то и два. Завтра менты будут ходить, проверять, кто где был сегодня с полдевятого до полдесятого вечера, вопросы всякие задавать. Так что советую выспаться. Каждому в своей постели. Ясно?

– Ясно, – поморщился Славка. – Это значит, завтра весь день в гостинице торчать?

– Именно, – подтвердил Чегодаев, скрываясь за дверью.

– Шли бы вы, правда, – попросила Алика и Славку Лена. – Первый час. С семи на ногах. Завтра менты вломятся с утра пораньше и начнут душу вынимать!

– А мы, кстати, где были с полдевятого до полдесятого? – вдруг обалдело хлопнул глазами Славка.

– Привет тебе! – хмыкнул Алик. – Ты вроде водку-то не пил, только «Киндзмараули». Не помнишь? Ленка, ну-ка освежи ему память!

– Хорош зубоскалить! – надулся Славка. – Я на часы в таких случаях не смотрю. И вообще, может, это ты Крета угробил, а свалил на Валерку. Где ты шастал все то время, пока мы с Ленкой…

– Ах ты, козел! – задушевно произнес Алик, схватив приятеля огромной пятерней за ворот. – Я тебя сейчас закопаю.

– Ладно, ладно. – Славка дурашливо замотал головой, пытаясь вырваться. – Я понял, ты у Альки был. Ой, Аль, спаси меня, он меня придушит.

– Я б вас обоих придушила. Пошли вон! – рявкнула Алька.

Обозлить Альку было не так-то просто, но уж если она злилась, связываться с ней не стоило. Зубец и Копчевский мигом поднялись и удалились к себе. Ленка тут же улеглась, уютно укутавшись в одеяло. Аля потушила свет, расстелила постель, разделась, вытянулась на прохладной простыне. Сон не шел. Ленка тихо посапывала в темноте.

– Эй, – тихо позвала Аля.

– Что? – сонно отозвалась Лена.

– Ты спишь?

– Нет, я танцую, – рассердилась та, заворочалась и села на кровати. – Интересно, сегодняшний день кончится наконец?

– Лен! – прошептала Аля. – Крет из-за меня погиб. Я к Рыбаку в номер ходила, пока ты в душе была. Это я его извиняться…

– Знаю, – перебила Ленка. – Догадалась уже.

– Лен! Его… теперь посадят? Да?

– Посадят, конечно.

Алька тихонько всхлипнула.

– Прекрати. – Ленка деловито взбила подушку и снова улеглась. – Судьба, значит, у него такая. От судьбы не уйдешь. Не сейчас – значит, в другой раз сел бы, и ты тут ни при чем. Спи!

Но спать Але не хотелось.

– Я покурю? – спросила она Ленку.

– Кури.

Аля выскользнула из постели, приоткрыла окошко. Два тусклых фонаря слабо освещали пустой гостиничный двор. Чуть поодаль сверкало огоньками шоссе. Алька затянулась, высунувшись на легкий мартовский ночной морозец. Внезапно она поняла, что ей мешает спать не только жалость к Валерке, хотя жалко его было ужасно. Существовало еще что-то, гнездившееся глубоко в подсознании и лишь сейчас неожиданно выплывшее на поверхность – шаги в коридоре, которые она слышала незадолго до того, как произошла трагедия с Кретовым. Тихие, еле различимые в послерепетиционной тишине гостиничного этажа. Чьи они? Скорее всего, женщины, уж очень мягкие и невесомые. А может, невысокого ловкого мужчины? Странные шаги. То замирающие, то снова слышимые. Кому понадобилось гулять поблизости от номера Крета?

И еще одно. Чего так испугался Кретов на последней репетиции? Ей-богу, он словно предчувствовал, что с ним произойдет несколько часов спустя. Алька была готова поспорить, что в словах Рыбакова Кретов уловил какой-то иной, одному ему понятный смысл. Но какой? Вот чертовщина! Алька выкинула окурок и свернулась клубочком под одеялом. На нее навалился сон – тяжелый, свинцовый, без сновидений.

4

Четверг тянулся тоскливо и бесконечно. С утра за окном вдруг захлюпала оттепель, по стеклу противно моросило, большой сугроб в конце двора осел и посерел. В комнате почему-то было невероятно темно, и Аля, как встала, зажгла лампочку. Казалось, ночь сразу перешла в вечер, минуя светлое время суток. Неудержимо хотелось спать. Часов в десять забежал Славка, растрепанный, с красными глазами, абсолютно трезвый и злой. Он посидел у девчонок минут сорок, но разговор не клеился. Втроем они сходили в буфет, выпили кофе, пожевали бутерброды и разошлись по номерам.

Оперативники объявились лишь к вечеру. К Але с Леной зашел курносый парень с розовыми, как у младенца, щеками и чуть косящими глазами, которые, впрочем, придавали ему вовсе не уродливый, а очень симпатичный вид. По-северному упирая на «о», он долго и неторопливо расспрашивал, кто где находился вчера в момент смерти Кретова. Обстоятельно записав все, что услышал, в большой блокнот, опер сочувственно покачал головой:

– Не повезло вам. Как же вы теперь без дирижера?

– Другой придет, – ответила Лена.

– Запасной, что ли? – улыбнулся парень, явно утомленный хождением по номерам. Ему было скучно и хотелось поболтать с симпатичными музыкантшами.

– Ага, – насмешливо подтвердила Аля. – Как у футболистов.

Милиционер не обиделся.

– А вот скажите, девчонки, – он поудобней устроился на стуле, – ваши все говорят, эта стычка у Кретова с Рыбаковым была далеко не первой. Так?

Аля молчала, лихорадочно соображая, как лучше ответить, чтоб еще больше не навредить Валерке.

– Так, – кивнула Лена.

– И раньше Рыбаков ему тоже угрожал?