Душа

– Не знаю. У меня нет времени ходить и узнавать. Уроков много.

– Я хочу дать тебе пионерское поручение: сходи к Наде домой, отнеси ей портфель и узнай, что случилось? Я написала Наде в дневнике, чтобы её бабушка пришла в школу, но ты скажи Марии Ивановне, что я просила зайти, ладно?

– Ла-а-адно. Зайду, – нехотя протянула Алла, – странная она какая-то, эта Ярош…

Алла всем своим видом показывала, как ей не хочется идти к Наде домой, а уж тем более нести забытый ею портфель.

«Вот еще, должна ходить и носить портфели всяким нищенкам».

Но она была примерная пионерка, и поручение, которое ей даёт классная руководительница, выполнит.

Ольга Федоровна – мудрый и опытный педагог, строгий, но справедливый – работала в этой школе с начала своей педагогической карьеры. Невысокая и стройная, светлые волосы, заложенные в классическую «ракушку», небольшие очки в роговой оправе делали её похожей на типичную школьную учительницу того времени.

Она растила дочь одна. Муж оставил её ради молоденькой парикмахерши, которая не проводила столько времени со своими клиентами, сколько Ольга Федоровна – со своими учениками. Парикмахерша все свободное от работы время посвящала ему: стирала, мыла, готовила завтраки, обеды и ужины, ублажала, как могла. Учительница жалела Надю Ярош. Внешне в Надиной семье все выглядело нормально, но она чувствовала, что девочка страдает. Да и в классе её обижали. Дети жестоки. Часто не понимают, что творят.

«Надо будет поговорить с Марией Ивановной», – глубоко вздохнув, подумала Ольга Федоровна, – может, помощь какая нужна».

8

– Уф-ф-ф! Как же мне плохо!

Душа вылетела из тела двенадцатилетней Нади и опустилась на стол, стоящий рядом с диваном, на котором лежала девочка. Потом, взлетев над ней, потянулась. В теле ей почему-то все время хочется сжаться. Сделаться маленькой-премаленькой и спрятаться куда-нибудь подальше. Вот теперь она может расправиться и хорошенько рассмотреть саму Надю. Худенькая, темноволосая, ничем особым не выделяющаяся девочка. Непропорционально длинные ноги, как, собственно, у любого подростка, делали её фигурку неказистой. Личико миленькое. Высокий лоб. Маленький, чуть курносый нос и розовый «бантик» губ с немного опущенными вниз уголками, отчего казалось, что Надя на кого-то обиделась. На коже юношеские прыщи. Как и все подростки, она, втайне от бабушки, пыталась выдавливать их или замазывать тональным кремом, и от этого их становится только больше, но, в общем, девочка была симпатичной.

Душа огляделась вокруг. Обычная трехкомнатная хрущевка с проходной жилой комнатой, где Надя и жила. Спала она на стареньком диване, с которого уже свисали её длинные ноги. Бабушка с дедушкой давненько поговаривают о том, что надо бы купить диван побольше, но до этого никак не доходит очередь. Всегда находятся вещи более необходимые для приобретения. А вот сервант и секретер купили недавно. Поблескивая коричневой полировкой, они стояли у одной стены, как это было модно. В секретере виднелись несколько томиков Ф. Энгельса, В. Ленина и даже И. Сталина. Ведь Николай Гаврилович – член КПСС, ветеран войны. А также три-четыре книги и несколько журналов Uroda на польском языке (Мария Ивановна знала польский), несколько поваренных книг, книга по домоводству, «Анна Каренина» Льва Толстого и несколько детективов Агаты Кристи.

Зеркало задней стенки серванта отражало тщательно вымытую праздничную посуду, хрустальные рюмки и вазочки.

«А это что такое красное? Вроде бы в комнате ничего красного нет», – Душа оглянулась вокруг и вдруг поняла:

– А-а-а-ах!

Кроваво-красные разводы переливались в желтые, как небо во время заката.

«О ужас! Это же я! Что делать? Что делать? – она заметалась по комнате, пытаясь найти выход из нее. – Я не смогу, не смогу… Надо вернуться назад и объяснить Вершителям, что я не могу. Если дальше будет так продолжаться, я же сгорю, умру и вообще исчезну. Я не хочу… не хочу»…

Паника охватила Душу, и она вылетела на улицу через открытую форточку.

Заметалась по городу в поисках выхода в Мир Гармонии и Покоя. Она не могла больше оставаться в этом теле. Даже если ей придется ждать следующего человека десять тысяч лет, то это все равно лучше, чем умереть. Она вспомнила предупреждение, которое ей сделали Вершители, когда предложили прожить судьбу Нади.

Перед Душой проплыла одна из картинок состоявшегося двенадцать лет назад разговора:

– Души бессмертны. Но бывают случаи, когда Душа может быть убита, и тогда она исчезнет. Навсегда, – объяснила тогда молодая красавица в чёрном.

– Как исчезнет? Как навсегда? Вы же только что сказали, что Души бессмертны?

– Душа может «сгореть» только тогда, когда находится в человеческом теле. Сам человек может убить её. И там она останется навечно. Мертвая, она не сможет покинуть его тело, – блеснули льдинки голубых глаз, – а когда человек умрет, душа исчезнет вместе с ним.

– А можно узнать такого человека, в котором душа «сгорела»?

– Иногда люди называют это глубокой депрессией, неполноценностью или сумасшествием.

– Или, когда он становится злым и жестоким…

– Или равнодушным…

– Но это случается крайне редко, – успокоила её старуха.

Тогда она красовалась в ярко-оранжевом пуловере и зеленых брюках.

– Перед тем как умереть, душа становится кроваво-красного цвета, – пояснила молодая красавица.

«Интересно, почему?»

Душа отчетливо вспомнила этот разговор и запаниковала еще больше.

«Что делать? Что делать? Я не хочу умирать! Не хочу!!!»

Она еще активнее стала искать выход в тот Мир, где Душам так хорошо и ничего не угрожает, но каждый раз, когда ей казалось, что она нашла его, натыкалась на невидимую стену. Снова и снова пыталась прорваться через эту крепкую и немного упругую субстанцию, которую невозможно было даже увидеть. Но не могла Душа прорваться туда, где будет спокойно и безопасно, и она опять станет нежно-голубой с розовым в серебре.

Всю ночь бедная Душа металась по городу, а наутро, когда у нее почти не осталось сил, увидела небольшую речушку, протекающую через просеку соснового леса. В одном из деревьев было дупло. Забравшись туда и свернувшись «калачиком», измученная Душа мгновенно уснула.

– Ольга Федоровна, Ольга Федоровна! – Алла бежала за педагогом, пытаясь догнать её и рассказать о выполненном поручении.

Учительница остановилась и внимательно посмотрела на догонявшую её девочку, которая была крайне возбуждена.

«Что-то случилось», – подумала она.

– Нади дома нет. Она в больнице. Она уснула, и её никто не может разбудить!

– Она умерла? – руки и спину педагога покрыли мерзкие мурашки.

– Нет. Она дышит. Но она спит… никто не может разбудить её. Её забрали в больницу. Она там лежит. А бабушка дома. Я же вам говорила, что она странная… больная она… на всю голову…

– Хорошо. Спасибо. Я зайду к ним вечером.

Мария Ивановна совсем не обратила внимания на то, что Надя прибежала со школы в слезах. Она была занята своими не очень приятными домашними ежедневными делами и не очень радостными мыслями. Жизнь складывается совсем не так, как бы ей хотелось. И все из-за чего? Из-за того, что она выполнила свой долг женщины и родила ребенка – дочь Лену, которая всю их с Николаем Гавриловичем жизнь вывернула наизнанку. Она вообще детей не хотела. Но почему-то считалось, что каждая женщина просто обязана желать стать матерью и потратить полжизни на то, чтобы вырастить себе подобное существо. Биологическое предназначение женщины. Так, кажется, это называется. И почему нельзя было обойтись без этого?

А теперь, вместо того чтобы заняться изучением английского языка или совершенствоваться в игре в шахматы, как она мечтала, будучи молодой, вынуждена воспитывать внучку. Нет, Надя девочка неплохая. И проблем особых не создает, но все равно свободной Мария Ивановна себя не чувствует. То сварить что-то надо, то постирать. Хорошо, хоть в школе Надя справляется со всем сама. Даже уроки не надо помогать делать. Учится, правда, средненько, но, видно, умишком не вышла. Так оно и понятно: какие родители, такие и дети – «на яблоне апельсины не растут…»

Она поёжилась. Что-то противное закралось в мысли и совсем перехотелось думать об этом.

– Надя, вставай. Чего это ты среди дня улеглась? Потом ночью спать не будешь… Наде-е-ежда-а-а!

Девочка не шевелилась, и Мария Ивановна подошла посмотреть на неё. Грудная клетка двигалась в такт: вдох-выдох, вдох-выдох.

– Наде-ежда-а-а! Вставай. Уже пять часов вечера, – громче позвала она внучку.

Реакция та же, то есть никакой.