Заговор вероятностей

Девчонки достали импортные японские зонтики, но через десять минут ветер вывернул тонкие спицы, и несколько бесполезных брошенных ярких юбочек разлеглись на булыжниках, как случайно занесенные дивные, заморские цветы.

– Давай руку! – Иван стоял на гряде, протягивая холодную мокрую руку, дернул вверх, обхватил за талию.

Они стояли над тропой, а впереди за непогодой темнели громады, над которыми небо было светлее. Там, далеко, было ясное солнце, внизу, чуть в стороне ярилась река, а впереди залитая дождем местность представляла широкую межгорную котловину, занятую когда-то, до 1864 года, черкесским племенем Умпыров.

Сейчас, на месте бывшего аулища стоит кордон Умпырь, где в этом месте в Малую Лабу впадают две реки.

В этой долине в пятидесятых годах был организован зубровый парк, где научные сотрудники и лесная охрана занимались восстановлением и разведением зубров. Постепенно зубры одичали, самостоятельно расселились почти на всей территории заповедника.

Кордон представлял просторный барак из досок с деревянной крышей. Внутри, в центре – большая, из красного кирпича, мазанная глиной печка. Говорят, кирпичи несли проводники из долины в рюкзаках. Вокруг печи – длинные ряды деревянных нар – топчанов на мощных обрубках вековых сосен. Такие же сосновые бревна поддерживали основательный потолок из черного рубероида. В бревна было вбито множество крупных гвоздей вместо крючков для штормовок, курток, плащей.

Первая группа немножко промокла, чуть-чуть не успели до дождя забраться под крышу, и теперь располагались сбоку на топчанах на ужин.

Игорь с женой и переодевшимися в сухую одежду девчонками из Уфы замахнулись на приготовление узбекского плова.

И такой гвалт, радостное кудахтанье разлетелось, что спаслись под надежной крышей, где пахнет тушенкой, кофе со сгущенкой, жареным луком, морковью и специями. Где сразу тридцать человек с холодными носами и руками что-то говорят, смеются, переодеваются, трогают струны спасшихся гитар.

Иван схватил Светин рюкзак, положил рядом со своим, кинул на дощаной пол влажный целлофан:

– Снимай скорее свои мокрые брюки и кофту. Вот, надень, пожалуйста, – и он достал из своего совершенно сухого альпинистского рюкзака шикарный толстый свитер с норвежским орнаментом.

– Нет! – Света смутилась, а девчонки уставились на них в ожидании продолжения диалога.

– Мне его тетка подарила. Ни разу не надевал. И горло закрыто. Иди, скорее переодевайся.

Угол был отгорожен старой плащ – палаткой, возле которой толпились несколько человек. Горло не болело, но во фляжке еще оставалось волшебное снадобье. Света села на топчан. В помещении уже немного надышали, но изо рта шел пока легкий пар. Было не жарко.

– Я тебя, что, силой должен заставлять переодеваться? Надень свитер немедленно, – Иван потянул ее влажную кофту за рукав. – Если меня стесняешься, иди в угол к девчонкам.

Света взяла теплые гамаши, свитер Ивана, легкие сухие тапочки и послушно пошла в угол за плащ-палаткой, где свитер неожиданно выхватила Валентина, внимательно посмотрела на этикетку:

– Давай меняться! Я тебе новую штормовку, а ты мне – свитер. С твоим братом сама договорюсь, чтобы не выступал. Видишь, ты вся промокла. У тебя штормовка древняя, вся штопанная – перештопанная. Завтра опять в ней простынешь!

– Нет! – Свете захотелось плакать и крикнуть на весь балаган: «Что вы все ко мне прицепились, что Иван брат? Он не брат, а хороший друг».

– Жадина! Ты знаешь, сколько настоящая штормовка стоит? Жаль, может быть, еще подумаешь? Хороший свитер, но явно не твой размер, – Валентина не отставала. «И не твой», – Света привыкла за эти дни больше молчать. И была рада. Сколько энергии выплескивается с потоком слов, иногда даже не успевших получить команду «добро» на существование от мозга. Просто плывут в пространстве пустые, как шелуха от подсолнечных семечек.