Канатоходцы. Том I

Тропа от ворот к дому коварно укрыта снегом. Окна темны, но одно яркое: стекла в нём нет. Деревья во дворе. «…Два клёна, любимцы дяди Соломона…» Имя того, кто тут жил до этого вечера (вперёд увиденного в документах). Внутри холод. Воняет бензином…

Николай Гаврилович с любимой репликой:

– Что делать!?

Руководители – на выход, другие – за работу.

Рапорт дежурного: «В двадцать два часа двадцать девять минут я принял вызов на улицу Нагорную тридцать три. Владелец дома номер тридцать два Хабибулин Ф.И. сообщил: горит дом. Его удивило, что в доме темно, а дверь отворена…»

Объяснительные записки. «Идёт локализации огня, а какой-то дед с белым воротником даёт мне картонку. На ней угроза людям еврейской национальности. Я передал милиционеру. Боец пожарной команды И.П. Медведев». «…В двадцать два часа тридцать одну минуту – тревога. Едем на улицу Нагорную 33. Автонасос устанавливаем на гидрант. Пламя, горит верх дома. Я подаю воду в два рукава с трёх сторон…»

Кромкин комментирует:

– Как это: «в два рукава», но «с трёх сторон»?

«…нет ли кого внутри? Бью окно…»

– … а «дверь-то отворена»…

«Трудно вырвать оконную решётку… Но кто-то сказал, что легко войти в дверь. Много дыму. Иду в темноте…»

– …затаптывая следы!

«… Женщину эвакуируем во двор… Вернули, но в другую комнату».

На диване мёртвая тётенька.

«…дамочка на полу, платье дымит. Беру стволу бойца, проливаю водой».

– …смывая улики…

«…хватаю её, чтобы оттащить к дверям, так как она захлебнулась дымом, но начальник караула…»

– …и этот тут.

«…Не тронь! На руках верёвка, наверняка, убита!» Мы думали – двое. Но люди в подполье…»

– …а то бы и их водой… Трудовой порыв борцов с огнём: окна бьём, ломимся в открытую дверь. Трупы сдвигаем. Топаем немалым коллективом… И командир со «стволом» наперевес… «…В темноте я наступил на что-то мягкое, накрытое клеёнкой и придавленное деревянной крышкой. Откидываю, – а там кто-то… Юбка задрана. Я догадался: женщина». Догадливый… «Мёртвый труп…» Живой только у Чехова… «с опутанными верёвкой руками и ногами у дырки в погреб…Много крови на полу, на шторах».

– Ладно, айда в ту часть дома, – вздыхает Усольцев.

Тут две комнаты, кухня и ванная. У люка элегантная мадам. На руках, некрепко опутанных верёвкой, яркий маникюр. Лет тридцати пяти. Ран много. Платье сиреневого цвета в крови, ноги открыты выше колен.

– Давайте вниз…

Кто-то лёгкий, с головой укутан. Раскутывают. Мальчик! Будто дремлет. Одежда в крови.

– Вот гады! – говорит один милиционер.

– Фашисты, – кивает второй.

Парень лет тридцати. В открытых глазах мука. Горло – кровавая рана.

Труп немолодого дядьки. В карманах документы, имя Соломон…

Трупы отправляют в морг.

Детально с фонариком. Внизу на картошке кровь… В тайнике немалая пачка писем.

В комнате тайник, в нём тетрадь.

У входа уголок пола так обгорел, будто туда керосина вылито более щедрой рукой. Лупу наводит: круглая дырка. Недавняя. Седьмой калибр[3 - – имеет ввиду калибр пули.]! Перочинным ножом не выкопать. Копать надо глубоко – принцип его работы. Гильзы нигде нет? Хотя не актуально: тут никто так не убит.

Во дворе пахнет гарью. Снег как подельник: «заметёт-запорошит…» Клёны, «любимцы Соломона»… Народ глядит на дом-мертвец. Будто караул у гроба.

Прокуратура неподалёку, напоминает Дворец правосудия в Рио-де-Жанейро. В кабинетах-эркерах, когда морозы…морозно. Не на тёплой «рио» они, на холодной.

Кабинет Кромкина (его ирония: камера-одиночка). Но не эркер, как у вошедшего Святония Усольцева.

– Это телефонная книжка Соломона Хамкина.

– Много номеров!

– А вот тетрадь – дневник парня, убитого в горло… Эразма Хамкина. В мифологии Хам – хамоватый, но эти могли быть и деликатными. Письма…

– Дай мне…

Майор Шуйков с докладом:

– Вот кто эти люди. Соломон Маркович, немолодой, кладовщик Центрального рынка. Его жена Хая Иосифовна, буфетчица в кафе клуба Дзержинского. В народе: дэка Дэзэ. Дэка – дом культуры. А Дэзэ, – хихикает, глядя на портрет над столом Кромкина. – Один сын Эразм Соломонович, преподаватель в ПТУ № 17. Другой – Боря, ученик музыкальной школы номер один. Это Хамкины. А ещё сестра Хаи, у неё фамилия Пинхасик.

– Буфет открыт?

– Директриса кафе за мёртвую.

– Туда опера…

– Направлен.

– И на рынке поглядеть.

– Глядят. И в ПТУ…

– Вот телефонник этого кладовщика…

– До фига номеров!

– Работайте внимательно.