Ключ Сары

Антуан победно взмахнул ключами. Мы решили подняться пока втроем. Зоэ проворно набрала код. Пройдя через прохладный, заросший зеленью двор, мы подошли к лифту.

– Терпеть не могу этот лифт, – сказала Зоэ. – Папа должен что-нибудь с ним сделать.

– Дорогая, он собирается перестроить квартиру твоей прабабушки, а не дом, – заметила я.

– Ну и что, хорошо бы и дом, – заметила она.

Пока мы ждали лифт, мой мобильник издал мелодию из «Звездных Войн». Я посмотрела на высветившийся номер. Джошуа, мой шеф.

Я сняла трубку:

– Мм?

Джошуа был краток и точен. Как всегда.

– Ты мне нужна в три часа. Закрываем июльский номер!

– Gee whiz![6 - Ни фига себе! Черт подери! (англ.)] – сказала я довольно нахально. Услышала фырканье на том конце, и Джошуа повесил трубку. Он обожал, когда я говорила «gee whiz». Может, вспоминал молодость. А вот Антуана, похоже, мои устарелые американизмы забавляли. Я так и представляла себе, как он пытается их воспроизвести со своим французским акцентом.

Лифт был из тех, что встречаются только в Париже, – с крошечной кабиной, коваными железными решетками и деревянной двухстворчатой дверью, которая неизбежно утыкалась вам в физиономию. Прижатая к Зоэ и Антуану – который явно переборщил со своим одеколоном от Эрме, – я мельком глянула на себя в зеркало, пока мы поднимались. Вид у меня был такой же разбитый, как у старого скрипучего лифта. Что случилось с юной и свежей красоткой из Бостона, штат Массачусетс? Глядящая на меня женщина уже достигла красной зоны, той, что находится между сорока пятью и пятьюдесятью годами, no man’s land[7 - Ничейная земля (англ.).], — с ее обвисшей кожей, глубокими морщинами и неотвратимым приближением менопаузы.

– Я тоже ненавижу этот лифт, – мрачно сказала я.

Зоэ улыбнулась и ущипнула меня за щеку:

– Мам, даже Гвинет Пэлтроу была бы похожа на зомби в этом зеркале.

Я не смогла удержаться от улыбки. Типичное дочкино замечание.

Мать заплакала, сначала тихонько, потом все сильнее и сильнее. Девочка растерянно смотрела на нее. За свои десять лет она ни разу не видела, чтобы мать плакала. В горестном изумлении она наблюдала, как слезы прокладывают след на ее бледном искаженном лице. Она хотела попросить ее не плакать, ей было невыносимо стыдно, что мать шмыгает носом перед этими странными людьми. Но оба мужчины не обращали на ее слезы никакого внимания. Они велели ей поторапливаться. Время поджимало.

В спальне по-прежнему крепко спал ее младший брат.

– Но куда вы нас ведете? – взмолилась мать. – Моя дочь француженка, она родилась в Париже, почему вы забираете ее тоже? Куда вы нас ведете?

Оба мужчины молчали. Они смотрели на нее сверху вниз, огромные и грозные. У матери в глазах стоял ужас. Она пошла в свою комнату и упала на кровать. Через несколько мгновений она выпрямилась и посмотрела на дочь. С застывшим, как маска, лицом она проговорила на одном дыхании:

– Разбуди брата. Оденьтесь оба. Возьми какую-нибудь одежду для вас обоих. Торопись, торопись, ступай!

Брат онемел от страха, заметив мужчин в приотворенную дверь. Он посмотрел на мать – та, полуодетая, рыдала, хватая какие-то вещи. Собрал в кулак все силенки четырехлетнего мальчика и отказался двигаться. Сестра попыталась его уговорить, ласково поглаживая. Все было напрасно. Он уперся, стоя неподвижно и скрестив руки на груди.

Девочка скинула ночную рубашку, схватила хлопчатобумажную блузку, юбку. Надела башмаки. Брат следил за ней, не шевелясь. Из своей комнаты они слышали, как плакала мать.

– Я спрячусь в наш тайник, – пробормотал он.

– Нет! – приказала сестра. – Ты пойдешь с нами, так надо!

Она схватила его, но он вырвался и скользнул в длинный глубокий шкаф, встроенный в стену. Туда, где они обычно играли в прятки. Они всегда укрывались там, задвигая створки изнутри. Это был их маленький домик. Папа и Мама прекрасно знали о тайнике, но делали вид, будто ведать не ведают. Они выкликали их имена прекрасными звонкими голосами.

«Да куда же подевались эти дети? Как странно, ведь минуту назад они были здесь!»

А они с братом хихикали от удовольствия.

В этом шкафу они держали фонарик, книги и даже графин с водой, Мама наполняла его каждый день. Брат еще не умел читать, и сестра читала ему вслух. Он любил слушать книжку «Добрый маленький чертенок»[8 - Сказка графини де Сегюр (1799–1874) – французской детской писательницы русского происхождения.]. Ему очень нравилась история про сироту Шарля и ужасную мадам Мак’Миш и как Шарль мстил ей за все ее жестокости. Сестра перечитывала книжку без конца.

Девочка посмотрела на брата, чье лицо маячило в темноте. Он вцепился в своего любимого плюшевого медвежонка, и ему было уже не так страшно. В конце концов, наверно, здесь он будет в безопасности. У него есть вода и фонарик. Он станет рассматривать картинки в книге графини де Сегюр, иллюстрации к его самой любимой истории про чудесную месть Шарля. Может, будет лучше, если она пока оставит его здесь. Те люди ни за что его не найдут. А она придет за ним позже, днем, когда ей разрешат вернуться. И папа, если поднимется из подвала, будет знать, где прячется его мальчик.

– Тебе там страшно? – спросила она мягко, слыша, что ее уже зовут те мужчины.

– Нет, – сказал он. – Мне не страшно. Закрой меня. Они меня не схватят.

Она задвинула створку, повернула в замке ключ. Положила его себе в карман. Замочная скважина была спрятана за фальшивым вращающимся выключателем. Невозможно было угадать контуры шкафа в стенной панели. Да, брат будет в безопасности. Она уверена.

Девочка в последний раз прошептала имя брата и приложила ладонь к дереву:

– Я вернусь позже. Обещаю.

Мы зашли в квартиру, ощупью отыскивая выключатели. Света не было. Антуан отворил пару ставней. В квартиру проникло солнце. В комнатах было пыльно и пусто. Без мебели гостиная казалась огромной. Золотистые лучи падали наискось в высокие грязные окна, выписывая световые узоры на темных плашках пола.

Я оглядела комнату: пустые полки, прямоугольные следы на стенах, там, где когда-то висели прекрасные картины, мраморный камин, в котором на моей памяти зимой горел такой уютный огонь и Мамэ подходила к нему погреть свои изящные белые руки.

Я подошла к окну и посмотрела на тихий зеленый двор. Порадовалась, что Мамэ покинула квартиру, не увидев своего пустого дома. Ее бы это потрясло. Это и меня потрясало.

– Здесь еще пахнет, как Мамэ, – сказала Зоэ. – «Шалимаром»[9 - «Шалимар» – духи от парфюмерного дома «Герлен».].

– А еще этой ужасной Минет, – добавила я, затыкая нос. Минет была последним домашним питомцем Мамэ. Сиамская кошка, страдающая недержанием.

Антуан бросил на меня удивленный взгляд.

– Кот, – пояснила я по-английски. Разумеется, я знала, как будет женский род от слова «кот», но знала и другое значение этого слова по-французски[10 - «Кошка» по-французски имеет второе значение, как и русская «киска».]. А услышать, как Антуан прыскает в ответ на некую сомнительную двусмысленность, было последним, чего мне в данный момент хотелось.

Антуан окинул все вокруг профессиональным взглядом.

– Электричество больше не соответствует нормам, – заметил он, указывая на старые фарфоровые пробки. – Отопление тоже антикварное.

Огромные радиаторы были черными от окалины и чешуйчатыми, как змеиная кожа, если не больше.

– Погоди, ты еще не видел кухню и ванную, – сказала я.

– У ванны ножки в форме львиных лап, – добавила Зоэ. – Мне будет жалко, если ее поменяют.

Антуан обследовал стены, слегка их выстукивая.

– Думаю, вы с Бертраном хотите все обновить? – предположил он, глядя на меня.

Я пожала плечами:

– Не имею представления, чего он в точности хочет. Это была его идея перебраться сюда. Я не горела желанием. Мне хотелось чего-нибудь… более практичного. Чего-нибудь поновее.