Письмо получилось длинное, местами окропленное слезами, размывшими некоторые буквы, но тем не менее, достойное сострадания и взывающее о помощи.
«Досточтимый господин де Шатильон! – писала баронесса. – Вот уже скоро три недели, как вы покинули замок Лонгвиль и, смею предположить, совершенно забыли, что когда-то судьба вас сюда забрасывала. Я очень сожалею, что у вас, несмотря на возраст, столь короткая память. Это очень прискорбно. Поэтому вынуждена напомнить, кто я такая, а то вы наверняка станете недоумевать, от кого сие послание. У вас есть один добрый знакомый по имени до Лозен. Он граф. И его поместья расположены где-то невдалеке от ваших. Но однажды этот ваш сосед простудился во время охоты на лисиц и заболел. Вас он послал в замок де Лонгвиль, чтобы вы освидетельствовали будущих родственников господина графа о его недуге. Вы прибыли к нам двадцать шестого октября. В Лонгвиле вы имели неосторожную беседу с молодой дамой, нареченной невестой до Лозена, которой легкомысленно кое-что обещали. Чувство такта не позволяет мне грубо напомнить вам, в чем заключалось данное обещание. Надеюсь, вы сами его вспомните. Дабы натолкнуть вас на правильные размышления, я помогу вам. У дамы был один молодой человек, ее шут, который читал вам свои сочинения. Может быть, теперь это натолкнет вас на воспоминания. А сейчас я открою вам свое инкогнито. Я и есть та самая дама, с которой вы имели удовольствие разговаривать в вышеупомянутом замке. Меня зовут Генриетта, баронесса де Жанлис. Я посылаю к вам свое доверенное лицо, молодого человека по имени Анри. Он доставит вам мое письмо и боль моего кровоточащего сердца.
Дорогой Альбер! Я умираю от ожидания! Каждый день я жду известий от вас! Если всё сказанное вами тогда, во время нашей встречи, остается в силе, если вы не отказываетесь от данных вами обещаний, я с трепетом жду ответа от вас. Вы не любите слез, я это знаю, но это не слезы размывают буквы в моем письме. Это воплощение скорби и мучений запечатлеются на бумаге, чтобы вы их могли воочию увидеть и убедиться собственными глазами в искренности моих чувств. Я люблю вас, Альбер! Я тоскую по вашему голосу! Я знаю, что вы явились в мой дом для моего освобождения!
Сжальтесь над несчастной, обездоленной вниманием и радостью, вырвите меня из каменной ловушки! Пока еще не совсем поздно! Остаюсь. Генриетта (пока еще) де Жанлис».
Чтобы текст был еще убедительнее, Генриетта послюнявила палец и нарочно размазала пару строчек.
Письмо было запечатано в плотный конверт с сургучом, на который баронесса поставила печать герба де Лонгвилей: в левом верхнем углу маленький крест.
Генриетта с бьющимся сердцем вручила письмо Анри, сказав напутственные слова:
– Дорогой друг! Нет никого на свете родней и ближе тебя! Я знаю, что ты скорее умрешь, чем позволишь себе не выполнить моего поручения. Слушай меня внимательно…
И она принялась рассказывать, где находится поместье до Лозена, и как найти путь к маркизу. Ее знания опирались на карту, висевшую в одной из гостиных замка, и на собственный опыт, полученный во время путешествия и монастыря. Получилось, что дорога займет не меньше суток, если добираться пешком.
– Что-нибудь придумаем, – сказал молодой человек.
– Ты придешь к господину де Шатильону и всё расскажешь, как я здесь, что ты видел, как я плачу по нему.
– Хорошо, госпожа баронесса.
– И не забудь дождаться ответа! Без ответа не приходи!
Тут взгляд баронессы скользнул по фигуре Анри, и Генриетта только охнула:
– Господи! Ты чуть не отправился в путь в таком тряпье!
– Это хороший костюм, – попробовал возразить юноша. Но госпожа сразу же перебила его:
– Для бродяги или разбойника! Ты возьмешь то платье, которое мы шили тебе в Париже. К тому же необходимо достать дорожный плащ, шляпу, сапоги и другие принадлежности. Иначе ты в дороге испортишь всё великолепие нового платья.
– А зачем оно мне вообще? – до Анри еще не доходил смысл готовящегося предприятия.
– Ты окончательно поглупел? – осведомилась Генриетта. – Ты должен явиться в дом маркиза в богатом наряде, чтобы тебя беспрепятственно впустили. Да и в дороге ты тоже облегчишь свое положение. Назовись бароном или виконтом.
– Каким бароном? – засмеялся Анри.
– Назовись моим именем – де Жанлис.
– Глупость какая!
– Хорошо, тогда скажи, что ты родственник господина де Лонгвиля.
– Еще смешнее.
– Ну, я не знаю, что тебе не смешно!
– Ладно, только раз я ваш родственник, было бы неплохо ссудить несколько монет на дорогу.
– Правильно! – с готовностью кивнула баронесса, бросаясь к кошельку. – Получай! Этой суммы должно с избытком хватить на твой путь, даже если ты будешь останавливаться в харчевнях и ночевать в гостиницах. Хотя по дороге к маркизу гостиниц нет, по крайней мере, на карте они не обозначены. И вообще постарайся обернуться поскорее. Я умру от нетерпения. Да и что я скажу отцу, если он спросит, где ты?
– Не спросит! – с уверенностью заявил молодой человек.
– Почему ты так решил? – поинтересовалась баронесса.
– Если он за два месяца не спросил, то и теперь не спросит!
– Будем на это надеяться.
И Анри удалился к себе.
Глава 23
С тех пор, как не стало Франсуа, его комната не запиралась. Да и зачем запирать то, что никого не прельщает?
Анри очень боялся, что Фантина нагородила чепухи и хода не существует. Поэтому он сначала проверил пол в каморке своего друга, и с удивлением обнаружил под кроватью, стоящей, как мы помним, посреди комнаты, длинный прямоугольный люк.
Тогда молодой человек бросился в свою каморку, быстро переоделся во все те тряпки, которые дала ему госпожа де Жанлис, и вошел в опустевшую комнату. Там он лег на пол, отодвинул крышку люка и быстро влез в дыру, не забыв, однако, вернуть крышку на прежнее место.
В подземелье было темно. Куда-то вели ступеньки поржавевшей от времени винтовой лестницы, и молодой человек, царапая руки о корявые стены, медленно стал спускаться во мрак. Он пожалел, что впопыхах не взял свечу. Но возвращаться он не решился: его могли заметить.
Сколько продолжался этот спуск по винтовой лестнице, неизвестно, но в определенный момент ступеньки кончились, и Анри пошел вдоль узкого коридора, который завершился гораздо быстрее, чем лестница, а потом был вновь подъем и опять коридор…
Он выбрался на поверхность среди деревьев оголенной осенью дубравы. Дубы упорно не желали раздеваться, но осень всё решила по-своему, разбросав их бурые листья по прибитой дождем траве.
Замок отсюда просматривался целиком. И молодой человек увидел его со стороны, впервые оценив торжественное и угрюмое великолепие старинного сооружения. Но любоваться на замок не было времени, и юноша пустился в путь. Он с трудом примирился со своим новым назначением и всё прикидывал в уме, как ему назвать себя, если кто-нибудь его об этом спросит. Но людям это не было интересно. Его подвозили на крестьянских телегах, на почтовых лошадях, и никому даже в голову не приходило расспрашивать о чем-либо молчаливого путешественника, скрывающего свое лицо под низко надвинутой шляпой. Все сразу видели в нем благородного господина, желающего остаться неузнанным.
Поздним вечером Анри подошел к незнакомому замку, гораздо менее роскошному, чем Лонгвиль, и попросил дежурившего у перекидного моста человека доложить о нем господину де Шатильону.
– Маркиз давно спит, проваливай, – вежливо откликнулся человек.
– Я требую, чтобы меня тотчас отвели к нему! – настаивал юноша. – У меня нет времени, чтобы болтать тут со всяким отребьем!
– Ишь ты, как разговаривает! – удивился стражник. – Хорошо, я сейчас позову кое-кого. Подождите, я скоро…
Он скрылся, и через некоторое время привел какого-то неодетого господина в колпаке и с одеялом на плечах. Анри повторил ему свои требования.
– А вы кто? – осведомился неодетый. – Как о вас доложить господину маркизу?
– Скажите, что прибыл посыльный от баронессы де Жанлис! – ответил юноша.
– Хорошо. Обождите здесь.
Прошло еще несколько долгих минут, возможно и полчаса, прежде чем мост опустился на внешнюю сторону рва и господин, который за это время уже успел одеться, сообщил Анри:
– Маркиз рад вас принять. Добро пожаловать в Шатильон!