Не один дома

– Ты тоже видишь это во сне?

– Аварию?

– Да, – ответил Макс.

– Нет, сынок, сама авария мне, к счастью, не снится.

– Но что-то плохое ты видишь во сне, не так ли? – спросил сын.

– Да, сын, что-то плохое…

– Я тоже вижу не только аварию, – опустив голову на грудь, тихо сказал Максим, – и не всегда во сне…

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Данил.

– Я скажу тебе, что, только прошу не считать меня сумасшедшим.

– Ни в коем случае, сын, я даю тебе слово, – сказал отец.

– Я не могу смотреть в зеркало, – приподняв голову, печально произнес Макс. Его черные кудри падали на глаза, но Данил все равно увидел, что в глазах стояли слезы. – Я не могу смотреть в зеркало, – повторил парень. – Раз или два я вижу свое обычное отражение, ничем не искаженное и не изуродованное, но потом, глядя в зеркало, я вижу у себя огромную дыру в голове чуть выше правого уха…

– Там, где ты ударился о стекло в машине? – переспросил отец.

– Да, в том самом месте, – ответил Максим. – Только это не просто ушиб или синяк, это огромная рана, из которой торчат стекла. Волосы на этой стороне все слипшиеся от крови. Под глазами большие кровоподтеки.

Казалось, подросток дрожал.

– И как часто ты это видел? – спросил Данил.

– Достаточно часто, чтобы желание смотреть на себя в зеркало пропало надолго… Но и это не все. Я хочу попросить тебя убрать кресло в дальнем углу комнаты…

Даниил оглянулся. В углу у окна стояло большое кожаное кресло, которое было изготовлено на предприятии, принадлежавшем ему и Сергею. Изготовлено было под заказ специально для Макса на его десятилетие: на спинке кресла черными нитями было вышито имя «Максим». Рядом стояла электрогитара и усилитель к ней, которые сын заказывал в подарок на свой прошлый день рождения. Но и гитара, и колонка поросли толстым слоем пыли.

– Что не так с креслом, сынок? – озадаченно спросил отец.

– Папа, – Макс стал прятать взгляд, – я на нем часто вижу маму…

– Маму? – удивленно переспросил Данил. Макс утвердительно закивал.

– Да, маму… только она сидит не так, как обычно сидят в кресле… Она там такая, какой является в моем сне, когда мне снится та авария: одна ее нога, кажется, странно изогнута и торчит вверх, вторая, сложенная пополам в обратную сторону, лежит у ее головы, а голова свисает с сиденья… лицо смотрит на меня, при этом грудью она прислонена к спинке кресла… а ее шея… пап, ее шея вывернута на 180 градусов. Сперва глаза всегда закрыты, но потом она открывает их и спрашивает, не хочу ли я творожных кексов. Каждый раз. Каждый раз она спрашивает одно и тоже. Но плевать на кексы. То, как она лежит… ее взгляд… Пап, я тебя очень прошу, убери кресло…

У Данила по спине забегали мурашки от рассказа сына, а у Макса из глаз все же потекли слезы. Он спрятал взгляд, уткнувшись лицом в колени, а отец пристально всматривался в неосвещенное кресло. Подсознание уже изобразило на нем его жену в том положении, в каком описал ее сын. И вдруг ему стало безумно жалко Макса за то, что он видит такие ужасные вещи. Данил обнял парня и тот, словно маленький, разрыдался.

– Сынок, – сказал отец, – ты не думаешь, что в таком тяжелом психологическом состоянии тебе не стоит читать подобные книжки? Быть может, ты усугубляешь то, что кроется у тебя в сознании?

– Папа, ты же должен меня понять, – с отчаянием в голосе сказал сын, – просто обязан. Ты ведь не мама. Прошу, попробуй понять то, что я чувствую. Загляни в себя, в свою голову. Да, это странно, это очень странно, но когда нам плохо, нам вовсе не хочется слушать веселую музыку, прыгать на батуте и смотреть комедии, смеясь от смеха и радости. Мне кажется, что боль внутри нас нуждается в пище, и она хочет питаться болью, потребляемой из внешнего мира, тоской тех, кто испытывал нечто подобное до нас, пусть и на бумаге. Мой внешний мир – это книги, мир нереальный, потому что реального я лишен. Вот такие непроходимые лабиринты путают мое сознание, но мне от этого становится легче. И спокойнее. Это мое умиротворение. Моя боль насыщается и не так сильно терзает меня. Да, это странно, но ты должен понять.

И Даниил понимал. Он прекрасно понимал это ломаное сознание подростка, словно свое собственное. Все эти несуразные фразы выстраивались в логический порядок в голове взрослого мужчины, обретая глубокий смысл. И важность.

– Я сейчас же уберу это кресло, обещаю тебе, – сказал он сыну, – но я попрошу тебя об ответной услуге. Макс, расскажи завтра Борису Ивановичу все, что рассказал сейчас мне. И даже больше – то, о чем умолчал сейчас.

– Машка, – сказал Макс.

– Что с Машей?

– Я постоянно вижу ее на полу. Она лежит в своем сиреневом пальто, а от ее головы растекается лужа крови.

Данил промолчал. Он и сам это видел. Тогда, в марте. Или ему только кажется? Если бы это было правдой, Маша не играла бы сейчас в своей комнате за стеной, она бы не шагала мимо нескольких соседних домов от школьного автобуса, когда водителю вздумалось перестать делать остановку ради одного ребенка у их дома.

Снова мигрень. Это все последствия травмы. Завтра стоит поговорить об этом с доктором.

– Дочитывай своих «Вампиров», – улыбнулся Данил сыну, а я сейчас же оттащу кресло в гараж. На его место попрошу Серегу привезти тебе новый книжный стеллаж. Я думаю, он теперь тебе пригодится. Идет?

– Спасибо, пап, – ответил Макс.

Данил пожал сыну здоровую руку и принялся выталкивать кожаное кресло из комнаты. Максим с презрением следил за некогда любимым предметом мебели в своей комнате, стараясь не смотреть в теперь пустующий угол – мало ли, кто все это время мог прятаться за креслом. «Творожные кексы?» – звучало в его голове.

В гараже Данил сел в кресло сына, достал мобильник и вошел в личный кабинет клиента банка в раздел управления своими счетами. Он увидел поступления от страховщиков, круглую сумму от лихача-байкера, который своим появлением изменил весь мир вокруг семьи Куликовых, а также небольшие, но стабильные поступления от Сергея. Затем Даниил перешел в раздел трат. Несколько чеков в близлежащих магазинах и несколько десятков из интернет-магазинов, последним был счет за вчерашний ужин из ресторана. Данил проверил их все. Часть из них были оплатой продуктов и хозяйственных товаров для дома. Остальные суммы были выплачены книжному интернет-магазину. Причем первые оплаты, а, соответственно, и заказы появились примерно месяц назад и повторялись до сих пор с периодичностью три-пять дней. Но как Максим смог узнать данные для оплаты? Неужели он выкрал карту отца? Данил проверил – карточка была на месте в бумажнике. Сын скопировал данные? Или это оплачивала Рита? Да, у нее есть полный доступ ко всем его финансам, но она бы наверняка сказала мужу, что расплачивается за книги сына с его счета. Или не сказала бы? К чему эти тайны? И как об этом догадался Борис?

– Где эти таблетки? – сказал сам себе Данил, державшись рукой за голову. – Когда я их принимал последний раз?

Какой-то заводной механизм, активирующийся при столь сложном для поврежденного мозга мыслительном процессе, проворачивался в голове по часовой стрелке, с каждым оборотом усиливая боль во всей черепной коробке.

Данил решил не спрашивать сына о том, как тот оплачивает книги. Не сигареты же он, в конце концов, покупает. По крайней мере, сейчас не до этого. Эта проблема – ничто на фоне того, что творится у мальчика в голове. Лучше спросить об этом Бориса Ивановича.

Но почему доктора? С чего он должен это знать?

Мозг устал. Лучше попросить у Бориса рецепт новых таблеток, которые уменьшат количество возникающих вопросов или увеличат количество полученных ответов.

По радио нудный голос снова рассказывает прогноз гороскопа, обещая новые победы и свершения слушателям. На дороге нет ни единой машины. Только его автомобиль – Даниила. Кроме него в салоне тоже никого. Слева на обочине он замечает стоящего высокого подростка с черными кудрявыми волосами, неопрятно торчащими в разные стороны. Это Макс. Проезжая мимо него, Данил смотрит в глаза сыну и, улавливая его огорченный взгляд на себе, замечает кровь, капающую с волос на правое плечо. Левая рука парня висит немного ниже правой. Но Данил не затормозил, а продолжил ехать дальше. Проехав несколько сотен метров, на той же обочине слева он еще издалека приметил сиреневое пальто. Длинные черные кудри, в которых на самой макушке поблескивала маленькая заколка в форме стрекозы, спадали на плечи и спину. «Машуля», – как ни в чем не бывало, подумал мужчина, но снова не надавил на педаль тормоза. Проезжая совсем рядом с девочкой, он увидел, что все ее лицо перепачкано кровью. Дыхание Данила стало тяжелым, пульс участился, но он продолжил движение, не сбавляя скорости.

– Дорогой, почему ты не остановился, чтобы забрать детей? – раздался голос у него в голове. Нет, не в голове. Он исходил откуда-то издалека и в то же время очень близко.

Данил медленно повернул голову вправо и увидел Риту точно в том положении, в каком Максим видел ее много раз в своей комнате на кресле: голова и одна нога были у коробки передач, тело было перекручено. Он закричал, правая нога сама вдавила педаль тормоза в пол. Машина стала переворачиваться снова и снова.

Даниил проснулся.

Снова предательские лучи норовили пробиться сквозь густые черные ресницы. Данил, не поворачиваясь, протянул руку к той части кровати, где спит Рита. Но ее там уже не было. Он вздохнул, пошел в туалет и осознал, что, не задумываясь, избегает зеркала. Переборов внутренний страх, Данил все же взглянул на себя: помятое сонное лицо, отросшая щетина, никаких следов крови или других напоминаний о ране на макушке головы.

Умывшись и переодевшись, он спустился вниз. Тишина, никого. Не пахло кофе, все чашки чистые и сухие. Ничего не свидетельствовало о том, что кто-то сегодня на этой кухне уже завтракал. Данил взглянул на часы: почти десять часов утра. Очень странно. На полу узором была выложена плитка: белая и черная. Обходя кухонный стол, направляясь к кофемашине, Данил резко остановился: из-за столешницы на полу откуда-то натекла огромная лужа крови, заполнив собой поверхность одного белого сегмента напольной плитки. Сердце снова забилось учащенно. Медленно он сделал шаг в сторону лужи, но тут внимание Данила отвлек дверной звонок: кто-то пришел. Он автоматически резко обернулся в сторону входной двери, а когда через мгновение снова посмотрел на лужу крови, то ее там уже не оказалось.

– Чертовы бесполезные таблетки, – пробормотал Данил, сделал несколько уверенных шагов по кухне, чтобы убедиться, что крови и ее источника действительно нет и не существовало, развернулся и пошел открывать дверь, у которой продолжал звенеть звонок.

– Борис Иванович, – поприветствовал он гостя, – спасибо, что приехали.

– Я не мог не приехать, Данил, – ответил доктор и протянул ему руку. – Неважно выглядишь, хочу отметить.

– Я только проснулся.