Я тебя слышу
Татьяна Грац
Человек нуждается в том, чтобы его УСЛЫШАЛИ.Я поняла это, когда вокруг меня сомкнулся кокон равнодушия. Вечно скандалящие родители, подруга, интересующаяся только своими проблемами, парень, отношения с которым превратились в привычку…Если старенькая «окушка» стала моим утешением, а йогурт – единственной из-за стресса едой, значит, что-то пошло не так. Что именно, я осознала только в тот день, когда меня действительно услышали. Но сперва услышала я. Звуки музыки, взволновавшей мое сердце.
Татьяна Грац
Я тебя слышу
Пролог
Сижу в своей комнате и чувствую, как у меня дрожат руки. То ли от злости, то ли от нервов. Скорее второе, потому как еда, съеденная час назад, просится наружу. Еле сдерживаю в себе это ощущение. Плакать уже не хочется, ведь слезы слишком шумные. Они могут «преломить» те крики, что за стеной. Страшные вопли, когда мой отец орет благим матом, а мама подхватывает и продолжает. Как же так? Мы семья. Я все еще жду, что это закончится. Мама войдет в мою комнату и признается, будто это розыгрыш. Лживая сценка, отрепетированный скандал.
– Ты меня достала! Дай спокойно отдохнуть после работы. Так нет же! Пилит и пилит, пилит и пилит! Тебе надо пилой работать на лесопилке! – кричал отец.
– Да-да-да! Тоже мне, мученик нашелся! Между прочим, кто ужин приготовил?! Кто квартиру всю отдраил?! Ты хоть что-нибудь замечаешь вокруг себя?! Я устала уже от всего этого, ты даже мои элементарные просьбы не выполняешь! – не уступала мама.
И так по кругу. Когда аргументы заканчивались, родители замолкали. Всего на минуту, потом находилось что-то еще. Они не могли спокойно поделить пульт от телевизора, сталкивались на тесной кухне или спорили, кто и где сегодня ляжет спать, потому что в одной постели спать уже не хотели. И давно.
Мне жаль осознавать, что я не выдержала в этот раз. Просто оделась в любимые черные джинсы, отыскала первую попавшуюся майку, взяла ключи и вышла из своей комнаты. По пути к заветному выходу я обернулась и наткнулась на тарелки, которые по-прежнему стояли неубранными на столе в кухне после ужина. В сердце что-то скрипнуло. Я едва сдержалась, чтобы не завернуть на кухню. Ведь меня приучали к порядку. Я должна была помочь и убрать грязную посуду.
Но иду дальше. Родители в зале, отсюда меня им не видно. Их голоса немного утихли, но это не изменит моего решения. Мне нужно выспаться как следует. Обуваю ботинки и тихонько прикрываю за собой входную дверь. Несколько лестничных пролетов, и я уже рядом со своей машиной. У нее подбит правый бок, одна фара скоро померкнет, краска на бампере осыпалась, а днище съела ржавчина. Это не удивляет, когда машине почти 15 лет. Но она моя любимая старушка. Ласково зову ее «окушка», как и другие водители свои автомобили «ВАЗ-1111». Я купила ее сама в том году с рук, на большее мне просто не хватило денег. Но машина нужна, чтобы ездить в универ, на работу, мотаться по делу и без дела.
Как раз сегодня был подходящий случай. Я убежала из дома от шумных родителей. Пусть поломают голову, подумают над своим поведением, а я перекантуюсь у бабушки. Она живет недалеко, примерно 10 минут на машине, если без пробок. А вот и первый звонок. Я за рулем, телефон вибрирует на соседнем сиденье. Хочется выкинуть его из машины, потому как сейчас я не готова разговаривать с мамой. Где было ее внимание, когда я сидела за ужином? Почему какое-то обычное поглощение еды должно было закончиться очередным скандалом? Мне этого не понять. Пусть звонит. У меня нет магнитолы в «окушке», а так хоть какая-то музыка.
Добираюсь до бабушки. Она тоже живет в квартире. Одна. Поднимаюсь на лифте, негромко стучу кулаком по двери, надеясь, что бабушка услышит, но не испугается звука. Внутри квартиры работает телевизор, по-любому вечерний сериал. Бабушка их обожает, может сидеть за ними до полуночи. На удивление, дверь достаточно быстро открывается передо мной, и я вхожу.
– Привет. Я переночую здесь.
– Маша, что так поздно? Ночь на дворе. Ты на машине?
– Да.
– Опасно. Что же ты даже не позвонила? – причитала бабушка.
Но все было понятно по моему взгляду. Я так зыркнула на нее. В моих глазах читалось многое – от полного угнетения до раскаленной злости. Я перестала терпеть эти чувства и переживать их в себе. Еще немного – и я брошусь на эту старую женщину с объятиями и со слезами, чтобы обо всем рассказать. Держу себя в руках лишь из-за того, что не хочу делать ей больно, настолько больно.
– Опять они за свое? – догадалась бабушка.
Я молча кивнула и закрылась в комнате. Когда-то эта комната была моей детской. Старые обои с милыми животными, прикроватная розовая лампа, узкая кровать и мой маленький письменный стол. Очень давно мы с родителями приходили ночевать к бабушке и дедушке. Я спала в этой комнате. По воскресеньям мы гуляли в парке и катались на каруселях, ели мороженое в стаканчиках. Но все ушло. Осталось в прошлом. Дедушка умер три года назад, родители стали ненавидеть друг друга, а я из милой златовласой пятилетней девчушки превратилась в дылду с умершими от краски светлыми волосами.
На той неделе мне исполнилось 19 лет. Родители, конечно, устроили мне праздник. Сначала все шло неплохо, как задумала мама, а потом вмешался папа, сделал что-то не так. И пошло-поехало. Это как кукловод дергает за ниточки, и кукла начинает двигаться. То же самое происходило в нашей семье. Стоило папе дернуть за опасную ниточку, начиналось движение.
– Маша здесь, у меня. Все хорошо.
Нужно было догадаться, что бабушка обязательно позвонит маме, своей дочери. Она всего лишь выполняет свою функцию по заботе. Заботится обо мне и о маме. Но больше не лезет в скандалы. Она их терпеть не может. Поэтому разговор заканчивается на фразе «все хорошо».
Бабушка не решается зайти. Я чувствую ее рядом с дверью. Присаживаюсь на кровати, готовлюсь к новой эмоциональной волне. Через пару секунд она входит. Неторопливо перебирает ногами, как еще говорят, семенит. Садится рядом со мной и кладет свою теплую ладонь поверх моей. Мне не становится легче.
– Ты уже взрослая девочка. Тебе нужно научиться контролировать себя. Не позволяй эмоциям овладевать тобой.
– Бабушка, но ведь у вас с дедушкой все было по-другому…
– Мы тоже иногда ссорились, потом мирились. Все было. А как же? Это жизнь, – бабушка странно улыбалась, поглаживая теперь мою костлявую спину. – Хочешь чаю?
– А можно питьевой йогурт?
– В холодильнике, специально для тебя стои?т.
Бабушка тихонько похлопала меня по плечу и поднялась на ноги. Это означало, что я должна пойти за ней. И неважно, что йогурт можно выпить прямо в комнате. В этом доме было свое правило: вся еда только за столом. Пришел в кухню, сел за стол, поел и вышел. Никаких перекусов перед телеком.
Я упала на кровать и закрыла глаза. Мне так хотелось оказаться в параллельной вселенной, стать кем-то другим и сделать все иначе. Мечтала начать все сначала, отключить свои чувства, забыть свою жизнь, как плохой сон. Но реальность держала меня здесь, по-прежнему на плаву. Перед глазами стоял незаконченный универ, в котором я училась на лингвиста; рассорившиеся родители, прожившие до этого душа в душу 20 лет; моя маленькая работенка в ресторанчике быстрого питания; и та самая мама мамы, позаботившаяся обо мне в этот вечер.
Мои мысли перебил звук сверху. Я взглянула на часы и довольно хмыкнула. Подобное уже происходило. Каждый вечер в 21:00 в бабушкином доме этажом выше разливается музыка. Кто-то играет на фортепиано. Примерно года четыре, если не больше. Звучала классика, современный рок и парочка совсем неизвестных мне мелодий. Сегодня это был Бах. Точное название композиции сказать не могу, да и в телефоне искать лень.
Клавиши то грозно брякали, то мелодично разыгрывались. Но было все равно грустно. Я представляла себе маленького мальчика (хотя могла быть и девочка), которого заставляли играть, потому что надо. Что для него готовили родители? Судьбу прославленного пианиста? Неужели еще кто-то верил, будто остались места на этом поприще. Мне казалось, что знаменитых пианистов сейчас столько же много, сколько и юристов.
Другое дело, если этот мальчик сам изъявлял желание играть. Теперь мне представлялся теплый свет лампы и маленькие пальчики, бегающие по клавишам. Рядом с ним сидела женщина, его мама. Она аккуратно переворачивала нотную тетрадь, чтобы мальчик не останавливался и продолжал играть. Может быть, в этой комнате еще находился отец и пил свой вечерний чай под Баха. Почему нет? Ведь здорово, когда можно представить подобное. Жаль, что в моей семье такое больше не представляется возможным.
– Маш, идешь? – позвала бабушка из кухни.
Конечно, иду. Меня ждет еще много вечеров с бабушкой. Я никуда не уйду из этого дома, пока… а что пока? Пока мои родители окончательно не разойдутся? Или я жду, что они помирятся? Одно было ясно точно: я больше не выдержу наблюдать их ссоры. Поэтому пока останусь здесь. В доме, где еще существует семейный очаг, не погасший благодаря маме мамы.
Запах бунтарства
– Однажды она развалится, точно тебе говорю!
Это рядом на сиденье в машине умничала Яна. После того как я распиналась ей полчаса про родителей, она говорит мне обидные слова про мою «окушку». Я подвожу ее до универа, мало того, до этого завозила в кафешку за утренним кофе, а она еще смеет отпускать комментарии о моей машине!
– Не обижай ее, малышка такого не потерпит, – предупреждаю я и сразу же начинаю гладить руль «окушки».
– В этом твоя проблема. Ты намертво приклеиваешься к дряхлым вещам. Сколько лет твоим джинсам? И эта гребаная майка. Сколько ты ее уже носишь? А?
– Ты права. Сколько лет я дружу с тобой? Может, мне пора обновить компанию? – решаюсь подыграть подруге.
Яна толкает меня в плечо и смеется. Ей не нужны мои проблемы, интересны только свои. Она слушает меня ради того, чтобы найти зацепку и переключиться на себя. Ведь жизнь Яны важнее. У нее полноценная, благополучная семья, сама она всегда одета с иголочки, родители ей купили квартиру. В доме имеются деньги, так что Яне работать не приходится. Она сдала на права, но почему-то до сих пор в универ подвожу ее я. Так и живем.
Еще Яна недавно победила в конкурсе «Мисс Университет». Что говорить, она красивая. С накрученными черными волосами и слегка подкачанными губами. Ее руки всегда нежные и приятные, такие гладкие. Мне кажется, это диагноз – держать рядом с собой человека в два раза лучше себя. Я та самая некрасивая подруга Яны. И ни капельки не жалею об этом. Меня устраивает мое место.
– Ты снова на диете? – Яна случайно заметила пустую бутылку йогурта меж сидений.
Сколько бы раз я ни объясняла, что не сижу на диетах, как об стенку горох! Честно! У меня нервы. А когда у меня нервы, я не могу есть. Совсем ничего. Это может продолжаться долгое время – неделю, месяц. Чтобы не сдохнуть с голодухи, пью хотя бы йогурты, ряженку или кефир. Проще говоря, могу переваривать только продукты из класса кисломолочных. Сейчас как раз такой период. Меня выворачивает от пирожка, который Яна держит в руке. Она так смачно его кусает. Фу.
На мою удачу, мы подъехали к универу. Я поспешила распрощаться с подругой, сама поехала дальше. Так как я с сентября перешла на индивидуальный учебный график, теперь в универ можно было ездить реже. Май закончился, мне осталось сдать один экзамен. Все рефераты и зачеты уже позади. Я почти на третьем курсе.
Припарковалась у работы и вылезла из машины. Мне потребовалось несколько попыток, чтобы закрыть водительскую дверцу «окушки». Она то и дело открывалась обратно. Знаю, она своим жестом говорит: «Беги! Беги из этого ресторанчика, от этих людей». Особенно от того, кто стоял на пороге и с наслаждением покуривал электронную сигарету. Или парил, выпускал пар изо рта. Мой парень. Да-да, у такого ничтожества, как я, обязательно должен был быть парень. Такой, как Глеб. Среднего роста, немного раскормленного телосложения, но не слишком, с водянистыми темными волосами и предрасположенностью к сахарному диабету. Но последнее пока не проявлялось, затаилось перед бурей.
Подойдя ближе, я остановилась. Глеб, как всегда, придвинул меня к себе замусоленной от гамбургеров рукой и поцеловал в ухо через волосы. Знаю, противно до жути, но он единственный, кто выносит мое тело. Глебу пофиг на мою худобу и пищевое расстройство.
– Привет. Ты сегодня опоздала, у нас осталось минут пять.