– Если ты сейчас же меня не отпустишь, мне будет стыдно, и, заметь, неудобно, идти по улице.
Варя заглянула ему в глаза. Ей еще никогда мужчины так открыто не говорили о своем желании. Оно ей было незнакомо. Варя ясно ощутила, как ее лицо залилось краской.
– Лео, я боюсь, я не та женщина, которая тебе нужна. Я не Флор. Я не она. И ты можешь заблуждаться. Ты видишь ее, и, возможно, когда она была «в себе», она не могла принять тебя. Ты ведь ее брат! А я… Я боюсь, Лео. Я не имею права быть с тобой.
– Прости. Я поцеловал тебя, хотя понятия не имею, как ты относишься ко мне. И это, к слову, не в первый раз.
– Как я отношусь к тебе? А разве не видно? Я с ума схожу по тебе, Лео. Ты единственный, с кем мне хорошо и спокойно. Но мы не можем быть вместе. Прости. Мне надо сначала найти себя. Пойми… Это не мое тело, и не мне распоряжаться им. Хотя, клянусь тем, что у меня осталось – душой – я бы отдала его за одну ночь с тобой.
Откуда только взялась эта смелость у нее? Откуда такие слова? Лео сейчас расхохочется, и ей будет стыдно всю оставшуюся – надо заметить, чужую, – жизнь.
Но Лео не расхохотался, он даже не улыбнулся, хотя его глаза заблестели каким-то чертовским огнем. Варя никогда не видела, чтобы взгляд мужчины так выдавал его чувства.
– Будь со мной. Мы вместе все выдержим. Тебе не придется ни о чем заботиться. Если хочешь, я найму лучшего психотерапевта в мире, я найду специалистов, которые помогут тебе справиться с внутренними противоречиями.
– Значит, ты считаешь, что именно это происходит со мной? Ты думаешь, я душевно больная? Разве ты не сказал, что веришь мне?
– Верю, Варя, верю. Но я не знаю, что с этим делать.
– Проблема в том, что я не верю тебе, Лео. Прости меня. Я не знаю, зачем ты приехал сюда.
Лео молча смотрел на Варю. Да, именно на Варю, он больше не видел Флор в ней. Он больше не сомневался, что с девушкой, которую он знал всю свою жизнь, случилось что-то страшное. Но, как бы печально это ни звучало, он понял, чего не хватало Флор – души. Но он не посмел сказать этих слов Варе. Не смел предать Флор, которая всегда была важна для него. Варя права – это не время, чтобы в ее жизни появился мужчина. Он захочет, чтобы она была его целиком.
– Лео, спасибо тебе за все. Но сейчас мне надо побыть одной. Вечером у меня самолет, а до этого времени я хочу попрощаться с Москвой, с детством, и прости, я не могу пригласить тебя на этот реквием по моей жизни. А еще…я думала поехать на кладбище, но мне страшно. Смешно, правда? Страшно ехать на кладбище к самой себе…Боже, Лео, никто в этом мире даже не представляет, о чем я сейчас говорю. Ни один человек. Даже тот мужчина, с программы – он тоже не представляет. Потому что я ему не верю. Представляешь, не верю!
Лео быстро кивнул. Иногда ему казалось, будто она ввязалась в увлекательное приключение. Будто все это веселая и невероятная игра. Но когда до него дошли ее слова о кладбище, его передернуло. Господи, что это? Как это могло произойти? Как помочь ей?
– Я могу сходить с тобой. Если ты действительно этого хочешь.
– Нет, Лео. Я этого не хочу. Потому что я как была трусихой, так ей и осталась. Потому что я изгадила свою жизнь, а теперь изгажу еще и жизнь Флор.
Варя ушла. А Лео остался наедине со своими мыслями. С мыслями, которых раньше он не пускал в свою голову. С мыслями, которые давили на его череп, грозя взорвать его на мелкие куски. Впервые Лео задумался над тем, как на самом деле помочь Варе. И пусть она больше никогда не увидит его, и пусть, она больше никогда не узнает его. Теперь он понял: если он ничего не сделает, то у женщины, которую он любит, у женщины, которую он никогда в жизни не видел – нет шанса на завтрашний день.
Глава двадцатая
В больницу Буэнос-Айреса доставили женщину. Ей было чуть больше тридцати лет, но печальный взгляд прибавлял ей несколько лет. Идеальная оливковая кожа смотрелась экзотично на фоне больших колдовских глаз необычного зеленого цвета с едва заметными крапинками.
– Как вас зовут?
– Я уже говорила, что не помню. Не знаю…
–При вас был паспорт на имя Флоренс Басетти. Вам это имя что-нибудь говорит?
–Н..нет. Совсем ничего. Кроме того, что вы уже называли это имя.
– Вас нашли недалеко от Эль-Тигре. Вы помните, что делали там? Вы помните, что вас сбил мотоцикл? – Девушка схватилась за голову. – Нет, не волнуйтесь, вы практически не получили ушибов. Поэтому нам удивительно, что вы потеряли память. Боюсь, что именно это с вами произошло. Признаков сотрясения тоже нет. Ссадины и царапины.
– Это надолго? Когда вернется ко мне память?
– Дело в том, что мы не уверенны, что послужило причиной ее потери, поэтому пока не можем строить прогнозов. Но вы отдыхайте, возможно, это просто шоковое состояние. К вам скоро зайдет ваш жених. Мы попросили его подождать в коридоре. Если вы не против, конечно. Это всегда идет на пользу страдающим потерей памяти – видеть родные лица.
Девушка кивнула.
Вскоре отворилась дверь, и в палату зашел высокий мужчина. Его голубые глаза с обожанием смотрели на нее. Жаль только она не могла ответить ему. Жаль, что она не помнит его.
– Как тебя зовут? Извини, что спрашиваю. Я…Мне сказали, что ты – мой жених. Это так?
– Меня зовут Лео. И, да, я твой жених. – Лицо мужчины расплылось в самодовольной улыбке.
Девушка робко поднесла руку к его обросшему щетиной лицу. Ей хотелось найти знакомые черты этого мужчины. Хотелось броситься ему на шею. Заплакать. Закричать. Но она видела его впервые.
–Лео….Лео, я тебя совсем не помню.
– Это ничего. Я готов сидеть здесь, рядом с тобой, пока ты меня не вспомнишь, пока не затащишь в эту узкую неудобную больничную койку. Я тебе расскажу все – всю нашу жизнь, ты вспомнишь, вот увидишь, ты вспомнишь!
Девушка кивнула.
– Меня зовут Флор. Мне так сказали. Представляешь, я не помню своего имени. Я не помню даже как выгляжу. – Девушка перешла на шепот. – Я совсем ничего не помню.
– Тсссс, тихо, тихо. Я здесь, я буду рядом с тобой. Ты жива…Я так рад, что ты жива…Я так испугался.
Лео задумался, и на его лице появилась теплая улыбка.
– Ты – великолепный художник. Лучше твоих картин я не видел. Ты чувствуешь душу человека, ты видишь людей насквозь. Ты выросла в моей семье. – Заметив замешательство в глазах любимой женщины, он поторопился пояснить, – Не пугайся, не пугайся, это не инцест. Мои родители тебе приемные. Но с тринадцати лет мы уже знали, что будем вместе. – Флор начала улыбаться, на ее глазах проступили слезы. – Мы любили друг друга до безумия, вопреки всем и всему. А недавно ты сделала меня самым счастливым человеком в мире – согласилась стать моей женой. – Лео не хотел ее обманывать, но другого способа вернуться в ее жизнь он не видел. – Флор, мы прошли через многое, и поверь, справимся и с этим.
В восемь вечера, когда Лео буквально выгнали из больницы, он не сел в свою «Феррари», нет, он свернул в сторону Бельграно. Там была старая церковь. Единственная церковь, в которой Лео чувствовал себя спокойно. Возможно, потому что за ее воротами находилось огромное старинное кладбище с семейными склепами. Иногда он любил бродить по нему. Ряды и ряды небольших домиков – последних пристанищ для тех, кто со своими семьями лежал в них.
Лео опустился коленями на перекладину старой деревянной церковной лавки.
– Господи, я знаю, ты меня никогда не простишь. Я знаю, что желание, проглоченное шкатулкой, превращается в наказание. Я знаю, я потратил целый год на то, чтобы изучить этот вопрос. Но я решился. Прошу тебя, накажи меня, только не ее. Она и так настрадалась. Я знаю, что не должен был приходить, не должен был врать ей. Господи, но быть далеко от нее – это худшее из наказаний. Теперь я готов ко всему. Только, прошу тебя, умоляю, пусть она живет полной, счастливой жизнью. Пусть у нее будет все, а чего не дашь ты, дам я. Я готов на все. Господи, возьми меня, но отдай ее. Я знаю, что буду наказан. Я загадал желание ради себя. Не ради нее. Потому что без нее мне жизни нет. Я отнял ее, чтобы моя не закончилась. Я похитил ее жизнь, я похитил ее прошлое. Но я верю, Господи, я верю, что так будет лучше.
Через месяц Лео забрал Флор к себе домой.
– Ничего не помню, Лео. Ни одна вещь в этом доме мне не знакома.
Флор подняла на Лео печальные глаза. Лео. Ее родной Лео. За последний месяц она прожила всю свою жизнь заново. И потерю матери, и новость о том, что ее бросил отец. Хоть он и не был родным ей. И то, что в доме родителей Лео она не чувствовала себя частью семьи. Все это не имеет никакого значения сейчас. Не имеет никакого значения, что она иногда просыпается ночью в холодном поту: ей снятся осколки винта, пронзающие ее тело. Иногда она открывает глаза, и видит перед собой Лео. И ей становится страшно – она не помнит его лица. Ей постоянно снится, что она – толстуха с расплывшимся от тортов лицом. Она расчёсывает жидкие волосюшки, и это кажется таким реальным. Откуда все эти кошмары? Но и это тоже не важно. А важно то, что Лео дал ей семью. Ей с ним хорошо. Она узнает его улыбку, узнает его взгляд. А еще Лео сказал, что они собирались удочерить девочку из России. Когда Флор работала в России, то участвовала в благотворительном проекте, и очень привязалась к девочке. Именно эта новость вызвала биение ее сердца. Она вспоминала. Она вспоминала о ней. Лео показал ей картины, на которых была изображена Соня. И как только она будет в состоянии, и решит, что пора – они поедут за ней. Они сделают все возможное, преодолеют все трудности, и у них будет семья. Полная, прекрасная семья. Семья, какие бывают на пакетах с соком. Она, Флоренс Бассети – самая счастливая женщина на свете и это единственное, что ей надо знать.
Весь последний год Алехандро помогал Лео своими связями и знаниями паранормальных явлений. Весь год они вместе искали ответы на самые безумные вопросы. Флор же, сразу как вернулась с передачи, продала свой дом и купила небольшой домик на берегу Атлантического океана. Она много вечеров провела за рисованием, пока не почувствовала свою руку, пока не ощутила, что это ее привычный захват карандаша, и то, как она ведет линию – это вполне естественно. В домике она обустроила мастерскую, не тронув ничего из своих прежних сбережений. Она рисовала важные для себя и такие нехарактерные для Аргентины пейзажи: поля берез, болота, окруженные сосновыми лесами, московский Кремль. И Соню. Лео и Але оба бывали у нее несколько раз, чтобы убедиться, что она в порядке, но Флор каждый раз давала понять, что ей неприятно их присутствие. Она собиралась начать жизнь сначала, без него, без Лео. И у нее это неплохо получалось. Картины продавались, как только высыхали. А ее рекламное агентство неоднократно зазывало вернуться к ним, только уже на должность иллюстратора. Флор, или же Варя, ни с кем не общалась, да и с кем ей было общаться, если в радиусе двух километров не было ни души? Бескрайний океан, свет маяка по ночам, и одиночество. Оно ее исцеляло. Оно давало ей ощущение контроля. Бывало она позволяла себе порыдать у прилива, думая о маме и папе. Ей очень хотелось набрать знакомый номер телефона, и услышать их родные голоса. Спросить, что они делали сегодня, как дела со здоровьем, или же просто помолчать в трубку…Как же ей их не хватало…Но она ни разу не позвонила. Она обещала маме, что не будет этого делать.
А Лео все это время сходил с ума, не ощущая ее присутствия в своей жизни. Она была ему нужна до боли, до физически ощутимой боли. Он потерял ее. Но и себя он тоже потерял.
Однажды, когда Лео заявился к Але пьяным в дым, тот, глядя на терзания друга, поделился своим предположением о том, что души Флор нет на земле, и шкатулка выплюнула ее желание: именно поэтому они смогли его прочитать. И теперь он, Лео, мог ей – шкатулкой – воспользоваться.
Как все просто! Но Лео никак не решался. Он боялся сделать еще хуже. Он знал, что Флор не жила – она существовала, и все больше уходила в себя. И та девочка с картин, что Флор никому не продавала, сколько бы за них не предлагали денег… Она что-то значила. Это та девочка, – он ее узнал из программы. Это Соня. Она способна вернуть ее к жизни. Лео был уверен, что действует правильно. Он общался с различными людьми, с которыми еще год назад не стал бы даже сидеть за одним столом. Он спрашивал их о вещах, которые совсем недавно вызывали у него смех. Он цеплялся за ниточки, но не мог отпустить ее.
Хочу, чтобы она забыла свою боль, и стала моей.
Он положил записку в шкатулку и дрожащей рукой перекрестился. А потом ему позвонили и сказали, что Флор сбил мотоцикл. Но она жива, хоть и похоже, мало что помнит.