Сыскарь чародейского приказа

– Барышня Попович, – вагонный гнум выразил своим грубоватым, будто наскоро слепленным из глины лицом гамму каких-то сложных чувств. – Извольте с вещичками на выход.

– В чем дело?

– Начальство нашего состава убедительно просит вас место сменить. Ваши соседки жалобу на вас подали, так что придется вам в третий класс переместиться.

Вот, значит, как? Ни одно доброе дело не остается безнаказанным? Я, значит, таланты свои недюжинные аки бисер мечу, воровку изобличаю, а виноватая все равно именно я? Я взглянула на часики. До Мокошь-града еще часа четыре дороги. Ничего страшного, как-нибудь переживу.

Подлые шансонетки шушукались в коридоре, но носов в купе не казали.

Я строго покачала головой:

– Разница в цене за билет второго и третьего класса составляет… тридцать рублей с четвертью. Пока ваше начальство мне эту разницу не вернет, в третий класс я перемещаться отказываюсь.

Гнум пробормотал что-то извинительное и отправился советоваться с вышестоящими. Я неторопливо полистывала прессу, шансонетки страдали в коридоре. Чета Скворцовых бросала в мою сторону уважительные взгляды. Точно купцы, – они барыш за версту чуют и деньгам счет знают. Минут через двадцать вернулся вагонный:

– Барышня Попович, в связи с тем, что деньги за билет вам отозвать нет никакой возможности, – гнумская прижимистость могла вполне посоперничать с моей, – приглашаю вас продолжить путешествие первым классом.

Я грозно сдвинула брови и пальчиком поправила дужку очков на переносице. Моя хорошая подруга мадам Жорж такой вот пантомимой могла кого угодно в ступор ввести. Гнум прижал к груди ладошки в перчатках:

– И доплаты с вас никто не потребует!

– Перфектно! – Я поднялась и сбросила на сиденье плед. – Извольте мне помочь перенести багаж.

Шансонетки в коридоре сбились кучкой, будто перед лицом смертельной опасности. Я на них даже не взглянула, двинувшись в сторону последнего вагона, где располагался первый класс. Гнум семенил следом, неся мой саквояж, к слову абсолютно пустой, потому что все продукты, собранные мне в дорогу милой матушкой, я уже благополучно съела.

В первом классе царили красота и благолепие. Как по мне, абсолютно излишние. Поручни здесь были вызолочены по всей длине, на окнах висели бархатные шторки, ковровая дорожка – с мягким длинным ворсом, а перегородки между четырехместными купе – прозрачного толстого стекла. За перегородками, как рыбки в аквариумах, сидели нарядные люди, дамы в кружевных шляпках и перчатках, господа в сюртуках. Пассажиры коротали время за карточными играми, чтением либо попивали что-то из толстостенных бокалов, затянутых в блестящую стальную канитель.

Вагонный отодвинул дверь ближайшего аквариума:

– Прошу, барышня Попович.

Пока он пристраивал мой саквояж на багажной полочке, я осмотрелась. Пассажиров было двое. Они заняли большие удобные кресла у окна, разделенные круглым столиком. На столике позвякивал чайный сервиз, в плетенке лежали баранки, рядом – розеточки с вареньем, по виду – вишневым.

При моем появлении господа поднялись со своих мест и чинно поклонились. Знакомиться нам этикетом не предписывалось, я же его в данный момент нарушала нещадно. Барышня, путешествующая без сопровождения, – это скандал. И господа сейчас лихорадочно решали, какими приветствиями скрасить неловкость. Я решила им не помогать. Склонила голову в ответ и опустилась в ближайшее свободное кресло. Вагонный все никак не мог пристроить мой саквояж, бормотал что-то под нос, суетился. Я догадывалась, что болезный ждет грошик за услугу, но потакать мздоимству не собиралась. Наконец один из господ, невысокий и ладный, с острыми скулами и быстрыми карими глазами, не выдержал:

– Благодарю, любезный. Дальше мы без тебя справимся, – и одним ловким движением задвинул мой багаж на полку.

– Позвольте отрекомендоваться, Эльдар Давидович Мамаев, чиновник по особым поручениям.

Господин тряхнул стриженой головой, отчего его пепельно-русые волосы взметнулись волной.

– А это – мой коллега, Зорин Иван Иванович. Возвращаемся в столицу к месту службы.

Зорин был увальнем, у нас в Орюпинске таких целая слободка. Высоченный, широченный, с добродушным лицом, яркими светлыми кудрями и васильковыми глазами. Сюртук его почти трещал по швам под напором плеч, галстук, повязанный криво и неопрятно, выбивался на грудь.

Чиновники, значит.

Я представилась в ответ, о цели своего путешествия умолчав, и мы в умиротворяющем молчании вполне спокойно провели последующие полчаса. Чиновники промеж собой бесед не вели. Быстроглазый Мамаев время от времени поглядывал на меня с интересом, в котором, впрочем, ничего мужского не угадывалось. Я читала газету. На восьмой странице ее обнаружился манифест аглицких суфражисток, и я увлеклась, стараясь не упустить ни словечка.

– Позвольте предложить вам чаю, – Мамаев потянулся к заварочному чайнику.

– Благодарю, нет.

В желудке предательски тянуло, мне хотелось не чаю, а сушек, да так чтоб макать их в варенье. Но для этого пришлось бы пересесть, с моего места до стола было далековато, да и положенные по этикету телодвижения я б не исполнила. Кусок вяленого мяса, хлеб и… картошечки печеной… Я мечтательно зажмурилась.

– Интересуетесь?

Пришлось открыть глаза. Мамаев жестом указывал на газету.

– Разделяю взгляды.

– Так вы – суфражистка?

– Именно!

Задремавший было Зорин заворочался в кресле.

– Разных волшебных созданий видеть приходилось, но так чтоб живую суфражистку – ни разу.

Голос у него был низкий, гулкий – настоящий бас, таким, наверное, хорошо оперные арии исполнять.

Я обиделась:

– А каких же видали, позвольте спросить? Дохлых?

– Но-но, барышня, – увалень улыбнулся. – Не в обиду будет сказано, да только все эти ваши… – он поискал слово, – эмансипе не от хорошей жизни этим занимаются. Женщина должна о доме думать, о муже, о детях, о хозяйстве.

– А если ей не хочется?

– Кому?

– Ну этой вашей абстрактной женщине. Если она работать хочет или политической деятельностью заниматься? Если у нее таланты в этих областях есть?

– Если нашей женщине дома и семьи мало, значит, мужик при ней завалящий!

Просторечный говорок собеседника меня не раздражал, меня бесили мысли, им высказываемые.

– Значит, по-вашему, целью существования любой женщины являются поиски хорошего мужа?

– Так и искать не нужно. Сам придет, сам найдет, сам замуж позовет.

– Вы знаете соотношение мужчин и женщин детородного возраста в Берендийской империи?

– А это-то тут при чем?

– Вы знаете о количестве бытовых ссор, ведущих к насилию, о вопиющих случаях супружеского смертоубийства? Вы знаете, что если какой-нибудь мужик в волости свою жену до смерти в запале прибьет, ему грозит денежный штраф, а если женщина своего супруга – она пожизненно пойдет на каторгу?!

– Так что же делать?