Новые приключения Конька-Горбунка. Сказка для всех возрастов

Но князь лишь вздыхает. А что тут скажешь?

Василий удало оборачивается на отца. Лука и Фома в тот же миг за спину князя прячутся. Боялись дядья племянничка! Оно и понятно: дури-то Васе не занимать, а кулак тяжелый…

Так и жили – не тужили.

И прошло еще несколько лет.

Мельник овдовел давно. И вот, поразмыслив глубоко, велел Мельник сыну в Новгород идти, искать себе занятие.

– Шел бы ты, сынок, торговому делу учиться! В городе как раз ярмарка. Как-нибудь себя прокормишь. С мельницей тебе все равно не управиться.

Садко шумно всхлипнул и только-только надумал петь, как Мельник в страхе зажал ему рот рукой и сунул в карман монету.

– Иди с Богом, обо мне не печалься.

Так и отправился Садко в Новгород.

А там в то же самое время старый князь уж на смертном одре лежал.

– Наклонись ко мне, Вася, присядь! – поманил князь.

Василий, шумно всхлипывая, приблизился, сел к отцу на кровать. А стоящие поодаль Фома и Лука уши навострили, вперед подались…

– Теперь ты княжить будешь, – выдохнул старый князь, и у Василия так затряслись плечи, что кровать дубовая ходуном заходила, – Все – твое. И шапка княжья, и дружина.

Фома и Лука переглянулись и разом кинулись причитать.

– Ой, братец ты наш родимый! Ой, да на кого ж ты нас и Новгород-то оставляешь!

Старый князь вздохнул.

– А пока подрастешь, дядья опекунами будут.

Фома и Лука тут же успокоились.

Вася наклонился к отцу – поцеловать в последний разок, а тот зашептал ему в самое ухо:

– Иностранцам воли не давай! И, смотри, в подвалы не суйся! Да диво дивное – пуще глаза береги! Помни: за тобой – Великий Новгород!

Сказал это князь, да и помер.

– Батя, а что за диво-то? – начал было Василий, да тут поднялся поминальный плач, и понял Вася, что стал сиротой в осемнадцать лет.

Сиротой и правителем Новгорода одновременно.

А Новгород в ту пору был самым богатым городом в мире. Из каких только стран сюда не неслись корабли! И оттого, наверное, что золото стекалось сюда рекой, нрав у новгородцев был заносчивый. Оно и понятно: шумно на улицах, из-за приезжих не протолкнуться. Особенно в ярмарку.

– А кому сало, вина заморские, ситцы набивные, яблоки наливные! – кричали торговцы на рынке, стараясь перекрыть один другого.

Ох, и азартная в Новгороде шла торговля. Глаза разбегаются – до чего красиво да богато! А запах! Нигде в мире не было такой вкусной еды! Иностранцы ходят да принюхиваются, ловят своими длинными носами ароматы вяленой рыбы, да жареной дичи, да копченых колбас, да сала, да меда, да сластей всех мастей!

Народ меж прилавков как бурный поток течет! Аппетит нахаживает, торговцев задорит.

Вот в эту толпу и затесался Садко. В Новгород он пришел с нищими и слепыми каликами. А те, только городские ворота перешагнули – сразу зашустрили в сторону ярмарки и мигом в ней растворились. Так что Садко совсем один остался.

– Что стоит горшок? – надменно спросил у горшечника иностранец, по виду, немецких кровей.

Горшечник блеснул золотыми зубами, окинул немца с головы до пят.

– А по пять? Ферштейн?

Немец изобразил удивление, отчего стал похож на индюка.

– А по три? – решил торговаться немец.

Садко устал, ноги уж не держали, хотелось есть, пить, голову приклонить.

– Дяденька, в подмастерье возьмете? – спросил Садко у горшечника.

Но видать голос у Садко был так слаб, что горшечник на него и ухом не повел.

– А поди – поищи! Четыре! – азартно кричал горшечник немцу в толчее шумной ярмарки.

– Три – и то красный цена! – возражал ему немец.

– Дяденька! – взмолился Садко.

Но горшечник видит перед собой только немца.

– Прочные!

– Три с полтиной!

– Всем горшкам горшки!

– Четыре!

Садко тяжко вздохнул и заметил поблизости лапотника с товаром.

Ох и лапти! Красота! Плотненькие, блестящие! Лапотник наливает в лапоть щи, из лаптя на землю – ни капли! Садко сглотнул слюну.

– Моими лаптями щи хлебать, да по земле ходить – как по небу летать!

– Дяденька, в подмастерье возьмете? – кинулся к нему Садко.

– Уйди, нищета, не видишь – ярмарка!

Садко совсем поник, опустил голову, идет, куда толпа несет.