– Скажи, если вдруг снова занеможешь.
– Занеможешь… – фыркнула она, срывая и засовывая в рот прибрежную былинку. Былинка была сухой и имела вкус пыли, но Мирослава упрямо сжала ее зубами. Упрямство – это еще одно из ее выдающихся качеств!
Дальше лесной подшерсток и прибрежные заросли Фрост обшаривал сам. Ничего они не нашли! Ничего и никого! Молча вышли на лесную опушку, молча уставились на чуть покосившийся, но явно обитаемый дом – аванпост прячущейся за кустами сирени и чубушника деревни.
– Идем дальше? – спросил Фрост.
– Отвернись, – велела Мирослава.
Он снова не стал спрашивать, зачем – молча повернулся спиной. Мирослава торопливо стянула порванные колготки, ими же стерла подсохшую кровь с коленок, а потом забросила в кусты. Вред экологии был нанесен серьезный, но не таскать же колготки с собой! Еще хорошо, что до сих пор не смылся загар, и ноги даже без колготок выглядят вполне прилично.
– Все, – сказала Мирослава, одергивая юбку. – Поворачивайся.
Он не стал оборачиваться. Наверное, уже насмотрелся на ее разбитые коленки. Вместо этого он спросил:
– Ты знаешь, где она живет?
Мирослава знала. Маленький домик недалеко от сельского магазина. Некогда аккуратный, выкрашенный в веселый голубой цвет, а сейчас унылый, нуждающийся если не в капитальном ремонте, то хотя бы в косметическом. И, будь это Мирославин дом, палисадник она бы тоже привела в порядок, постригла бы огромный куст сирени, рассадила бы одичавшие хризантемы, покрасила забор и лавку. Ведь это же просто и недорого! И дом бы сразу стал веселее и наряднее. Но Василисина маменька была дамой тонкой душевной организации. Слишком тонкой, для такой банальщины, как создание уюта и красоты. Наверное, она считала себя этакой тургеневской девушкой, а Мирослава считала ее просто ленивой дурой, которая не занимается ни бытом, ни единственной дочерью. Неудивительно, что Василиса не рвется после уроков домой. Мирослава бы тоже не рвалась.
– Так куда мы дальше? – спросил Фрост.
– В библиотеку! – сказала Мирослава.
Другой бы на его месте спросил, причем тут вообще библиотека, но хакер Фрост был на удивление нелюбопытен. Однако, он знал, где находится библиотека, потому что не стал дожидаться инструкций, а самолично выбрал правильное направление.
– Бывал здесь? – спросила Мирослава, глядя в его широкую спину.
Он остановился, обернулся, посмотрел на нее этим своим странным, слегка удивленным взглядом, кивнул.
– Доводилось. А ты?
Он отвернулся, пошагал вперед, и получалось, что Мирослава опять разговаривает с его спиной.
– Тоже доводилось, – процедила она.
Библиотека располагалась в сельском клубе. Или как нынче называлось это приземистое двухэтажное здание? Мирослава присмотрелась. Никакого упоминания о том, что некогда здесь был клуб, она не нашла. Зато увидела вывеску «Комбинат бытового обслуживания № 3». Можно подумать, где-то поблизости имелись КБО № 1 и КБО № 2!
Они поднялись по щербатым ступеням крыльца, Фрост толкнул дверь, пропуская Мирославу вперед в пыльный сумрак коридора. Еще и в спину легонько подтолкнул, когда она замерла в нерешительности. Этот небрежный и фамильярный жест так сильно ее разозлил, что захотелось врезать наглому детинушке под дых. Бить под дых детинушек она умела. Имелась на ее тайных стеллажах и коробочка с такими вот специфическими знаниями, пылилась за ненадобностью в дальнем углу. А сейчас бы пригодилась.
Но бить Фроста Мирослава не стала, решила проявить гуманизм. Опять же, еще неизвестно, как сложатся их дальнейшие отношения. Если можно не усугублять, то лучше и не усугублять. Это уже не бабушкин постулат, этот ее собственный. Набралась ума-разума за все эти годы.
По коридору Мирослава шла осторожно, почти на цыпочках. Фрост тоже не шумел, в своих грубых ботинках двигался он на удивление тихо, даже косухой не скрипел. Помещение библиотеки располагалось в конце коридора. Было оно большое, просторное, праздничное. По крайней мере, маленькой Мирославе так казалось. А бывала она в детстве здесь часто, потому что бабуля работала в клубе библиотекарем. Еще в те славные времена, когда это был именно сельский клуб, а не какой-то там «КБО№ 3».
Дверь, ведущая в библиотеку, была закрыта, несмотря на то, что работать библиотека должна была до шести вечера. Василисина маменька, как любая уважающая себя тургеневская девушка, пунктуальностью не заморачивалась. Зато она заморочилась тем, чтобы аккуратным почерком вывести под графиком работы «Директор библиотеки – Гала Федоровна Свиридова». Мирослава знала наверняка, что Галу Федоровну родители нарекли обыкновенной Галей – по-простому, по-деревенски. Но Галей жить неинтересно, гораздо интереснее и эстетичнее жизнь у Галы. Веет этаким сюрреалистичным, намекает на душевное родство с самим Сальвадором Дали. Это если забыть про родство с Тургеневым. Мирослава была почти уверена, что и Василису Гала пристроила в горисветовскую школу в надежде прикоснуться к чему-то по-настоящему прекрасному, а не надуманному. Опять же стипендию не стоит сбрасывать со счетов.
Пока Мирослава размышляла над сложностью душевной организации Галы Свиридовой, Фрост несколько раз подергал дверную ручку.
– Райком закрыт! Все ушли на фронт! – сказал, прислоняясь плечом к стене. – Расходимся?
Но не была бы Мирослава Мирославой, если бы сдалась так быстро! Не говоря ни слова, все так же на цыпочках, она пошла по коридору, на ходу мягко и бесшумно нажимая на дверные ручки. Ей повезло, та самая дверь оказалась не заперта. Когда-то, еще во времена Мирославиного детства, в этой комнате располагалась гримерка. Да-да, в сельском клубе имелся свой собственный самодеятельный театр и своя собственная гримерка! Сейчас от театрального и богемного тут ничего не осталось. Гримерку превратили в склад ненужных вещей, но дверь, которую надеялась найти Мирослава, была на месте. И запиралась эта дверь на обыкновенную щеколду. Сейчас щеколда была откинута, а сама дверь слегка приоткрыта.
– Это что за Нарния? – шепотом спросил Фрост.
– Это гримерка, – сказала Мирослава и толкнула дверь. – Она смежная с библиотекой, и ее всегда забывали закрывать.
Дверь открылась без скрипа, и Мирослава шагнула в свою собственную Нарнию, некогда наполненную чудесами и удивительными существами, а сейчас затянутую паутиной и пропахшую старой бумагой. Библиотекарем Гала была таким же хреновым, как и хозяйкой.
Не оборачиваясь на Фроста, Мирослава пересекла подсобное помещение, в котором бабуля любила пить чай с подругой Зоей Митрофановной, тогдашней заведующей клубом. Сейчас это был точно такой же хламовник, как и бывшая гримёрка. Дальше шел читальный зал с шестью письменными столами и раритетным лампами с зеленым плафонами. Судя по толстому слою пыли, ни залом, ни столами уже давным-давно никто не пользовался. Вся библиотечная жизнь при Гале Свиридовой сосредоточилась в просторной комнате с тремя металлическими стеллажами, картотекой и письменным столом, за которым сидела худенькая девочка с косой до пояса.
От сердца отлегло. Оказывается, все это время Мирослава дышала вполсилы, а теперь вот вдохнула так глубоко и громко, что Василиса испуганно вздрогнула, развернулась всем телом, уставилась на них с Фростом черными пуговицами глаз.
– Она? – спросил Фрост, разглядывая Василису.
– Она. – Мирослава обошла стол, встала напротив девочки, спросила строгим голосом. Очень строгим: – Василиса, у тебя совесть есть?
– Есть. – Девочка кивнула. Перед ней лежал лист бумаги, точно такой же как те, из которых она делала свою маленькую флотилию. Вот только лист этот был перевернут рисунком вниз.
– А мобильник?
– Мобильника нет. – Василиса покачала головой и прижала лист бумаги ладонью, словно боялась, что Мирослава может попытаться его забрать. Сказать по правде, искушении было велико, но Мирослава свято чтила личные границы. Даже если это были границы двенадцатилетней девочки. – Мама говорит, что от них опасное излучение.
Ну понятно! Опасное излучение ж куда опаснее, чем невозможность в любой момент связаться со своим детенышем!
– А уши? – Мирослава не собиралась отступать и намеревалась довести дело до конца, докопаться до истины.
– Уши? – Василиса моргнула. Ресницы у нее были черные и длинные. Ресницами и талантом она явно пошла не в маменьку. Хотелось бы, чтобы и умом тоже.
– Мы стучались. Ты слышала?
– Слышала.
– Так почему не открыла?
– Потому что дверь была закрыта снаружи.
Логично. Логично, но все равно мало!
– А голос? Голос у тебя есть?
Собственный Мирославин голос снова сделался сиплым. Надо думать, что от злости, а не от волнения. Чего волноваться, когда пропажа уже нашлась?!
– Мы тебя звали, – сказал Фрост. Спокойно сказал, вообще без эмоций.
– Вы меня не звали. – Василиса покачала головой. – Вы просто стучались в закрытую дверь.
И ведь не поспоришь! Мирослава, будь у нее собственные дети, первым делом учила бы их не открывать двери незнакомцам. Пусть даже это двери общественной библиотеки.
– Окей, – сказала Мирослава. – Хорошо, мы тебя не звали, но мы тебя искали.