Екатерина Чубарова

– Не увижу…

Раффаеле откинулся к осине, прислонился к стволу спиной. Из леса слышались одинокие клики ночной птицы. С верхушек деревьев спадала листва с тихим шелестом – как воск с горящей свечи. Изредка трещали ветки, будто ломались сами собой, – звук, всегда пугающий идущего лесом человека.

Ненила потянула подбородок – заглянуть, не спит ли герцог. В темноте бодро шевельнулись его чёрные ресницы.

– За лесом есть деревня, – сказал он. – Где-то воют собаки.

– Да?.. Ой… Батюшки! Да это ведь не собаки… Это волки уландают!

– Оставьте меня волкам, – послышалось вымученное бормотание Леонтия. – Я уж не жилец… А сами спасайтесь…

– Чего ты, голубчик, будто господа наши нелюди какие! – запричитала Ненила.

– Не говори это, Леонтий! – Раффаеле потряс молитвенно-сложенными руками. – Не бойтесь. Спите. Я не позволю волкам подойти к вам, если они появятся.

Если бы это в самом деле оказались волки!.. Лучше было не знать бедным русским людям: ведь в Неаполе водилось поверье, что слышать вой собак – к чьей-то скорой смерти…

Ненила не уходила. Баюкала Алёнку на груди.

– Иди спать, Ненила. Иди. Я буду держать ребёнка.

– Вы покачаете? Правда? – она с простодушной благодарностью посмотрела на герцога.

Подгузник поменяла. Подбросила хворосту в костёр. И приткнулась на край одеяла рядом с Лизой.

Горячее дыхание Алёнки пахло материнским молоком. Раффаеле первый раз видел близко дочь Ненилы, её младенческое личико с большими голубыми глазами, как у матери, и пухлой верхней губкой. К нежному подбородку присохли слюнки и молоко. В белом платочке на маленькой головке, она с любопытством смотрела на чужого «дядю» и хлопала пушистыми ресничками. Он улыбнулся. Маленькие пальчики высунулись из-под одеяла и тянулись в рот.

Барышни и Ненила затихли – как бабочки засыпают со сложенными крыльями. Шорох пробегал по верхушкам осин. Дождь?.. Нет, это был ветерок. От него содрогался каждый листок, как монетки лёгкого монисто. Время замерло. Часы остановились. Облака скрыли луну. Только луна могла известить, сколько осталось от ночи – длинной и бесконечной ночи с 9-го на 10-е сентября 1812 года.

Екатерина забылась на мгновение… и открыла глаза на глубину фиолетового неба с гуляющими тучами. Костёр ещё горел. Над ним веялись искорки пепла. Казалось, вечность воцарилась на земле, поглотив течение времени.

Леонтий спал затылком к костру. Его грудь поднималась и опускалась от мирного сонного дыхания. Раффаеле всё так же сидел на поваленном дереве, склонив голову. Прижимал к груди Алёнку. Чёрные пряди спадали ему на лоб.

Хрустнуло – возле его сапога! Он вскинул полуспящие глаза: это Екатерина споткнулась о корявую ветку, затаённую под ковром листьев.

Она села рядом, расправила на коленях тёмно-серое платье. Протянула руки за Алёнкой. Раффаеле уступил ей. Молча. Говорить не оставалось сил.

Девочка спала, разрумяненная и горячая. Екатерина стала качать её, строгими неподвижными глазами глядя во мрак леса за белеющими стволами берёз и осин. «Николай Чудотворец, помоги нам…»

Раффаеле приклонился виском к её плечу – почерпнуть силы для борьбы со сном. Шёлковые волосы коснулись её щеки, пронизанные тонким ароматом морской свежести и мандариновых цветов, ароматом его душистого мыла. Он так и не поднял голову. И Екатерина замерла, боясь потревожить его неловким движением. Не шевелясь, с безмятежно спокойным лицом держала она Алёнку. Образец невиданного терпения…

У Лизы замёрзли ноги. Она села на одеяле, потирая плечи: до боли отлежала их на жёсткой земле. Натянула на коленки Катин редингот и затихла, с нежностью глядя на Раффаеле. Отсюда ей было удобно любоваться им. И Ненила враз с барышней вскочила – по привычке. Села рядом.

– Глядите-ка, Лизавета Андреемна, – прошептала она. – Господин наш герцог спит, как дитя.

– Храни его Господь. Пусть спит.

– Не выдержал-таки ночь.

– Ещё бы, Ненила. У него же королевская кровь.

– То и видно, барышня!

Ненила на цыпочках подкралась забрать ребёнка. Малютка спала, причмокивая и сопя влажным носиком.

Уставшие руки освободились – и слабость разлилась по всему телу. Екатерина прильнула щекой к гладкому лбу Раффаеле и прикрыла тяжёлые веки…

Глава VI

Ей снилось холодное море и варенье из розовых лепестков. Пока в сладкое забытьё не вмешались навязчивые звуки, голоса. Кто-то тряс её за руки, настойчиво пытался разбудить. Екатерина разомкнула веки. И увидела другой лес, другие деревья, не узнаваемые под рассветным небом. Раффаеле рядом с нею сонно хлопал чёрными ресницами.

Кучка золы на месте костра дымила. Ненила бегала туда-сюда: складывала одеяла, раскидывала тупоносыми лаптями тлеющие кристаллы углей.

– Вы слышите? Слышите? Просыпайтесь! Просыпайтесь же скорей!

Лиза в чёрной шляпке держала под мышкой зонтик и снимала с сучка клетку с голубем. Леонтий не шевелился.

– Слышите? – повторяла Ненила. – Колокола! Слышите?

На востоке сквозь тишину леса раздавался звон благовеста.

– Собираемся! – Екатерина стянула с её локтя редингот.

Второпях они похватали разбросанные и развешанные вещи – всё, что у них осталось: шерстяные одеяла, дамские шляпы, зонтики; Лиза – клетку. Ненила обняла Алёнку.

Раффаеле перекинул через плечо портупею сабли и поднял обессиленного Леонтия. Раненая седая голова в окровавленном полотняном венце упала к герцогу на плечо.

Они стали пробираться друг за другом в лес – на восток, пока колокола не замолчали. Дорога осталась позади.

– Это выли собаки, Ненила! Не волки! – Раффаеле шёл впереди, перешагивая в высоких сапогах через коряги, пни, бурелом и низкий колючий можжевельник.

Ненила семенила за ним, придерживая перед барышнями гибкие кусты, петляя между стволами. Ветки хлестали в лицо. Екатерина путалась в длинном платье, шляпка её болталась сзади на лентах, волосы растрепались, развитые пряди повыдергались из причёски. Барышням приходилось поднимать ноги, перешагивать через ветки, склонённые к земле, нагибать голову, пролезая под арками роскошных еловых лап и ирги. Отжившие свой век ели в лишайниках больно царапали нежные щёки голыми сухими ветками. Лиза шла последняя, цепляясь подолом за сучки, колючки и колья сломанных стволов. Чёрная шляпка у неё съехала на затылок – и, незаметно, потерялась. Узел светлой косы развернулся спутанным жгутом. Кружево на новом платье порвалось.

– Подол мы починим, – ободряла её Екатерина, но сама спотыкалась и падала на колени, хватаясь за деревья.

Раффаеле оглядывался, когда барышни отставали. Порывался оставить Леонтия на земле и подойти помочь Екатерине.

– Мы справимся, сеньор Раффаеле, – выдохнула она, поднимаясь. – Вы несите Леонтия… Больше некому…

Необитаемая земля леса сплошь состояла из ямок и горок. Вместо опоры под руку совались колючие хвойные ветки. Около получаса они преодолевали дебри крушины, ирги и елей. Под ногами дробился сухолом. Древесный запах дразнил желудок – Лиза украдкой собирала в рот бруснику, заедала горчинку тисклявой переспелой черникой. Губы и пальцы её стали фиолетовыми. В пестроте лиственного ковра алели мухоморы; живучие, быстро плодящиеся поганки пугали ноги в порванных чулках липким лягушачьим холодком.

– Красноголовик! Чёрный груздочек! – Ненила то и дело приседала под ёлки и поднималась с грибными шляпками в подоле. – Ежели заблудимся, голодными не останемся!

Они пошли в гору. Земля, посыпанная длинными иголками, стала твёрдой, но рыхлой. Рыжий песок налипал на ноги. Лес разредился – и превратился в девственный сосновый бор. Между стволами корабельных сосен идти стало легче и просторнее. Но нежные ступни барышень натыкались сквозь тонкие подмётки на выпотрошенные и вспученные шишки. Перед Раффаеле промчался испуганный барсук.

Они преодолели сосновую горку. За спуском болотный запах вернулся. Смешался с ароматом хвои и смолы. Среди густого ельника стали встречаться берёзы и осины, осыпанные листьями папоротники, кочки мятлика и звёздочки лапчатки. Пушистые хвощи щекотали девичьи щиколотки. Под ними прятались берёзовые стволы, как вкопанные трубы. Подмётки туфель с них соскальзывали.

Лес не кончался.