Земля святого Николая

– Какой же он, этот граф? – Фёдор Николаевич накручивал пальцами золотую запонку на левом рукаве.

Владимир ухмыльнулся:

– В Петербурге поговаривают, будто он странный.

– Что же говорят? – Евдокия поглядывала на настенные часы. Минутная стрелка тикала к римской цифре XI.

– Однажды некто застал его в квартире за обедом в обществе слуг, – Владимир прыснул со смеху. И прикусил ус – Алёна открыла дверь:

– Граф Будрейский принять просят.

Он появился – в сером фраке с присборенными на плечах рукавами, в белом галстуке гофре. От высокого пояса в карман белых панталон спускалась золотая цепочка часов. За ним вошёл Степан Никитич.

Будрейский обвёл медленным взглядом гостиную. Серые глаза, блестящие, будто раздражённые ветром, прищурились на Ольгу. На вазу с сиренью. Остановились на Евдокии – и узкие скулы шевельнулись вместе с уголками губ. Дойдя до Владимира, граф поклонился знакомому лицу.

– Рад принимать вас в моём доме, – сказал Фёдор Николаевич, поглядывая на бородатого Посейдона за его плечом.

– Позвольте, мой камердинер останется при мне.

Княгиня тронула мужа за плечо:

– Фёдор Николаевич, пусть молодёжь познакомится. А мы с вами осведомимся об ужине.

Родители вышли в соседнюю комнату, где стоял маленький стол с белой скатертью и колпачками салфеток на тарелках. Закрыли двери.

– Я не сяду за стол со слугой! – зашептала Мария Аркадьевна.

Посовещались.

Фёдор Николаевич приоткрыл дверь в гостиную – подозвал Ольгу.

– Испробуйте нашу наливку, – Владимир подвёл Будрейского к столику с графинами. Камердинер следовал за графом, как хвост за кометой Галлея.

Тонкая струйка потекла из узкого горлышка в один, второй бокал. И третий… Для кого? Для слуги! Из рук самого князя Владимира Превернинского! Гусарские усики скривились: пошалим-ка над папенькиными нервами. Да Степан-то Никитич «поперёд батьки» наливкой баловаться не стал. Понюхал только, как лис. Хорошо, Фёдор Николаевич с княгиней за дверью не увидели.

Вернулась Ольга. Подошла к Будрейскому:

– Excusez-moi, monsieur le comte. Vos serviteurs dеjeunent-ils toujours ? la m?me table que vous?[4 - Простите, господин граф. Ваши слуги всегда обедают с вами за одним столом? (фр.)]

– Oui, mademoiselle[5 - Да, сударыня (фр.)].

– Dans notre maison, des usages sont diffеrents. Si vous permettez, notre camеriste va accompagner votre valet de chambre ? la cuisine.[6 - В нашем доме иные порядки. Позвольте, наша горничная проводит вашего камердинера на кухню. (фр.)]

Кажется, камердинер не понимал по-французски. У этого графа могло быть всё, что угодно.

Стол накрыли не в большой столовой, а в соседней с гостиной угловой комнате – малой обеденной. Граф Будрейский сидел в торце против Фёдора Николаевича, как почётный гость. По обе руки от него – Евдокия и Ольга. Папенька казался исполином. Смотрел так, словно его изваяли из римского бетона: с тремя бороздками меж сдвинутых бровей, с неулыбчивым ртом. Пепелил изящного графа вежливыми вопросами:

– Скажите, Арсений Дмитриевич, как вы находите наше Первино?

– Ваше Первино, – поправила княгиня.

– Благоприятное место, – ответил Будрейский. – Тихое. С поэтичными пейзажами.

– Вы оценили его довольно дорого, – заметил Фёдор Николаевич. – И не пытались торговаться?

– Я не хочу копить деньги. Я хочу писать стихи.

– А о чём вы пишете? – поинтересовалась Ольга.

Граф глянул из-под медных ресниц на Евдокию, чуть улыбнулся:

– Настанет день – и русский свет

Предстанет лучшими из лучших.

Ученья ниспадет запрет –

Не упусти часов досужих.

Священной властью этикет

Прольется ключевой водою,

Россию защитит от бед

Крестьянка с княжеской красою.

Красой ума, красой души,

Письма несорным, чистым слогом…

– Прошу вас. Довольно, – попросила Мария Аркадьевна.

– Дамам трудно понимать суть вашей поэзии, – Владимир подмигнул сидящей рядом Ольге. – Вы, граф, кажется, проповедуете свободу, равенство и братство?

– Уважение.

– Извольте растолковать, уважение кого и к кому, – вилка и нож скрестились на тарелке главы семейства.

– В нашем отечестве имеющим власть часто не достаёт вежливости. Многие из нас вышли из крестьян, но уважать достоинство ближнего за века не научились. Я за то, чтобы начать учить благонравию с низов. И запретить законом грубость и подобную вседозволенность в обращении с человеком.

– Вы уравниваете нас с крестьянами?..

– А давайте пригласим учителей хороших манер для нашей Палаши, – прозвучал чёткий голос Евдокии. – И посмотрим, чем она станет отличаться от нас с Ольгой.

– А потом воспитаем для неё мужа – и увидим, какими станут их дети и потомки, – подхватил Арсений.

Бумажная салфетка выпала из рук Марии Аркадьевны на пол.