Династия Тюдоров

Но была еще одна проблема – в распоряжение Ватикана попали частные письма Генриха к Анне Болейн. Это была самая разоблачительная корреспонденция во всей истории Англии, доказывающая, что причиной развода были не угрызения совести по поводу нарушения Библейского закона, а желание короля жениться на Анне Болейн. В одном из писем Генрих умоляет Анну стать его официальной фавориткой: «Умоляю вас всей душой сказать мне откровенно, любите ли вы меня. Необходимость вынуждает меня вновь и вновь просить у вас ответа, ибо вот уже больше года, как меня пронзила стрела любви, а я все еще не знаю, нашлось ли для меня место в вашем сердце. Но если вы соблаговолите согласиться на роль верной возлюбленной и друга, отдаться мне душой и телом, обещаю сделать вас своей единственной фавориткой, выбросить из головы всех других женщин и служить единственно вам». Но вот он делает последнее предложение – "либо это, либо ничего", под словом «это» подразумевая женитьбу. Далее Генрих обещает впредь воздерживаться от секса с Анной до заключения брака. «Отныне мое сердце принадлежит только вам, и мое тело жаждет присоединиться к нему, если будет на то воля божья. Написано рукой того, кто душой и телом вечно будет вашим верным и преданным слугой. Г любит только АБ».

Только теперь кардинал Уолси понял, что его будущее всецело зависит от успешного завершения развода, и поэтому решительно взялся за дело. Его план состоял в том, чтобы убедить Папу издать так называемую декреталию, дающую кардиналу право провести бракоразводный процесс у себя в стране. В это время ситуация в Италии начала меняться в пользу Англии – в декабре 1527 года Папа, переодетый садовником, бежал из замка Святого Ангела в свою укрепленную резиденцию Орвиетта, а французы, со своей стороны, начали одерживать в Италии одну победу за другой. Осмелевший Климент издал необходимую декреталию, но в ней была одна уловка – право ведения процесса предоставлялось не только Уолси, но и папскому легату кардиналу Кампеджо.

Страдавший подагрой Кампеджо начал медленное путешествие в Англию через всю Европу, и его продвижение отслеживалось в нетерпеливых письмах Генриха и Анны. Спустя почти шесть месяцев, он, наконец, прибыл в Лондон и был принят ко двору. Генрих был так обрадован, что, отступив от протокола, даже спустился с трона, чтобы поприветствовать гостя. После пышной церемонии, во время которой император Карл V был назван тираном и врагом Папы и христианства, Генрих и оба кардинала удалились в личные королевские покои. Но дальнейшее поведение Кампеджо не сулило ничего хорошего – в течение нескольких месяцев он оттягивал переговоры, постоянно жалуясь на подагру.

Тем временем Анну, живущую за городом из соображений благопристойности, начали одолевать сильные сомнения. Действительно ли приезд Кампеджо и папская декреталия принесут успех или папа просто тянет время? Ей внушали беспокойство также и события в самой Италии, где Карл снова одерживал победы. Вдруг Кампеджо перейдет на сторону императора Карла? А за ним и сам Папа? И хотя Генрих писал Анне успокоительные письма, на всякий случай он посулил папскому легату огромную взятку – место эпископа Даремского. Но кто окажется прав в оценке политики Папы? Король или его любовница? К большому сожалению влюбленных, права оказалась Анна. Кампеджо все-таки оказался сторонником императора Карла и перенес слушания в Рим, из чего стало понятно, что дело никогда не будет возобновлено. Впервые Уолси как министр не справился с поставленной перед ним задачей и, несмотря на всю свою самоуверенность, так и не смог убедить Папу отменить особое разрешение, выданное его предшественником.

В апреле 1528 года, когда напряжение достигло предела, Екатерина опять вступила в игру, решив серьезно поговорить с Генрихом. Она пришла в его зал и представилась как «королева, твоя жена», на что Генрих отреагировал довольно ожесточенно – он вскочил с места и закричал: «Ты не моя жена! И мои адвокаты это подтвердят!». Тогда Екатерина смиренно попросила его, чтобы он дал ей право защищать себя в публичном суде. А так как Генриху хотелось поскорее все это закончить, он согласился. Правда с условием, что все будет сделано в ближайшем будущем и без всякой задержки. Для него это была война за династию, которую основал его отец. Для Екатерины же это было «все или ничего»! На одной чаше весов был шанс спасти свою корону и любимого мужчину, а на другой, в случае проигрыша – постыдный позор.

И вот 21 июня 1529 года в лондонском Блэкфрайер Холле состоялись, наконец, публичные слушания, на которых Екатерина предстала перед судом по делу о разводе. Зал был забит до отказа – публика хотела услышать сенсационное дело. Сначала слово предоставили адвокатам Генриха, защита которых держалась на одном единственном факте: Екатерина была замужем за его умершим братом, что запрещалось Библией. Затем наступила очередь Екатерины. Согласно правилам, она должна была давать свои свидетельства, стоя рядом со стулом. Но она отказалась следовать инструкциям, и вместо этого сделала несколько шагов вперед, встав на колени перед Генрихом. Она вела себя как униженная жертва, и тот не ожидал такого поворота. Как он ни просил ее встать, она повторяла: «Сэр! Я умоляю вас. Позвольте мне получить справедливость. Двадцать лет я была вам верной женой. Вспомните, сколько я дала вам детей, и это не моя вина, что Бог их забрал у меня».

Эти слова совершенно вывели Генриха из равновесия, и он в нетерпении попытался поднять ее с пола, что выглядело довольно грубо. Но затем Екатерина вынула свой главный козырь: «Бог мой свидетель, что когда вы меня получили в первый раз, я была девственницей, и никто меня не тронул до вас». Она настаивала на том, что 26 лет назад, хотя они с Артуром и спали в одной постели, но за все пять месяцев совместной жизни ни разу не занимались сексом. По закону церкви это означало, что они не были женаты. Генрих понимал, что если суд ей поверит, то его планы развестись и жениться на Анне Болейн просто рухнут. Теперь его задачей было продержать Екатерину в суде как можно дольше – чтобы его адвокаты смогли оспорить все ее заявления. Но королева вынула свой последний козырь: она поднялась с колен и гордо покинула зал. Таким образом, бракоразводный процесс был остановлен, и технически они по-прежнему оставались супругами. Вместо того, чтобы нанести жене окончательный удар, он сам получил от нее пощечину. Она показала Генриху, что такое быть настоящей королевой!

Единственное, чему она его не учила, так это быть жестоким. Этому он научился у следующей жены, которая помогала Генриху уничтожить Екатерину – у Анны Болейн. Но ее надежды тоже были разбиты, и теперь она ждала объяснений. И если он ждал от кого-либо сочувствия, то он его здесь не найдет. Разве она не предупреждала его, что каждый раз, когда он будет оспаривать свои права, слово Екатерины будет последним? О, она ждала слишком долго – целых три года, верила его обещаниям, и все напрасно! К тому времени Анне было уже 30, и в тюдоровские времена это означало средний возраст. Все большее отчаяние одолевало ее, и теперь она перешла к открытым действиям, посылая шпионов к Екатерине и распространяя слухи. Она дралась как львица и не собиралась выпускать из своих когтей самый большой приз своей жизни – любовь короля и английский трон. Да, она была безжалостна! Еще даже не сев на трон, она уже контролировала весь королевский двор.

В то время как Анна нападала на Екатерину в своей стране, Генрих организовывал атаки на международной сцене. Его наваждение не знало границ – движимый яростью, он готов был свернуть горы, чтобы жениться и заполучить свою возлюбленную. Но раз Папа Римский отказался аннулировать их брак, то для него и это не помеха. И вот он принимает историческое решение, которое разделит английскую церковь надвое и изменит судьбу всей Англии. Он отделится от Папы и сам станет главой английской церкви, а затем заставит архиепископа даровать ему развод. Да, это было невероятное решение, после которого тысячелетняя традиция католицизма в стране была попросту уничтожена.

Нигде не следили за развитием этих событий так пристально, как при императорском дворе – информация приходила к Карлу в виде регулярных зашифрованных донесений от послов. В августе 1529 года, когда бракоразводный процесс окончательно провалился, в Лондон прибыл его новый посол – Юстас Шепуи, юрист из Савойи. Хорошо воспитанный, остроумный и проницательный, он быстро вошел в доверие к королю и королеве. Он быстро сориентировался и понял, что Анна Болейн имела зуб на Уолси и желала ему отомстить. В своем докладе он писал: «Любовь короля к госпоже Болейн с каждым днем все сильнее. Если упомянутая леди Анна, его наложница, пожелает, кардинал будет скоро смещен и его власть закончится, ибо она ненавидит его больше всех в королевстве и всячески вредит ему словом и делом».

Но кардинал, несмотря на провал стратегии с разводом, все еще имел влияние на Генриха – недаром он 20 лет управлял всеми делами королевства, и король называл его своим другом. И хотя теперь Уолси не подпускали ко двору, ему по-прежнему разрешали жить в апартаментах его бывшего дворца Хэмптон Корт. Отчаянно пытаясь вернуть благосклонность Генриха, он сел за написание длинного письма, в котором изложил новый подход к проблеме развода. Со слов слуги Кавендиша, «он поднялся очень рано, в 4 часа утра и сел писать письма королю. За этим занятием он просидел до 4 часов пополудни, ни разу не встав – ни помыться, ни помочиться, ни поесть, и все писал без передышки собственноручно, оставаясь в ночном колпаке и шарфе».

Генрих и Анна в это время развлекались охотой, хотя вскоре удостоили Уолси приглашением. Но кто победит? Канцлер или фаворитка? Придворные тут же заключили пари – откажется король разговаривать с ним или нет. Но, похоже, что обаяние кардинала вновь сработало, и король готов его простить. Вот еще одно свидетельство посла Шепуи: «В палату вошел король, и милорд, стоявший под балдахином, преклонил пред ним колено. Король взял милорда за руки, помог ему встать и обратился к нему с ласковой речью. Стоило посмотреть на выражение лиц тех, кто делал ставки против милорда. Это было забавное зрелище. Король в тот же день ужинал с Анной в ее покоях, подобающих более королеве, чем простой фрейлине. И как я слышал от тех, кто прислуживал за столом, госпожа Болейн была сильно обижена на короля за то, что тот так мягко обошелся с милордом. Она сказала: «Он навлек на вас столько позора и бесчестья, что если бы кто-то другой совершил хотя бы половину того, что совершил он, не сносить бы ему головы». "Насколько я понимаю,– сказал король,– вы не являетесь другом кардинала". На том разговор и закончился. Теперь, как вы изволите видеть, старые обиды выплыли наружу».

На следующий день Генрих снова встретился с Уолси, но аудиенция была короткой – Генриха и Анну позвали на охоту. Король в последний раз обнял своего друга и помощника, как бы прощаясь с ним, так как уже сделал свой окончательный выбор. Через несколько дней кардинала лишили всех титулов и милостей и сослали в дальнее захолустье исполнять обязанности архиепископа Йоркского – пост, который он занимал только на бумаге. Но и это еще было не всё. Вскоре его обвинили в измене и вызвали в Лондон на дознание, что было обычным делом для попавших в немилость министров. Оказалось, что кузен Анны Френсис Брайан, будучи английским послом в Риме, сумел добыть "секретное письмо" кардинала к Папе, в котором тот советовал не спешить с согласием на развод Генриха. Над головой Уолси замаячил топор…

Теперь ему ничего не оставалось делать, как отправиться в Лондон и ответить перед судом. Но, к счастью или несчастью, по дороге он тяжело заболел и 29 ноября 1530 года в возрасте 57 лет скончался в городе Лестер. На своем смертном одре он дал характеристику человеку, которому так долго и верно служил: «Генрих настоящий король и у него королевская душа. Он скорее подвергнет опасности полкоролевства, нежели поступится хоть частью своих желаний и прихотей. Уверяю вас, я нередко стоял перед ним на коленях – час, а то и два, умоляя отказаться от желаний и прихотей, но ни разу не сумел отговорить его от задуманного». А перед самой смертью кардинал с сожалением проговорил: «Если бы я служил Господу хотя бы с половиной того усердия, с которым я служил королю, Он бы не пустил меня по миру в таком преклонном возрасте – на радость моим врагам».

Имея великолепный вкус к архитектуре, Уолси планировал создать для себя величественную гробницу в Оксфорде, но вместо этого был похоронен в Лестерском Аббатстве даже без памятника. Правда, почти 500 лет спустя, в 2011 году благодарные жители Ипсуича, в котором он родился, а потом основал колледж, все-таки увековечили "сына мясника" и воздвигли в его честь большую бронзовую статую, изображающую его сидящим с книгой и котом, лицом к Церкви Святого Петра. Его именем также назвали местный театр и улицу.

После смерти Уолси Генрих взял дела правительства в свои руки – лордом-канцлером и главным министром был назначен Томас Мор, а место кардинала занял Томас Кромвель, который и предложил Генриху развестись с Екатериной без папского разрешения.

К этому времени терпение Генриха кончилось. Потратив три года жизни, огромное количество денег и усилий, он оказался у разбитого корыта. Приходилось начинать все сначала и испробовать другую тактику. Посол Шепуи был первым, кто это почуял, когда стал свидетелем неприятной сцены за столом – Екатерина обвинила короля в том, что тот ее игнорирует. «Король сказал, что не может посещать покои королевы, так как он не является ее мужем. Он консультировался с учеными-теологами, и те единодушно считают их брак недействительным. Он сказал, что соберет свидетельства и пошлет их Клименту. Генрих заявил: «Если Папа не согласится с мнением ученых и не объявит наш брак недействительным, я назову его еретиком и женюсь, на ком пожелаю». Но Екатерина решительно побила теологию теологией: «На каждого богослова-юриста, который будет свидетельствовать в вашу пользу против меня, я представлю тысячу, которые признают наш брак законным и нерасторжимым». Но Екатерине пришлось жестоко поплатиться за эти слова – с ней стали грубо обращаться, а затем вообще выгнали со двора, предоставив ее комнаты Анне Болейн.

Этому разговору предшествовала случайная встреча с двумя знакомыми по Кембриджу, которая привлекла внимание Генриха и Анны к малоизвестному преподавателю богословия Томасу Кранмеру. В результате этой встречи изменилась не только его судьба, но и судьба всей Англии. Кранмер рассматривал бракоразводный процесс Генриха не с юридической стороны, а с моральной. Он указывал на то, что Библия дает абсолютно все ответы, и в ней не упоминаются никакие папы, а только цари или короли. Именно они и являются помазанниками Божьими, именно им Господь предписал управлять церковью на земле. Почему, говорил Кранмер, король не хочет последовать примеру немецких князей и, при содействии парламента, объявить себя главой национальной церкви?

Доводы прозвучали для деспотичного короля как музыка, и очень скоро он дал себя уговорить. Ведь эта идея позволяла ему разрубить гордиев узел развода! И вот уже в Риджент Хаус, руководящем органе Кембриджского университета, открылись дебаты по поводу развода короля. И хотя Кранмер обещал, что все будет решаться благородно и открыто, на самом деле обе стороны использовали любые наукообразные приемы политической борьбы – такие, как специально подобранные комитеты, выборочные ссылки, откровенные запугивания и подкуп. Кембридж оказался на стороне династии Тюдоров, и после двух дней дебатов вынес решение в пользу Генриха.

Однажды имперский посол Шепуи услышал, как шурин и собутыльник Генриха, герцог Суффолк, стукнул кулаком по столу и воскликнул, что ни один легат, ни один кардинал не принес Англии ничего хорошего. В своем донесении Карлу он написал: «Не подлежит сомнению, что если подобные настроения герцога укоренятся в сознании короля и народа этой страны, лютеранская вера беспрепятственно вползет в Англию. Я глубоко убежден, что если бы не боязнь отлучения от церкви и папского проклятья, то в этой стране нашлось бы бессчётное количество людей, которые последовали бы совету герцога и сделали короля Папой».

Но Генриха все меньше пугает угроза отлучения: «Даже если его святейшество решит отлучить меня от церкви, мне это уже не страшно. Мне нет дела до всех его отлучений. Пусть распоряжается у себя в Риме, а я здесь буду поступать так, как считаю нужным». Теперь перед ним стояла следующая задача – подвергнуть сомнению саму власть Папы. В связи с этим в 1530 году для Генриха был составлен сборник цитат из различных источников (книг по истории Англии, англо-саксонских законов, Ветхого завета), которые утверждали, что папство узурпировало власть над некогда независимой национальной церковью. После внимательного прочтения этого труда Генрих не только поверил, что римский Папа не имеет законной власти в Англии, но также, что английский король является единственным главой церкви и страны. Он отметил на полях книги: «Касательно раскола. По мнению достойных ученых мужей, при том, чем сейчас является Римская католическая церковь, порвать с ней, оставаясь при этом верным божескому слову, вовсе не является расколом. Житие Христа и жизнь Папы противоположны друг другу, и следовать за Папой значит отдаляться от Христа».

Генрих-богослов и ученый-дилетант убедил самого себя, но теперь Генриху-политику предстояло убедить других. Книга «Зерцало истины», изданная в 1531 году придворным печатником, была частью массированной пропагандистской кампании, с помощью которой король старался убедить английский народ отвергнуть любую иностранную власть – императорскую и в особенности папскую.

Также на континент были отправлены королевские посланники, задачей которых было распространить аргументацию английского короля против власти Папы. Они подкупали, льстили и угрожали университетским теологам, чтобы те приняли "правильное" решение. И по мере того, как их мнение склонялось в пользу Генриха, тот становился все наглее и самоувереннее. Теперь он утверждал, что по Божьему велению король Англии является императором, и поэтому не подвластен никому в мире, в том числе Папе Римскому. Генрих, некогда самый яростный сторонник папской власти, теперь видел в ней только врага, который стоит между ним и его любовной страстью. Недаром Мор писал: «Хотя король по натуре добр и великодушен, эта Анна так изменила его, что он кажется другим человеком». И действительно, Анна постоянно подливала масла в огонь и ковала характер Генриха, делая его более твердым, холодным и жестоким.

Следующей задачей было провести решение короля через английский Синод, который собрался 19 января 1531 года в помещении Вестминстерского аббатства. Перед ним стояла беспрецедентная задача – признать короля единственным покровителем и главой англиканской церкви. В течение следующих двух недель эпископы и аббаты бурно обсуждали это заявление, борясь за каждое слово и букву. Наконец, поддавшись чрезвычайному давлению со стороны короля, Уильям Уорхэм, архиепископ Кентерберийский, предложил считать Генриха VIII светским главой англиканской церкви, но с оговоркой: «насколько это позволяет сам Бог». Его заявление было встречено гробовой тишиной, которую архиепископ счел нужным принять за согласие. Но в следующем году избавились и от этой оговорки. Эпископы и аббаты ничего не смогли противопоставить своеволию короля и согласились на неслыханные требования.

Далее Парламент принял ряд постановлений, разрывающих связи Англии с Римом и передающих папские подати королю, а также запрещавших любые обращения к Папе. А в 1534 году был принят «Акт о супрематии», по которому Генрих провозглашался главой англиканской церкви, в то время как отказ от его признания считался государственной изменой. Таким образом, новое законодательство вознесло Генриха на беспрецедентную в христианском мире вершину власти, которую ни один из его подданных не смел ни оспаривать, ни даже подвергнуть сомнению. Неважно, что при этом король нарушил Великую Хартию вольностей и первый пункт данной им при коронации клятвы в том, что англиканская церковь должна быть независимой от государства. В течение тысячи лет подданные принадлежали монарху телом, а Папе – душой. Теперь Генрих заявил свои права на то и другое.

Вторая жена: Анна Болейн

И вот через шесть лет наступил долгожданный момент! Будучи совершенно уверенной в том, что они скоро поженятся, Анна, наконец, отдалась Генриху в королевской спальне! Она получила своего короля, а он получит своего сына-наследника. И Анна вскоре забеременела, как и обещала. На частной церемонии бракосочетания в Лондоне 25 января 1533 года присутствовали только близкие и друзья. В тот день английский король стал двоеженцем. Это был неординарный шаг – ведь в глазах Европы он все еще был женат на Екатерине Арагонской. Но его мало волновало, что думали другие. А через 4 месяца Томас Кранмер провозгласил брак между Генрихом и Екатериной Арагонской аннулированным, а брак с Анной легитимным, после чего она была сразу коронована. Согласно «Закону о наследовании 1533» ее будущие дети были объявлены прямыми наследниками престола.

Это был настоящий триумф Анны Болейн! До этого самого момента ни одна любовница не становилась женой короля Англии, а тем более королевой. Генрих тоже ликовал – ведь он получил в жены женщину, в которую был влюблен шесть долгих мучительных лет. В его глазах новый брак был свободен от налета инцеста, ставшего проклятием для его первого союза, и теперь он был абсолютно уверен, что получит долгожданного наследника. Поэтому когда посол Шепуи бросил ему в лицо, что он вряд ли сможет зачать не то что сына, а вообще ребенка, реакция Генриха была весьма бурной: "Разве я не такой же мужчина, как другие? Я не мужчина? Не такой, как другие?" В данном случае в короле говорил именно мужчина, который хотел отстоять свое мужское достоинство. Хотя Шепуи частично оказался прав.

В сентябре 1533 года королева у Анны начались роды. Генрих с нетерпением ждал сына и даже приготовил пригласительные письма и пышные празднества в честь рождения мальчика. Тем более, что астрологи обещали, что родится мальчик, и в честь этого Генрих даже собирался провести рыцарский турнир. Но вместо ожидаемого сына 7 сентября на свет появилась дочь. Но в королевской семье уже была одна дочь, 17-летняя принцесса Мария, и появление ещё одной девочки вызвало у импульсивного короля скорее гнев и печаль.

Рыцарский турнир отменили, а пышные торжества, подготовленные для принца, пришлось проводить в честь рождения принцессы. Ее крещение прошло в Гринвиче 10 сентября, а свое имя она получила от своих бабушек – Елизаветы Йоркской и Елизаветы Говард. Крестными родителями были архиепископ Томас Кранмер, маркиз Экзетер, герцогиня Нолфолк и маркиза Дорсет. Весь клан родственников Болейн и Говардов был на торжествах – в тот день сбывались все их заветные мечты. Никогда раньше они не были так близки к трону.

Каждая деталь крещения была продумана до мелочей и все прошло идеально, но были и некоторые осложнения. Например, римский посол отказался участвовать в мероприятии и признать Анну Болейн женой Генриха. Вместо этого он походя назвал ее «шлюхой», а ее дочь – побочным продуктом. Испанский посол Шепуи тоже не остался в долгу и с тенью злорадства отметил в своем донесении: «Крещение девочки, как и коронация ее матери, было весьма прохладно принято и при дворе, и в городе, никто и не помышлял о праздничных огнях и веселье, обычных в таких случаях». Даже один из церемониальных священников на вопрос, была ли вода для крещения холодной или горячей, ответил: «Горячей, но недостаточно». Сам король-отец отсутствовал на церемонии, но даровал малютке титул принцессы Уэльской. И вскоре все благополучно о ней забыли.

Несмотря на первоначальное разочарование, рождение девочки не было полной катастрофой. Анна доказала, чтобы может рождать здоровых детей, и вскоре Генрих начал привязываться к девочке. Самое главное, что они были вместе и были счастливы – ведь они так долго этого добивались! И теперь они собирались этим насладиться.

Но пока они наслаждались своей любовью, жизнь Екатерины Арагонской становилась все более невыносимой. Новоиспеченная супружеская пара лишила ее всякой финансовой поддержи, денег и друзей, и ее постоянно переводили из одного дома в другой. Одной из ее последних резиденций был Бактон Хаус в графстве Кембридж, но даже там Генрих пытался затоптать ее последние попытки сопротивления. Тем не менее Екатерина не сдавалась, и когда в декабре 1533 года ее посетил герцог Суффолк, она заперлась в одной из комнат и громко прокричала через двери: «Если вы хотите меня опять увезти, вам придется сломать эту дверь!»

Но ее время уже ушло. Наступил трагический момент одной из самых великих любовных историй в английской истории. В молодости Екатерина прожила затворницей в ожидании своей участи, и теперь она опять стала той же затворницей. Но что удивительнее всего, она до последней минуты не теряла надежды, и посылала Генриху любовные письма. В одном из них она писала, что превыше всего в жизни ценит любовь, которую они разделяли.

Тем временем Папа Климент очень внимательно наблюдал за всеми этими событиями и не верил своим ушам. Как случилось, что его ярый защитник, только недавно восхваляющий его абсолютную власть, мог так подло ее растоптать? Он потребовал от Генриха явиться в Рим с повинной, а когда тот ответил надменным молчанием, отлучил его от церкви, объявив брак с Анной незаконным, а их дочь Елизавету – незаконнорожденной. Словно издеваясь над святейшим Папой, Генрих выпустил встречный указ, в котором назвал свой первый брак недействительным, а Екатерину – лишенной титула королевы. Теперь она опять стала «вдовствующей принцессой Уэльской" и была отправлена в монастырь. А их дочь Мария была объявлена незаконной дочерью короля и лишена всех прав на престолонаследие. Теперь ее называли «леди Мария» вместо «принцесса Мария», ее двор был распущен, а вся прислуга уволена. В конце концов, отношения между дочерью и отцом ухудшились настолько, что они вообще перестали разговаривать. Тем не менее Генрих использовал ее как средство давления на бывшую королеву, не позволяя им видеться, хотя обе женщины были очень больны. А когда сердце Екатерины было окончательно разбито и она умерла, то дочери даже не разрешили поехать на похороны. Ей пришлось оплакивать мать в одиночестве.

Новости о смерти Екатерины Арагонской, которая до последней минуты считала себя «королевой Генриха», дошли до двора 8 января 1536 года. И что же Генрих? Он был на седьмом небе от счастья! Не только был аннулирован их брак, но и бывшей жены больше не существовало, так что одной проблемой меньше. Они с Анной оделись в желтые наряды и устроили большой пир в ознаменование двух важных для них событий – смерть первой жены и новую беременность Анны.

А затем в Гринвиче был устроен рыцарский турнир – Генрих был буквально помешан на этом опасном виде спорта. 24 января он посетил турнирные бои, но проиграл – его противник сбросил его с лошади с такой силой, которой было достаточно, чтобы убить любого человека. В ту минуту судьба всей династии Тюдоров висела на волоске… Целых два часа Генрих пролежал на ристалище, и никто уже не надеялся, что он придет в себя. Но он был сильным и выносливым, и судьба даровала ему еще один шанс. Это был не просто несчастный случай, это было напоминанием о том, как хрупка их династия, будущее которой теперь целиком зависело от Анны.

Но какая ирония! Екатерина как будто послала на них проклятие даже с того света… В день ее похорон, 29 января, Анна, узнав о падении Генриха, упала в обморок и потеряла ребенка – из ее спальни в окровавленных простынях унесли 15-недельного мальчика. Возвратившись во дворец, Генрих только и нашел что сказать: «Вижу, Господь не желает давать мне сыновей». Еще недавно он преподносил неспособность Екатерины родить мальчика, как доказательство небогоугодности этого брака, но теперь неудачи Анны наталкивали его на то же заключение. Что если история опять повторяется? Екатерина потеряла пятерых детей, а вдруг то же самое произойдет и с Анной?

Несмотря на глубокую привязанность, вскоре они стали проявлять недовольство друг другом. Оживленность, своенравие и умение отстаивать свое мнение, которые делали Анну такой привлекательной в роли возлюбленной, делали ее слишком независимой для церемониальной роли королевской жены – ведь Генрих ожидал абсолютного послушания от всех без исключения. Анна, со своей стороны, упрямо отказывалась играть роль подчиненной, которая ее раздражала и возмущала. И вот уже королевская страсть, подогреваемая многолетним отказом, начала быстро остывать. Вот что записал посол Шепуи в своем донесении: «Мне сообщили, что король под большим секретом как на исповеди сказал, что вступил во второй брак под действием колдовства, по каковой причине считает его недействительным. Это очевидно, так как Господь не дал ему ребенка мужского пола, и посему он подумывает о новой жене».

Почва под ногами Анны зашаталась. Первые знаки немилости включали новую любовницу короля Джейн Сеймур (ее уже переселили в помещение дворца), а также отказ брату Анны, Джорджу Болейну, в присуждении Ордена Подвязки, который вместо этого был отдан другому претенденту. И хотя семья Болейн все еще занимала важные посты в Тайном Совете, Анна нажила там много врагов, включая герцога Суффолка и ее собственного дяди герцога Норфолка, а также сторонников леди Марии, которая к тому времени достигла зрелого возраста. Это было обычным явлением – придворные боролись за влияние, образовывали альянсы и фракции, чтобы потом расправляться с теми, кто может им повредить.

Анна уже была крайне уязвимой, но скоро она сделает одну фатальную ошибку, вызванную именно тем, что привлекло Генриха в самом начале – кокетством. Двор Генриха был буквально рассадником сексуального возбуждения – придворные постоянно дразнили друг друга. Такое кокетство, получившее название «изысканная любовь», рассматривалось всего лишь как невинное развлечение, и двусмысленность игры делало ее довольно волнующей. И Анна Болейн была ее величайшим игроком! Она не могла остановиться даже тогда, когда стала королевой. Совсем наоборот, как королева, она стала еще более желанной для мужчин, которые буквально роились вокруг нее. Но как принимать комплименты, не оскорбив при этом короля? Это была скользкая дорожка, и Анна конечно же поскользнулась…

29 апреля 1536 года она находилась в своих личных апартаментах, и, то ли от скуки, то ли по привычке, дразнила окружающих ее мужчин. В тот день ее внимание было обращено на придворного музыканта Марка Смиттена. «Почему ты такой грустный? Ты хочешь со мной поболтать?»– спросила она, пытаясь его смутить. Похоже, он был в нее влюблен, и чтобы еще более насладиться игрой, она заявила: «Я тебе не по зубам!»

Затем она перевела взгляд на следующий объект – Генри Норриса, который был джентльменом апартаментов короля и его старым ближайшим другом. Он был красив, богат, и служил воплощением мужественности. Анна начала прощупывать почву: «Скажи мне, Генри, почему ты все еще не женился на Мадж Шелтон?» «Всему свое время»,– ответил тот уклончиво, после чего Анна и произнесла свои роковые слова: «Ты приходишь сюда больше ради меня, чем ради Мадж. Я думаю, ты хочешь унаследовать туфли мертвого короля. Если с ним что-нибудь случится, ты наверняка захочешь мною овладеть».

Даже если это и было невинным кокетством, можно было легко сделать вывод, что Анна представляла себе, что король умрет, а Норрис после смерти короля пожелает жениться на Анне. А это уже пахло государственной изменой! Норрис был крайне умен и, видимо, осознав оплошность королевы, с испугом ответил: «Если я буду иметь такие мысли, мне отрубят голову», и быстро вышел вон из комнаты. Но вот уже вскоре острые языки начали болтать…

Очень быстро слухи достигли ушей главного министра Генриха – Томаса Кромвеля, который был безжалостным политиком и не останавливался ни перед чем, чтобы стать еще могущественнее при дворе. Он сразу же увидел возможность «послужить своему королю». Посол Шепуи, ненавидящий Анну как распутницу и еретичку, с видимым удовольствием расширил брешь, предупреждая Кромвеля: «Ударьте первым или ударят вас!». Он запишет потом в своем послании: «Я умолял его принять более действенные меры к своей защите, чем это делал кардинал. Кажется, Кромвель внял моим словам. Он стал извиняться за то, что способствовал женитьбе короля на Анне. Видя, как король желает этого брака, он всячески ему поспешествовал. Хотя король ухаживал и за другими дамами, все полагали, что в будущем он станет вести жизнь более добродетельную, нежели до этого, оставаясь верным супругом нынешней королевы. Кромвель сказал мне это таким холодным и безразличным тоном, что я заподозрил как раз обратное. Действительно, я заметил, что говоря это и не зная, какое выражение придать своему лицу, он прислонился к окну, возле которого мы стояли, и прикрыл рот рукой – дабы скрыть улыбку».

Да, Кромвель хорошо помнил, как неспособность кардинала Уолси добиться расторжения королевского брака привела к его падению, и как Анна буквально добила его учителя и предшественника. Нет, он не повторит такой ошибки и нанесет удар первым, как посоветовал ему римский посол. И вот он уже пришел к Генриху и сообщил, что королева вела себя довольно фривольно в своих апартаментах. В ответ Генрих назначил полное расследование, о котором Анна не должна была знать. Ведь если она ему изменила, то легитимность их будущих детей будет крайне спорной.

Кромвель не заставил себя долго ждать и начал поспешно составлять список подозреваемых. Первым был допрошен музыкант Марк Смиттен, забавлявший Анну игрой на лютне. Кромвель спросил его, пользуется ли тот особым расположением королевы, на что тот ответил, что не будет это обсуждать ни с кем. Что случилось дальше, не совсем ясно, но некоторые доклады говорят о том, что Смиттена пытали. Правда это или нет, но он сделал удивительное признание: «Королева затянула меня в свою кровать и отдалась моей страсти три раза». И даже если признание было получено с помощью пыток, Кромвель уже имел на руках свидетельство неверности королевы. Страх прошелся по спинам придворных, когда в конце апреля 1536 года было арестовано еще шесть человек, включая брата Анны – Джорджа Болейна, и ближайшего друга короля – Генри Норриса. Мужчинам были предъявлены обвинения в предательском прелюбодеянии и сексуальных отношениях с королевой, и начались пытки и допросы. Но заведенное на Анну дело все еще было слишком слабым. Кроме Смиттена никто не признался, а свидетелей, естественно, не было.

В тот же самый день была арестована и брошена в Тауэр и сама Анна Болейн. Можно себе представить, какой она испытывала ужас. Только вчера она была самой могущественной женщиной в Англии, а сегодня она в Тауэре, разлучена с мужем и не имеет ни малейшего представления, в чем ее обвиняют. Но затем дело приняло для нее ужасный оборот – она сама стала тем человеком, который подпишет себе смертный приговор. Пытаясь понять причины своего ареста, Анна начала вспоминать, что она могла сказать или сделать оскорбительного для своего мужа. Она вслух вспоминала свой диалог с Норрисом, не подумав о том, что была в апартаментах не одна – ей прислуживали несколько женщин, которые на самом деле были шпионками, передававшими Кромвелю каждое сказанное ею слово. Вот ему и передали: «Я думаю, ты хочешь унаследовать туфли мертвого короля. Если с ним что-то случится, ты наверняка захочешь мною овладеть». После этого дело против нее становилось более определенным.

А что же Генрих? Он был так потрясен идеей, что Анна могла быть ему неверна, что поверил всему! Он помнил, с какой страстью он желал Анну, и теперь мысль о том, что кто-то еще может ее желать, сделала его безумцем – его воспаленное воображение перешло все пределы. Он уже был совершенно уверен, что Анна переспала с сотней мужчин, и даже подозревал, что его хотели отравить. По крайней мере, он искренне верил, что Анна его обманывала. В своих глазах он был жертвой, а Анна – злодейкой. Мало того, он готов был пойти еще дальше и использовать некоторые физические деформации Анны (ходили слухи, что у нее было шесть пальцев на одной руке и три груди) для обвинений в колдовстве, что в средневековье практиковалось довольно часто. Но до этого так и не дошло…

15 мая 1536 года королевский холл в Тауэре был местом одного из самых знаменитых судебных разбирательств в истории Англии. Перед судом предстала сама королева! Судьей был ее собственный дядя, герцог Норфолк, а суд присяжных состояла из 26 мужчин. Сам Генрих отсутствовал – он помнил, как семь лет назад он был унижен Екатериной во время бракоразводного процесса, и не собирался повторить эту ошибку. Он надеялся на своих юристов, которые должны были добиться сурового приговора.