Дыхание тайфуна

– Что?

– Дельфины, – показывает рукой ботмен.

Кораблики плывут в другую сторону и опять кружат на месте.

Прикладывая ладони козырьком к глазам, муж с женой напряжённо всматриваются в ярко-синюю гладь. Ах, да, вот, кажется, взметнулись спинки. Как по команде кораблики плывут в другую сторону и опять кружат на месте. Картина повторяется. «Надо было раньше выходить», – говорит ботмен. Ослепительная синь. Белый бурун за катером. Утреннее, ещё не жгучее солнце. Вот и Баликасаг. Остров как остров, внешне похожий на Панглао, откуда они прибыли, только меньших размеров. Усадив наших путешественников в смешную лодочку, похожую на корытце, загребая игрушечными вёслами и по-прежнему широко улыбаясь, филиппинец доставляет пару к рифу, который находится метрах в ста от берега. До него можно было бы и доплыть, если по-лягушачьи распластаться в воде и перемещаться по поверхности, изредка задевая животом или коленями скользкое дно. Лена с Андреем в воде. Лодочка кружит неподалёку, деликатно соблюдая дистанцию. Едва глянув вниз, они попадают в другое измерение. Горизонтальное подводное плато вдруг обрывается вертикальной стеной, примыкающей к черно-синей бездне. Вся стена облеплена кораллами фантастических форм с роящимися вокруг них невиданными живыми существами. Кажется, сказочные рыбки со всего океана собрались здесь специально, чтобы ошеломить своим видом любующихся ими людей. Многообразие форм, рисунков и невероятно яркие краски! «О-о! О-о…» – шепчет Лена в трубку, цепляясь взглядом за гуттаперчевую диковинку, плывёт над ней, пытаясь уловить какую-то закономерность в её беспорядочных движениях, затем переключает своё внимание на другую, ещё более фантастическую…

– Лена, что ты мечешься? Я за тобой не успеваю! – кричит Андрей, приподняв маску.

– Не надо за мной плавать.

– Как не надо? Ты же утонешь!

Когда Лена зависала над бездной, ей казалось, что океан медленно и властно начинает втягивать её в свои объятья. Некстати вспоминались сообщения СМИ, слышанные ещё дома, о нападении акул на людей на пляжах Египта, потом – Владивостока. То вдруг вспоминалось предостережение сестры перед вылетом: «Сейчас в связи с потеплением климата рыба меняет свои маршруты. Акулы заходят туда, где раньше их никогда не было». Когда ужас от присутствия бездны становится нестерпимым, Лена забирается в лодочку. Близость берега и спокойная синяя гладь понемногу успокаивают разыгравшееся воображение. Коренастые японцы в ярко-оранжевых жилетах стоят по пояс в воде, разбрасывая вокруг себя какие-то крошки, и затем фотографируют стайки рыб своими чудесными камерами, опуская их в воду. Устремив взгляды вниз, туристы хаотично перемещаются вдоль рифа, изредка задевая друг друга локтями или пятками. Отдышавшись, Лена снова сползает в воду.

Обедали за покосившимся столом под вывеской «Ресторан», обслуживаемые смуглой филиппиночкой лет шестнадцати, напевающей и пританцовывающей под американскую песенку, льющуюся откуда-то из-под пальм. Её внешность можно было бы назвать идеальной, если бы не зубы, которые кто-то, проходя мимо, бросил горстью, и они, зацепившись как попало, так и остались торчать у неё во рту вкривь и вкось,

– Можно с вами сфотографироваться?

– Yes! – распахнула она улыбку.

Это была типичная представительница своего народа, живущего в полном согласии с природой, жизнелюбивого, непритязательного и, наверное, поэтому – очень музыкального. Музыка звучит везде. Филиппинцы часто подпевают, иногда довольно громко, ничуть не стесняясь присутствия посторонних, в том числе и иностранцев. Покачавшись в плетёных гамаках на ветру под пальмами, пара отпрашивается у ботмена осмотреть окрестности. «О’кей», – соглашается он, растекаясь от жары на пластмассовом стуле. За мысом пустынный песчаный пляж с монотонным плеском прибоя. Царство первозданной природы, и только они вдвоём, как Адам и Ева! Намотав на руки купальники, муж с женой долго плавают, а устав, просто расслабленно висят в воде, заигрывающей с их телами. Границы тел исчезают, размываются, и двое уже физически начинают ощущать свою причастность к бесконечному мирозданию.

Вернувшись, пара обнаруживает у берега свой одинокий катер. Пора в обратный путь. Снова весело работает мотор, и они летят по волнам. Внезапно солнце исчезло, вода из ультрамариновой превратилась в чёрную. Зловещие волны с металлическим отливом бьют уже почти в середину днища катера. Он то взлетает над волной, то вдруг проваливается, и тогда горизонт исчезает, вокруг только бесконечная вода. А когда волна вновь подхватывает посудину, Лене кажется, что та сейчас переломится или, ухнув носом в водяную яму, перевернётся. Мотор кашляет и иногда вовсе замолкает на несколько секунд. Они одни в пустынном океане. Лена вглядывается в серую даль в надежде увидеть спасительный берег, утром путь не казался таким длинным. Она с ужасом представляет безграничную толщу воды, те самые одиннадцать тысяч метров, готовых принять очередных жертв. Одно неверное движение катера, и ты навсегда исчезнешь в этой страшной чёрной хляби. Леденящее чувство опасности скапливается сладким тошнотворным комком под ложечкой. Никогда ещё она не чувствовала себя такой беззащитной. Лена про себя читает молитвы. Она знает четыре. Закончив четвёртую, снова возвращается к первой. И так – по кругу. «Отче наш» знаком с детства. Ещё девочкой она слышала её от мамы, чаще – от бабуси, той, что пекла пирожки с картошкой. Три других выучила недавно. Молитва о кресте была понятна и запомнилась легко: «…яко исчезает дым, да исчезнут…» Одну, особенно трудную, «Живый в помощи Вышняго…», Лена учила долго, повторяя в уме в самых неподходящих местах: в автобусе, по дороге на работу, подглядывая в молитвенник. Четвёртая молитва была яркой и короткой: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас».

Они благополучно добрались до берега.

– Ну как тебе Баликасаг? – спросила Лена мужа на другой день.

– Я толком ничего не видел. За тобой гонялся. Поплывём ещё?

– Не-ет.

Прошло два года.

– Андрюш, я рассказ написала. Называется «Баликасаг». Будешь читать?

– Что такое «Баликасаг»?

– Ты не знаешь, что такое «Баликасаг»?

– Что-то знакомое.

– Баликасагский риф.

– А-а! Помню.

Настоящий мужчина

Пузатые чемоданы, подрагивая, медленно ползли мимо вглядывающихся в них пассажиров, прибывших рейсом Куала-Лумпур – Манила. В толпе у самой ленты Андрей ждал два своих чемодана, помеченных розовыми ленточками. Его жена чуть поодаль. Она не сразу обратила внимание на стоящего рядом высокого поджарого мужчину лет пятидесяти с невыразительным лицом. «Серенький», – говорила она обычно про людей такого типа. «Where are you from? (Откуда вы?)», – спросил кто-то первым из них, когда их взгляды встретились. Это была традиционная фраза, с которой начинали разговор люди за границей. Белые в азиатских странах, находясь в абсолютном меньшинстве среди смуглых, черноголовых людей, интуитивно тянулись друг к другу. У Лены была ещё одна веская причина, заставлявшая её вступать в разговор с любым англоговорящим: она шлифовала язык, изучая его самостоятельно уже четвёртый год. Лена использовала любой повод для общения: необходимость выяснить что-нибудь или даже просто чей-то приветливый взгляд. Ответственность за коммуникации в чужой стране лежала на ней. Андрей знал несколько десятков английских слов и в разговор, как правило, вступать не решался, а когда уж очень хотелось высказаться, говорил жене: «Скажи им…»

Серенький тоже ждал свой багаж, поглядывая поверх голов. Дальше пошёл обычный разговор.

– Вы отдыхать?

– Впервые здесь?

Познакомились.

– Лена.

– Ганс, – произнёс он с характерным выдохом, в котором явно слышалось «ха».

И имя ей тоже не понравилось. Припомнились имена из детской сказки: Ганс, Шульц…

– Вы немец?

– Голландец. Могу подбросить вас до города, я на машине.

– Андрей, он предлагает подвезти нас!

– Ну, давай…

– Оk, тhank you, – говорит Лена.

Ганс уже давно крутит ручку своего чемодана, а розовые бантики всё не появляются.

– Вы можете не ждать нас, спасибо.

– Ничего, ничего…

Вот и бантики. Мужчины жмут друг другу руки, и все трое выходят через раздвинувшиеся стеклянные двери навстречу тугой волне филиппинского зноя. Машина, стоя на раскалённом асфальте Манильского аэропорта, три дня ждала своего хозяина, улетевшего в Куала-Лумпур оформлять покупку яхты. И вот они на трассе. За окнами мелькает незамысловатый пейзаж. Машина летит, едва касаясь колёсами асфальта. Ганс – классный водитель. Довольно часто возникающие посты сбора налогов за пользование дорогой вызывают его явную досаду, заставляя сбрасывать скорость. Сначала идёт короткий обмен информацией, позволяющей немного подробнее узнать друг о друге. И вот ему уже известно, что они – супружеская пара из России, оба – инженеры-строители, имеющие взрослых детей и любящие путешествовать. Они в свою очередь узнают, что Ганс работает в международном банке развития. Дважды был женат. Теперь – нет. У него есть сын. Об этом он сказал, не скрывая гордости. Родившись в Голландии, Ганс успел пожить во многих местах земного шара, в том числе в Узбекистане, Австралии. И вот теперь живёт в столице Филиппин.

– Где вам больше всего понравилось?

– В Узбекистане.

И Андрей с Леной вдруг испытали гордость, как будто лично имели отношение к тому, что Узбекистан, уже давно не являющийся частью их страны, так хорош.

– Вы знаете русский?

– Я хорошо знал его. Теперь начинаю забывать, – сказал Ганс, переходя на их родной язык.

Услышав русскую речь, Андрей с радостью включается в разговор. Мужчины говорят о международной политике и о роли России в ней, потом плавно переходят к экономике. Ганс обнаруживает интеллект и удивительную компетентность, легко оперируя терминами и цифрами и вызывая у Лены всё большее уважение и симпатию. Постепенно перед ней вырастает образ современного, энергичного, умного человека, достойного сына своего времени, оттесняя Серенького на задний план.

Желая узнать о стране из первых уст, Лена спрашивает.

– А акулы здесь есть?