Талисман. Волшебные вещи – 1

Кого я вижу! Герцог! Да ты ли это, мой старый друг! Ты красив, как никогда. Не смейся, я почти серьёзно. Мое сердечко даже подозрительно трепыхнулось. Пара искорок того большого пожара, пожалуй, ещё жива, а?

Я непревзойденная звезда всех времён и народов. Я очаровательна и неподражаема. Я шикарна и обольстительна. Я… Наивной павой заслушавшись песен этого соловушки, я и сама не замечаю, как оказываюсь в объятиях Герцога. Ага, милый мой пряник, а твой пыл ко мне не угас. Но полегче на поворотах, ещё раз тронешь – стукну, не боясь никаких скандалов. Мне одним больше, одним меньше, хуже не будет.

Пряничек, а мне Шут страшные вещи про тебя рассказывал. Будто ты собираешься мой театр бомбить? И балетную школу? Скажи мне, скорее, что это подлый обман! Вот, Шут, ты видишь, как всё просто.

Шут переходит на язык герцогства и уверенно рассказывает что-то минут пять. Герцог покрывается пятнами и отвечает куда более эмоционально. Шут доказывает своё, Герцог нервно обрывает его, не давая договорить. Эти двое использовали меня как предлог для встречи. А встреча нужна была для очных переговоров. Ни один из них не стал бы подходить к противнику в открытую. С дипломатической встречей тоже вроде бы много проблем. А потрепаться возле моего декольте будет приличным со всех сторон.

Я не понимаю тонкостей. Но общую канву разговора улавливаю.

Чародей согласен отдать талисман, он согласен хоть чёрта лысого отдать, но ему нужны гарантии ненападения, и он настаивает на отводе войск герцогства от своих границ. Герцог тупо хочет кристалл без всяких гарантий. И даже пробалтывается, что когда талисмана у Чародея не будет, сам боженька захочет, чтобы Герцог раздавил тиранию.

Я чувствую закалённую временем ненависть Шута. Я вижу, как первобытная злоба прорывается сквозь аристократизм Герцога. Я кожей ощущаю гнетущую атмосферу между мужчинами и с отстраненной грустью понимаю, что здорово заблуждалась в своей наивной мысли, будто женщина может предотвратить войну.

Шут вытаскивает меня из лап Герцога. Решительным движением он притягивает меня к себе, и на этом диалог врагов заканчивается. Последняя попытка найти компромисс проваливается, как и все предыдущие. Мировые пупки могут начинать подсчитывать, сколько заработают на этой прекрасной афёре с войной.

Передача принцессы из рук диктатуры в руки монархии проходит быстро и без лишних сантиментов. В неприметном углу чужой столицы с двух сторон безлюдного переулка останавливаются автомобили. Мужчины выходят и распахивают дверцы задних сидений.

Две курочки выпархивают из битой и грязной машины, взятой напрокат, и быстро пересекают переулок. Я крепко держу принцессу за руку, зная, что некие неожиданные порывы ей по-прежнему свойственны, несмотря на все лекарства и терапии. Усадив синеглазку в чистенькую машину, хотя и тоже прокатную, я посылаю Герцогу воздушный поцелуй и счастливую улыбку наивной идиотки. Но повернуться к нему спиной и преодолеть спокойно тот же переулок в обратную сторону, оказывается изрядным испытанием для моих нервишек. Ну не экстремалка я.

А что делать? Принцесса до обмороков боится всех людей Шута, да и к нему самому относится крайне настороженно.

Отъехав пару кварталов, мы с Шутом бросаем машину и уходим от места встречи какими-то закоулками. Будет, о чём написать в мемуарах.

Шутеечка, ну не грусти. Выпей вина. Или чего покрепче. Ты сделал для принцессы всё, что мог. О! Да ты не грустишь. Дай, я угадаю. Ты обнаружил, что любовь нельзя законсервировать, и рад, что всё закончилось. Ну что ты, то приключение в монастыре было увлекательным. Даже Ворон не справился бы лучше меня.

Ой, нет. Ворон – лучший оборотень планеты. Смешно, что я пытаюсь сравниться с умным и хладнокровным исчадием. Мне и близко не подобраться к тому, что умеет верный змеёныш Шута. Да и вообще, моё место – в балете.

Ах так? А твоё место – в каземате Чёрной крепости! В пустом логове одинокого опричника! Все нормальные женщины сбегают от тебя после одной ночи. А те, у кого не хватает сил убежать, заканчивают или психушкой, или попыткой покушения на тебя.

Ты мудро уберёг меня от такой судьбы?! Не искушай свою, наглец!

Прекрати. Я не злюсь. Вон, смотри, какой розанчик типа стюардесса принёс нам лимонад. Удели своё внимание ей. И хватит ржать. Вовсе я не наивная.

Утренняя пресса выходит с шикарной фотографией. Гордый красавец с аристократическим профилем. Лицом к нему улыбающийся генерал. А между двумя стильными мужиками – плясунья в открытом платье.

Встреча врагов лицом к лицу интригует обозревателей. Но тема «шерше ля фам», в которой эта самая «ля фам» конкретно известна без лишних «шерше», неожиданно выходит на первый план. Вот так потом и напишут, что вся эта война была из-за меня. А меня, между прочим, вообще никто не слушал.

5

Что бы мне нового станцевать? Вдохновение что-то притупилось. Не хватает полноты жизни. Я знаю, как именно женщины веками решают эту проблему. Заявляют, что им такие глупости параллельны. И заводят несколько любовников, чтобы параллельно получать достаточное количество радостей и эмоций.

Мой любовник свалил в неизвестность. И ждать его не просил. То есть я вроде как свободная женщина. Оглядевшись вокруг и изучив список потенциальных кандидатов в свои любовники, я пригорюниваюсь. Нет, есть, конечно, экземпляры видные, фактурные, интересные. Но представить себя с ними в постели я не могу. Про партнёров по сцене знаешь слишком много, включая пикантные детали их предпочтений. Поклонники назойливы, и не хочется, чтобы кто-то из них начал раздавать интервью на тему того, как классно он меня поимел. Разные властные мужчины близки к Чародею, и те, кто знают о наших отношениях, сбегут ещё быстрее, чем я договорю приглашение попить кофе. А тех, кто не знает, не хочется подставлять. Есть ещё влюбленный в меня мальчик из хора, восхищающийся мной тромбон из оркестра и подобные им персонажи. Но это же всё нельзя рассматривать всерьёз?

Шут! Ты ведь мне друг? Ты можешь не рассказывать ничего Чародею, но помочь мне в одном деликатном деле? Ты не мог бы познакомить меня с кем-нибудь? Ну, как, как. Говоришь – это Волшебница, а это кто-то. У тебя ведь много друзей. Зачем? Мне кажется, у меня ограниченный круг знакомых. Нужны новые горизонты. Да нет никакого подвоха. Нет, не надо мне на встречу друзей Чародея. Я, во-первых, всех знаю, во-вторых, они все женаты. Нет, в принципе меня женатость не пугает, мне это всё равно, лишь бы человек был хороший. Но вдруг развитие какое пойдёт. Некрасиво получится.

Посмейся ещё. Давай. Вот за это тебя женщины и убивают.

Мне плохо? Как сказать… Вроде нет. Но да, плохо.

Ты меня развлечёшь? Нет уж… Мы поедем смотреть, чем занят Чародей? Он только истопается ногами. Он не заметит? Как это?

Мы едем за город, а потом останавливаемся практически в чистом поле. Маленькие машинки мгновенно проскальзывают по небу над нашими головами и исчезают. Потом ещё раз. И ещё. Самолётики кажутся совсем игрушечными, и только после слов Шута о том, что это истребители, я понимаю, что это мощная и сложная военная техника.

Чародей летает на такой штуке?! Правда? Вот это он сейчас сам летает? Вот та машинка слева – это его самолёт? Потрясающе… Почему вы мне раньше не рассказали? Во всех биографиях диктатора написано, что он военный лётчик? Ну да, но я не задумывалась…

Слушай, а как он летает, если читает в очках? У него почти идеальное зрение? Но тогда зачем… Всё дело в этом маленьком «почти». Чародей пытается уберечь глаза.

Диктатор редко практикуется в полетах, но летать любит и в свете предстоящей войны решил обрести хорошую форму. Если всё обернётся совсем плохо, у него останется шанс сесть в самолет и героически погибнуть.

Не болтай таких глупостей! И слышать такого не хочу!

Вот он. Красивая железная птичка проносится очень высоко и очень быстро.

Ты поганец всё же, Шут. Я знаю, что ты на самом деле хотел мне показать. Что другого такого чародея на этой планете нет.

Чародейчик! Я так рада! Так давно тебя не видела! Ты сам поведёшь? Вот эту рухлядь на колёсах? Это для отвода глаз. Ты маскируешься. Прикольно.

Это твой новый дом? Маленький совсем. Ты решил обойтись без прислуги? И правильно. Но стол маленький, неудобный, хочешь, я куплю тебе новый? Ну что такой суровый взгляд? Я тебе подарок с гастролей привезла. Смотри. Катушка. Ты ведь такую хотел? А ещё штучки прикольные, как будто рыбки. Приманка такая. Для хищников. Тебе нравится?

Ты хмуришься. Что-то случилось? Чародей, если это плохое, скажи об этом прямо и честно. Так и будешь на меня исподлобья смотреть? Мне раздеться? Ну… хорошо.

По привычке не задумываясь над тем, что и как происходит, я не сразу понимаю, что конкретно сейчас всё происходит необычно. Я впервые оказываюсь в ситуации, когда мужчина удовлетворяет свои желания, нисколько не считаясь со мной. Он методично использует моё тело, превращая меня в подстилку, в нечто неодушевленное. Он сознательно прогоняет меня по всем тем позам и способам секса, которые позволяют ему подчеркнуть максимальный уровень собственной власти, а меня сделать покорной игрушкой. Даже то, что нам обоим нравилось, что было нашими излюбленными и весёлыми играми, оказывается теперь удовольствием для него и унижением для меня. Я беспомощна в сильных мужских руках и быстро теряюсь, не зная, что делать.

Я чувствую его раздражение и злость, но надеюсь, что этот запал поостынет. Потом понимаю, что Чародей заводится всё больше. Говорить что-либо бесполезно, пытаться сопротивляться – совсем глупо. Я подчиняюсь мужской воле. Получив первую порцию эндорфинов, он прижимает меня тяжёлой рукой к кровати, и я послушно замираю, не в силах собраться с мыслями и хоть что-то предпринять.

Через некоторое время всё повторяется. Медленнее и расчётливее. Спокойнее и невыносимей. Он не груб, он не причиняет боли, он в достаточной степени ловок и осторожен, он издевательски корректен в технике секса, но, честное слово, лучше бы он меня избил.

Я сильно ошибалась. Шестнадцать слов – это очень, очень интенсивное общение. Полежать четверть часика, обнявшись – это потолок нежности, которого можно достичь в отношениях. А смешное словечко «оттиранить», которое я давно и автоматически употребляю со множеством разных смысловых оттенков, на самом деле несёт в себе угрозу.

Третья серия этого плохого кино заканчивается, едва начавшись. Мужчина стаскивает меня с кровати и ставит на ноги. Комок одежды оказывается у меня в руках. Я с этим комком оказываюсь в маленькой прихожей. Вслед мне звучит короткое, но выразительное напутствие «Убирайся!». Кое-как напялив платье и курточку, я довольно долго мучаюсь с тяжеленной входной дверью, но всё же в итоге оказываюсь в темноте безлюдной улицы.

Где я? Что делать?

Я бреду дворами и переулками. Меня долго тошнит в небольшом скверике. Компания подвыпивших подростков брезгливо обходит меня стороной, громко бросив несколько оскорблений. Мне всё равно. Я сижу на лавочке. Я лежу на другой лавочке. Я иду вдоль большого шоссе. Витрины гаснут, машин становится меньше.

Я оказываюсь дома. Не знаю как. Моя память не сохраняет последней части этого ночного путешествия. Я не могу спать. У меня дрожат руки, и я ничего не могу с этим поделать. Я залезаю в ванну и сижу под теплым душем. Я снова забираюсь под одеяло, но руки всё еще дрожат, а в голове мечутся обрывки глупых и пустых мыслей, не давая мне отключиться от мира. С рассветом я проваливаюсь в мутный и неуловимый кошмар.

Я не могу танцевать. Я доползаю до театра, но срываю репетицию. Простые движения не даются мне, я не попадаю в такт музыке, я промахиваюсь мимо партнера, и, наконец, я падаю, потеряв равновесие в элементарном, детском прыжке. Бросив попытки хоть что-то изобразить, я переодеваюсь и пишу в дирекции заявление на отпуск. Вынести чувство собственной беспомощности почти невозможно, но ещё хуже всеобщая тревога. Все переживают за меня, и от этого только хуже.

Выйдя из театра, я вдруг понимаю, что мне некуда идти. Возле дома меня может ждать та самая машина. Близких родственников у меня нет. И запасных вариантов, вроде тех, что любит приберегать на всякий случай экстремальное исчадие, тоже нет. Было бы так здорово нырнуть в тайную нору Ворона и выплакать все свои обиды и непонятки. Но исчадие сейчас где-то далеко, и его проблемы не сравнить с моими.

Напрягать друзей я не умею. У меня много друзей, и они обо мне помнят, звонят, присылают подарки. А я сама не помню ни чьих-либо дней рождения, ни имён детей, ни перипетий чужой жизни. И сколь бы ни были близки мне все эти люди, мне не с кем поделиться своими мыслями. Не скажешь же: «Ой, ребята, меня тиран не удовлетворил». Будет как в том анекдоте: «Всех удовлетворил, а тебя не удовлетворил».

Да и тиран сам по себе – тема спорная для многих. Годы относительного благополучия уже стёрли воспоминания о том, как было хреново. Я знаю, как выглядит эта страна с точки зрения Чародея, Шута, их друзей. И знаю, каких усилий стоят даже маленькие победы. Но сидя на тёплой кухне, за горячим сытным ужином, под рюмашечку водки так приятно поболтать о том, что горы сворачиваются одним взмахом крылышек бабочки.

Попробуйте быть той бабочкой.

Я брожу по городу, рассматривая его в подробностях, которые раньше ускользали от моего взора. В подворотне парочка маргинальных детишек обменивается шприцами. Возле памятника солдатам группка бритоголовых пацанов орёт лозунги о торжестве орднунга. На лавочке бульвара бессильно сидит бабушка в затёртом платочке и смотрит глубоко вглубь себя. Из дорогого бутика выпархивает девчонка в шубке и ластится к лысому потному мужику в нескладном костюме. На руке девчонки блестит браслет. А я так и не научилась разбираться в крохотных камушках за безумные деньги. Что-то в них есть, наверное, но я не понимаю. Я ничего в этом мире не понимаю.