Талисман. Волшебные вещи – 1

На столбе остановки болтается листок. Комната на ночь. Я звоню из автомата по номеру с листка и обретаю крышу над головой. Маленькая и чистенькая комнатка уже за пределами города вполне меня устраивает. Я вытягиваюсь на неудобной кровати, но заснуть не могу. Я всё время возвращаюсь во вчерашний день, пытаясь понять, что случилось.

Чародей меня наказал? За отлучку? За поездку на гастроли? Сначала отпустил, а потом злостный припадок деспотии обуял? Может, его разозлило то, что я с Герцогом встретилась? Но он ни к кому не ревнует меня. Он слишком в себе уверен.

И я же не тет-а-теты с Герцогом разводила? Поболтала пять минут, так ещё и при свидетелях. Там человек сто свидетелей было. К тому же Шут вытащил меня из лап коварного врага, что и запечатлели фотокорреспонденты на радость широкой публике.

Я ничего не понимаю.

Утром я еду на могилу мамы. Я давно не была на кладбище, и не могу даже вспомнить, когда это было в последний раз. Могила заросла кустами с острыми колючками, и несознательные соседи, чьи близкие похоронены рядом, завалили кусты мусором. Почему у нас такое в порядке вещей?

Выбросив все мысли из головы, я начинаю терпеливо разгребать свалку. Разобравшись с мусором, я иду на маленький рынок рядом и покупаю рассаду. Уже в сумерках, закончив, наконец, уборку и посадку, я сажусь на низенький камень ограждения и плачу.

Моя приятельница по пансиону недавно родила второго ребёнка. Вторую девочку. Она собиралась стать певицей, у неё прекрасное сопрано и широкий диапазон голоса, но она влюбилась, вышла замуж и теперь посвящает всё свое время детским аппликациям и разучиванию стихов.

Девчонка, которая однажды едва не спихнула меня в оркестровую яму, стала мамой двойняшек. Мальчика и девочки. Она давно ушла из театра и работает в министерстве культуры малозначимым секретарём. Её муж руководит одним из заводов Чародея.

Один из моих партнеров по сцене неожиданно стал дедушкой. Его ранний сын последовал примеру отца и, недолго думая, женился сразу после школы на однокласснице.

Мой фестиваль стал одной гигантской брачной конторой. Большая часть моих друзей из Лупупянска переженились, остепенились, а кое-кто успел и родителями стать. Участники фестиваля тоже образовали несколько счастливых пар.

Одна из моих учениц готовится стать мамой. В очень далекой стране северных оленей. У её доброго и спокойного мужа трое братьев, и они недавно приезжали сюда в поисках таких же замечательных жён.

Жизнь идёт. Но мимо меня.

Люди любят. Люди рожают детей. Люди живут. А я всё танцую.

И ничего счастливого не вытанцовывается.

Я снова отдаю пару купюр тётке в старом халате и снова без сна лежу в маленькой комнатке, кажется, на самом краю мира. За стеклом пыльного окошка сияет маленькая далёкая звездочка и дарит мне неопределенную, непонятную надежду.

Неужели то, что я делаю, ничего не значит для тебя, Чародей? Я ведь пытаюсь тебе помочь. Тебе, понимаешь? Да, стране тоже. Но всё же тебе – мужчине, любовнику и другу – в первую очередь. Я выступила на всех трибунах всех ассамблей и симпозиумов. Я посол всех добрых волей и неволей на свете. Я оттиранила всё гнильё, воображающее себя деятелями культуры, в этой стране. Я сделала эту страну немного более значимой в иллюзорном и сиюминутном мире творческих фантазий.

Пусть это только танец стрекозок над муравейником, но ты не можешь не понимать, как помогает тебе это, когда ты торгуешься о нефти или обсуждаешь покупки кораблей. Ты тиран не замшелого пятна на карте, ты тиран страны с историей, с культурой, с традициями. Да, мы немного наивны в выпячивании своего Задолинского комплекса мегалитов, но он есть, и теперь все о нём знают. Это я рассказала о нём всему миру.

Я ведь многого добилась, в том числе и благодаря тебе. Я прыгнула туда, куда никто из этой страны много-много лет не прыгал. Я действительно звезда, успешный профессионал, с которым считаются в мире.

А даже и без этих звёздных регалий я всегда была тебе верной женщиной, любовницей, другом, наконец. Зачем ты так со мной?

Не понимаю.

Новая прогулка по городу приносит новые впечатления. Кого-то сбила машина. Где-то рухнул дом. Кто-то женится. Кого-то хоронят. На старой площади в центре города девчонка танцует фламенко. Босиком. Её заученные движения выглядят жалко и неуклюже. Меня тянет выйти и станцевать рядом с ней. Я люблю фламенко, я знаю, что главное в этом танце – страсть, движение души. Можно ничего и не заучивать.

Но потом я вдруг пугаюсь. Танцевать на шершавых плитках с торчащими ребрами? Босиком по всем этим плевкам и мусору? Ужас.

Денег у меня много, и я кидаю девчонке в шляпку крупную купюру.

Уже в ночных сумерках я сижу на лавочке. Возле ларька неподалеку тормозит три больших мотоцикла. Всадники из иного измерения. Двое сильных мужчин в тёмных комбинезонах. И женщина в летящем красном платье.

Высокий парень снимает чёрный шлем с рисунком хищной птицы. Самоуверенный авантюрист и бродяга. Второй стаскивает гладкий чёрный шлем без каких-либо рисунков. Этот красавчик, весёлый и обаятельный. Девчонка снимает красный шлем. Незнакомка кажется мне хорошенькой, но потом я замечаю, что у неё белая голова. Девчонка совсем седая.

На мгновенье наши взгляды встречаются.

Она тоже плясунья. И тоже колдунья. В другом и бесконечно далёком мире эти люди разыгрывают свой спектакль. Похожий, но совсем другой. Странное прикосновение чужого разума вдруг дарит тепло. Эта неведомая всадница тоже будет танцевать, даже если останется одна на краю мира без сил и надежды, даже если будет умирать, даже если мира уже не будет. Танец – это жизнь, а жизнь – это танец. Я не одинока. Я не одинока во вселенной.

Через несколько мгновений возле ларька уже никого нет.

Надо поспать. Так и до психушки недалеко.

Я возвращаюсь домой. Бессонные ночи дают о себе знать, и, упав на кровать, я мгновенно проваливаюсь в глубокую темноту.

Ай! Ай-я-яй! Кто здесь? Шут, ну ты совсем уже. Зачем меня так пугать?

Я напугала? Да ладно, кого я могу напугать? Градоначальника Лупупянска? Этого червяка нельзя напугать, он испуганным родился. Хватит ругаться. Что за пожар?

Ты волновался, потому что не мог меня найти? А зачем искал? Думал, я покалечилась на репетиции и гордо уползла из театра, чтобы помереть в городской канаве. Или упала в расстройстве чувств в канал, чтобы мой труп опять же принесло в городскую канаву. Или попала под машину и лежу в коме. Да, правильно, в городской канаве. И откуда ты знаешь так много интересных историй про канавы эти?

Ну не ругайся, друг. Мне надо было побыть одной. Я? Поссорилась с Чародеем? Да нет. Я не ссорилась. Но, полагаю, наши отношения пришли туда, куда давно уже шли. То есть в никуда. Не ври только, а? Не хочет он ничего. Пожалуйста, я тебя очень прошу. Мне и так тошно. Ты не понимаешь? Мне ещё дня три побегать по канавам, чтобы до тебя дошло? Не лезь в это, а?

Прости, я, правда, не подумала, что кто-то будет волноваться. Мне очень неловко, что ты извёлся. Хочешь, маленькую компенсацию? Ты сказал, что начнёшь собирать свою коллекцию запонок заново, и никакие взрывы дворцов не излечат тебя от любимой мании. Смотри, я купила тебе подарок. На блошином рынке в Зюберцах. Это запонки начала прошлого века. Серебро с вставками из яшмы. Затейливые. Я знаю, что в них ничего особенного, но мне понравились.

Ага, глазки загорелись. Прямо сейчас нацепишь? Давай, помогу. Круто.

Какой врач, ты с ума сошел? Я разбила ногу? Ну, синяк на бедре, конечно, мощный. Но это ерунда.

Нет, не ерунда. Шут тащит меня в больницу, заставляет сделать рентген, сдать анализы и пройти сеанс мудрёной физиотерапии. Нога цела, я, собственно, и так это знала. Ушиб не такой, чтобы было из-за чего переживать. Но на выходе из больницы я старательно хромаю.

У ворот храма лекарств лежит облезлая псинка. На ней ошейник, и она привязана ошейником к натянутому вдоль забора тросу. Я вцепляюсь в Шута, стараясь остаться от зверя подальше. Шут шикает, собака тяжело встаёт и, прихрамывая, отходит чуть подальше, чтобы снова лечь.

Мы с Шутом смеёмся, а потом меня вдруг осеняет. До сих пор я в стремилась к светлым образам. Любовь, счастье, гармония торжествовали в моём творчестве. Но пришло время поразмышлять и над другой стороной мира. Рок торжествует над глупыми влюбленными. Судьба неотвратимо настигает тех, кто пытается убежать. Смерть забирает души. А потом кто-то невидимый едва слышно смеётся над торжественностью похорон.

Я буду танцевать одна. Без декораций, лишь в нескольких лучах света. Я выберу ту самую простую и вечную музыку. И я одену чёрное платье с прозрачной юбкой в один слой. Немного нарочитый прием, но может выглядеть сильно. Я никогда не танцевала в чёрном (за исключением одной известной птички в чёрных перьях), но теперь я вдруг понимаю, насколько чёрный может быть красив, глубок и выразителен. Цвет ночи. Цвет настоящей магии.

Моя попытка объяснить эту гениальную идею Шуту чрезвычайно его веселит. Он встречает каждое мое слово взрывом смеха. С учетом мрачности задумки получается цирк абсурда. Но моё подавленное настроение рассеивается.

Поеду-ка я в Лупупянск на несколько дней, пообщаюсь со своей фестивальной командой. Потом сгоняю в культурную столицу, в большой императорский театр. Попробую со старым хореографом обозначить рисунок танца. А как вернусь, начну репетиции.

Да хватит истерики, Шут. Ты торопишься? Ага. Ты теперь за меня спокоен, и можешь утешить хорошенькую хризантемку, истомившуюся в душной и тесной оранжерее родительской заботы. Ты всё-таки негодяй. Но я тебя люблю. Дай, чмокну в щёку. А будешь распускать руки, я тебя укушу. Ясно?

Проблемы надо решать тиранически. И я, вернувшись в театр, провожу самую обычную нормальную репетицию. Мозги немного очухались, и все прыжки получаются так, как должны получаться. После отработки всего запланированного, я сразу на большой сцене показываю коллегам придуманный танец. Пока без костюма, с некоторыми дырками в хореографии, с паузами, в которых я объясняю саму идею, но с почти готовым финалом. Финал этот я уже вижу целиком в своей голове, и я его танцую почти набело, сильно и с взрывом эмоций.

В зале стоит тишина. Я поднимаюсь и не понимаю, почему все замерли. Потом замечаю, что одна из малышек кордебалета плачет. Что случилось? Я увлеклась и пропустила апокалипсис? Театр горит? Метеорит падает? Лю-ю-юди, вы чего?

Мне не умирать? Да я и не собираюсь. Здорово получилось, да?

Ухмыляющийся Шут приносит мне новую городскую сплетню. Оказывается, я продала душу дьяволу. Обычные земные женщины так танцевать не могут. Вот это, я понимаю, слава. Шут подкидывает мне идею взять талисман силы у Чародея и одеть его на какое-нибудь значимое представление. Думаю, это весело, но опасно. Кто-нибудь из зрителей начнет стрелять серебряными пулями. Или метать с балкона осиновые колышки.

Вторая новость куда менее весёлая. Точнее, совсем невесёлая. Войска Герцога перемещаются к границе и занимают боевые позиции. Теперь все усилия диктатуры направлены на то, чтобы выстоять в войне.

Я догадываюсь, к чему клонит Шут. Он пытается оправдать Чародея в том, о чём он ничего не знает. Бедненького тиранчика самого так затиранили, что он ничего уже не соображает. И Шут предупреждает меня о том, что и он не сможет больше сутками искать меня по всему городу. Я понимаю, друг. Занимайся спокойно своими государственными делами. От меня больше не будет никаких проблем.