Кротовая нора

29

Я сидела за столом у себя в комнате. Передо мной стояла небольшая по диаметру глубокая глиняная чаша, по форме напоминавшая колокол, рыбий клей в пузырьке из толстого и темного стекла, кисть и пинцет, которые мне принесла Глаша. На полу у стола мы поставили тазик с осколками зеркала.

«Интересно, если я чуть раньше, лет эдак на 25, повторю изобретение Ивана Кулибина, я изменю будущее?» – думала я.

Глашу я выпроводила из комнаты, заверив, что мне не нужна ее помощь.

Конечно, это была не алебастровая чаша, которую использовал Кулибин, но для эксперимента и глиняная подошла. Пинцетом я осторожно брала кусочки зеркала, кистью намазывала клей и приклеивала их к внутренней стороне чаши. Точного совпадения по стыкам у меня не получалось, но я надеялась, что это не скажется на результате работы.

Работая, я все размышляла, как мне вернуться домой, ведь на пустыре, когда я нашла брошь, я так ничего и не почувствовала, не поняла.

Какие у меня вводные данные? Что я точно знаю? Знаю, что я была в мужском костюме, был день летнего солнцестояния, был фейерверк, убийство физика и мое ранение.

Я примерно знаю, где меня нашли сейчас, я помню, где я потеряла сознание тогда. Но я все равно не знаю первопричину, почему произошло мое перемещение. Сколько я смотрела фильмов и читала книг в детстве про путешествия во времени, но никогда не рассматривала всерьез возможность физического перемещения. Мой разум отказывался понимать, как это произошло.

Я знаю, что существует несколько гипотетических способов перемещения в прошлое. Машины времени у меня нет и не было, да и как физик-материалист на данный момент я не верю в нее. Самый подходящий способ – через кротовую нору.

Изредка я делала небольшие перерывы в оклеивании чаши, давая время, чтобы клей схватился. Но продолжала думать, перебирая и подготавливая следующие осколки зеркала. Монотонная работа всегда меня успокаивала, когда требовалось сосредоточиться.

Кротовая нора, как мне известно, – гипотетическая топологическая особенность пространства-времени, представляющая собой в каждый момент времени «туннель» в пространстве. Да, согласна, кротовые норы согласуются с общей теорией относительности, но неизвестно, существуют ли они на самом деле. Что ж, так и буду пока называть свой путь домой «кротовой норой», решено.

И как мне найти эту кротовую нору? Какие условия мне необходимо точно выполнить для прохождения через «туннель»? Где вход и выход «кротовой норы»? Логичнее всего, что это то место, где я упала и где меня нашли. Судя по месту, где меня нашли, оно находится рядом с местом, где я потеряла сознание, только оно еще не застроено.

Так незаметно для себя, анализируя и делая выводы, я оклеила чашу кусочками зеркала. Чашу я поместила на ребро, укрепив ее, внутри поставила свечу в невысоком подсвечнике – получился прототип прожектора, в котором сила света свечи должна увеличиваться в несколько сотен раз.

Кулибин предназначал свое изобретение для оснащения морских судов, маяков, для освещения городских улиц, промышленных и художественных мастерских. Так как мне не нужно было освещать улицы, а только кабинет-мастерскую Екатерины Андреевны во время ее работы, то я выбрала небольшую чашу.

Когда я зажгла свечу, то света от прожектора хватило, чтобы осветить всю мою комнату. Результат меня порадовал.

Что ж, и зеркало не пропало, и практически проверила работу прожектора Кулибина. Перехожу из теоретиков в практики. Кстати, и так называемую кротовую нору придется практически проверять на самой себе, ухмыляясь, думала я.

Если я здесь подольше задержусь, то такими темпами точно произведу технологическую революцию. Надо держать себя в руках. Все, обещаю себе, больше ни во что не вмешиваюсь.

Будь я в Европе, меня точно сожгли бы как ведьму. Там еще иногда сжигали ведьм в начале и середине XVIII века. Ну, может быть, научу кухарку Марфу готовить картошку и еще кое-какие бытовые мелочи по хозяйству сделаю. Да уж, правильно говорил про меня мой брат: горе от ума.

30

Дмитрий Строганов и Иван Шувалов расположились в дубовом кабинете Петра I, квадратной комнате с невысоким потолком и четырьмя окнами с мелкой расстекловкой, закрывавшимися складными дубовыми ставнями. Резные дубовые щиты-панели сплошь закрывали стены, придавая интерьеру удивительную теплоту и уютность. Вытянутые по вертикали филенки стен, двери, десюдепорты были покрыты необычайно изящной резьбой.

На деревянном резном бюро, установленном между окон, стояли походные часы – будильник Петра I. На полках лежали книги из петровской библиотеки. На панно, расположенными за бюро, были изображены мифологические и аллегорические эмблемы, фигуры и орнаменты с ювелирно проработанными деталями рельефов. Панно посвящались прославлению Петра Великого и его супруги и были украшены символами военного и морского могущества, скульптуры, живописи, архитектуры, музыки и торговли, а также времен года.

На бюргерских раздвижных столах стояли два кабинета итальянской работы конца XVII века, выполненные из черного дерева и бронзы со вставками из лазурита, яшмы и мрамора. На стене над столами висели большие зеркала.

В центре кабинета располагался глобус-сфера на подставке. На полках шкафа-поставца были расставлены навигационные измерительные приборы.

Дмитрий стоял у окна, из которого открывался вид на Финский залив, повернувшись к сидевшему на стуле перед бюро Ивану Ивановичу.

– Митя, ты понимаешь, что все довольно серьезно? И не злись на меня. Мне пришлось так сказать.

– Скажи еще, что мне и жениться нужно будет. – Дмитрий с досадой стукнул кулаком по подоконнику.

– Никто тебя пока не заставляет жениться, но неприятности ни Екатерине, ни тебе не нужны. И Марии тоже, – чуть помолчав, сказал Иван Иванович.

– Только и слышу: Мария, Мария. Зря я ее домой к Кате привез. Жалею, что вообще остановился. Одни неприятности от нее. И ведь специально ничего не делает, а в неприятности попадает. Вот еще и Тайную канцелярию заинтересовала.

– Митя, – укоризненно проговорил Иван Иванович, – ты же знаешь, что братья и Воронцов никому не доверяют, тем более у Бестужева отлично работают осведомители. Но мне и тебе они доверяют.

Дмитрий отошел от окна, подошел к глобусу-сфере, крутанул его и стал ходить по кабинету взад-вперед.

– Ну конечно, особенно теперь, когда ты им сказал, что я чуть ли не женюсь, – Дмитрий усмехнулся. – Сейчас все об этом узнают, мне еще скандала не хватало с Ольгой.

– С Ольгой? – удивился Иван Иванович. – Ты же сказал, что вы расстались.

Иван Иванович развернулся на стуле в сторону Дмитрия.

– Говорил, но, как оказалось на балу, она так не считает, – лукаво произнес Дмитрий, поправляя кружева на рукаве, – я и не стал переубеждать ее, особенно прошлой ночью.

– Ты, как всегда, гуляка. Да не маячь ты, морская болезнь сейчас начнется, – укорил друга Иван Иванович, следя за ним глазами.

– Идем, нас ждут. – Дмитрий остановился у глобуса, опять сильно крутанул его.

Смеясь, друзья вышли из дубового кабинета, только глобус продолжал вращаться.

31

Алексей Петрович рассматривал письма, сидя за большим столом с резными массивными ножками. На столешнице зеленое сукно. В простенке между вторым и третьим окном удобно устроился резной деревянный книжный шкаф со стеклянными дверцами, заполненный книгами. У стены напротив большой мягкий диван, обитый тканью, подобной портьерам. По бокам дивана встали большие деревянные тумбы. На них канделябры со свечами. Перед диваном круглый деревянный столик, на нем штоф и графин, рюмки и фужеры, вокруг столика три мягких кресла.

Кабинет был просторным, с высокими потолками и большими окнами. Цветочный орнамент на потолке, лепнина, большая металлическая многоярусная люстра на цепях с многочисленными хрустальными чашечками, в которые вставлены свечи. На окнах тюль и портьеры с цветочным узором. Стены кабинета отделаны резными деревянными панелями, кроме торцевой стены, на которой расположен большой камин с защитной резной решеткой. На камине стояли два канделябра со свечами, между ними располагались большие резные часы. Над камином висело зеркало в темной резной раме. У камина стояло мягкое кресло. На полу – темный ковер.

– Это вся корреспонденция мадемуазель де Бомон?

– Да, и письма ее спутника, шевалье Маккензи-Дугласа, – чуть поклонившись, с акцентом ответил личный секретарь Бестужева Юберкампф с папкой из синего бархата в руках.

– Отлично. Эти, – Алексей Петрович откинул на край стола несколько развернутых писем, – можно вернуть назад. Только прежде, – строго посмотрел на Юберкампфа, – копии сделать.

– Будет сделано, – Юберкампф взял письма со стола и положил их в синюю папку.

– Что с этим письмом Елизаветы Петровны? – Бестужев указал пальцем на письмо, лежащее перед ним на столе.

– Не удалось расшифровать, Алексей Петрович, видимо, французы привезли новый шифр.

– Да, после того как Гольдбаху удалось расшифровать переписку Шетарди, они стали более осторожными.

Алексей Петрович взял лупу, развернул письмо так, чтобы была видна подпись, поднес лупу к подписи и внимательно стал рассматривать.

– А вот с этим поступим по-другому, – отложил лупу Алексей Петрович. – Еще не делали копию?

– Нет, Алексей Петрович. И я его еще не смотрел.