Соседка

Александр покачал головой.

– Я себя часто спрашиваю, зачем мы вообще живем вместе?

– Я сама себя об этом спрашиваю, – она взялась за ручку двери в ванную. – Ты-то понятно. Ты впечатлительный. Тебе любовь подавай. А вот я ради чего вообще не понятно.

Дверь закрылась. Послышался звук льющейся воды. Ерохин в стотысячный, а может быть, в двухсоттысячный раз испытал желание задушить жену. Какая же она бесчувственная тварь. Но, возможно, именно это его в ней и привлекает. Может он тоже маньяк? Повернутый на голову псих, который получает удовольствие, когда его унижают, от собственных мучений и страданий.

Наступила тишина. Спустя несколько минут Марина вышла из ванной. Александр проводил ее взглядом. Марина вошла в спальню, скинула халат. Поднявшись из кресла, он пошел к ней.

– Саш, отстань.

Он схватил ее за плечо и грубо развернул к себе. Марина засмеялась. Сверкнул ряд ослепительно белых, ровных зубов.

– Ты как дикий зверь, Ерохин.

Он повалил ее на кровать. Она не сопротивлялась. Все, как обычно было скорее и впрямь как у животных, чем у нежных или наоборот страстных любовников. Казалось, что Марину не трогает ничего. Снежная королева. Она заставляла его сходить с ума. Ненавидеть ее и в то же время любить. Болезненной, какой-то ненормальной любовью.

– Марин, почему ты такая? – проводя пальцами по ее щеке, спросил он, когда все закончилось и она, тяжело дыша, лежала глядя мимо него равнодушным, пустым взглядом.

Отстранившись от его руки, она пожала плечами.

– Какая?

– Не знаю. Бесчувственная. Неужели тебе никогда не хочется ласки, не хочется быть нежной самой, проявлять заботу, как другие женщины?

Она засмеялась и, поднявшись с кровати, надела халат и вновь отправилась в ванную.

– Саш, ты прекрасно знал какая я. И сюсюкать, и изображать привязанность и заботу о муже, как делают это те, кому не хватает смелости быть честными и не лицемерить, у меня нет никакого желания. Я терпеть не могу все эти розовые сопли, охи и ахи. Фу, аж воротит!

– Я много раз хотел убить тебя.

Она оглянулась и посмотрела даже с интересом. Губы тронула легкая улыбка.

– Ты этого не сделаешь. Во-первых, ты служитель закона, причем в первую очередь, в своей собственной голове. Так, что у тебя четкий психологический запрет на подобные вещи. А во-вторых, ты для этого слишком слаб. У тебя духу не хватит.

Он улыбнулся.

– Ты меня провоцируешь?

Марина равнодушно пожала плечами.

– Нет. Просто говорю то, что знаю.

– Какая же ты дрянь.

– Да. А ты невыносимо скучный.

Снова закрывшаяся дверь и снова льющаяся за ней вода. Александр устало прикрыл глаза.

Глава 9

Генка шел по коридору задумчивый, погрузившись в собственные мысли. Он не замечал, как его время от времени толкали проносящиеся мимо орущие, галдящие, энергично размахивающие всеми конечностями, сумками, рюкзаками, мешками для обуви ученики заполнившие пространство шумной, беспрерывно движущейся толпой. Генка пытался разрешить проблему, как получить нужный ему оттенок, для картины, которую он сейчас рисовал. Мысленно смешивая цвета, Генка отвергал один вариант за другим. Все это он уже пробовал – все не то. Внезапно кто-то с силой врезался в Генкино тощее тело, так что он зашатался и даже отступил на шаг назад, растерянно заморгав, с трудом выныривая из своих художественных раздумий.

– О, Сычина! Ты алгебру сделал? Дай списать! – широкое, конопатое лицо одноклассника Сережки Бурова расплылось в радостно-выжидательной улыбке.

Генка потер ушибленное плечо.

– Не дам, – буркнул Генка исподлобья глядя на нахального Сережку.

– Че?! – Буров рванул вперед, моментально переходя от благодушно-пренебрежительного настроения к гневно-агрессивному. – Сычина, ты че оборзел? Чего жалко, что ли? Урод!

– Я не Сычина! – внутренне сжавшись и ожидая в любую секунду болезненного тычка или пинка, с вызовом сказал Генка. – Научись нормально просить!

Буров вытаращил глаза. Забитый задохлик Сычов сегодня, судя по всему, где-то сильно приложился головой и у него мозги съехали. Сережка даже опустил кулаки, уже крепко сжатые для того, чтобы преподнести неожиданно взъерепеневшемуся придурку урок, и с некоторым любопытством уставился на странно ведущего себя одноклассника.

– Сычина, ты чего страх потерял? – не совсем уверенно спросил Сережка.

– Отстань, – Генка решительно отстранил пребывающего в недоумении, часто-часто моргающего Сережку и, протиснувшись мимо него, пошел дальше по коридору. Буров помотал головой.

– Не, Сычина, я не понял… – растерянно пробормотал он.

Опомнившись, Буров рванулся было за обнаглевшим Сычиной, чтобы все таки врезать ему за столь неподобающее поведение. Но, как раз в этот момент, посреди шумной толпы, в непосредственной близости от него, возникло бледное, анемичное лицо директора, как всегда, созерцающее окружающее безобразие и хаос с равнодушно-отрешенным видом из-под очков в тонкой, золотой оправе. Директорский взгляд на мгновение задержался на Сережке, и он хмуро опустив голову, отошел в сторону.

Генка, чувствуя какую-то удивительную легкость и даже преисполнившись ощущением торжества и гордости из-за своей маленькой, но, совершенно однозначно безоговорочной победы, дошел до двери класса, и с независимым видом, даже став как будто шире в плечах и выше ростом, вошел в него и прошел к своему месту неторопливо и с достоинством.

«Вот как надо! И ничего в этом такого нет. Да. Я его послал, и он прямо обалдел. И ничего мне не сделал», – все еще удивляясь собственной неожиданной отваге, проснувшейся, как честно признавал сам себе Генка, исключительно от неожиданности и из-за того, что он сильно задумался и не сразу смог переключиться и оценить ситуацию. Но главное – результат. Теперь Генка точно знал, что главное – не бояться, не думать о последствиях и от того трусливо поджимать хвост и позволять всяким придуркам и хамам унижать себя, использовать, колотить и издеваться. Давать отпор – вот его новое жизненное кредо! Генка расплылся в радостной улыбке. Мало того, что он сегодня, можно сказать, первый раз в жизни победитель, а не жертва, что само по себе замечательно, так еще и его триумф, его героический поступок наблюдала ОНА. И ОНА смотрела на него с нескрываемым восторгом. В глазах, самых прекрасных глазах в целом мире, было неподдельное восхищение и уважение. И улыбка у нее была такая милая и нежная! Генка почувствовал даже легкое головокружение. Самый обычный, ни чем непримечательный день, неожиданно превратился в замечательный, возможно даже самый лучший день в его жизни. Генка даже готов был броситься обнимать вошедшего в класс Бурова, благодаря которому он, можно сказать, превратился в другого человека. Обрел уверенность, узнал секрет счастья и спокойствия, да еще и удостоился нежного и восхищенного взгляда своей дамы сердца. Разумеется, от проявления столь бурных эмоций по отношению к однокласснику, Генка воздержался. Не тот человек Буров, кто способен прочувствовать и оценить важность и значимость произошедшего и оценить свою собственную роль. Для него-то случившееся просто неудавшаяся попытка списать алгебру и соответственно риск получить очередную пару от Адольфовны.

После уроков Генка, Вика Волошина и Леля не спеша шли по улицам, прогретым весенним солнышком. Совсем недавно, пробившаяся из земли травка, уже покрывала зеленым, довольно густым ковром, все пространство не занятое асфальтом. Деревья радостно тянули навстречу солнышку ожившие ветви, покрытые нежными, только-только распустившимися листочками, еще не приобретшими полной насыщенности зеленого. Птички весело чирикали, перелетая с ветки на ветку, гоняясь друг за другом, радуясь весеннему теплу, пробуждению жизни.

– Генка, ты такой молодец, – Леля улыбнулась Генке ласково, и сердце у него подскочило и запрыгало, а плечи вновь непроизвольно расправились, и грудь выпятилась вперед. – Я даже сначала не поверила! А Буров так смешно рот разинул, как рыба и глазами хлопал. – Она засмеялась.

– В чем это ты там Сычов, молодец? – поинтересовалась Вика, не имевшая представления о проявленном сегодня приятелем героизме. Она пожала плечами. – Что ты такое сотворил, что Федоренко зашлась вся от восторга? Хотя у Бурова рожа всегда глупее не бывает, а Лельку восхитить тоже дело нехитрое.

Вика засмеялась и насмешливо посмотрела на Генку.

Вику подвиг Генки, в отличие от Лели, в восхищение не привел, но все же удивил. Она даже покосилась на приятеля с некоторым уважением.

– Да ты, Сычов, глядишь, скоро всех своих недругов на место поставишь. Будут трепетать при твоем появлении, – ухмыльнулась зловредная Волошина. – Ладно, молодец! Становишься мужиком, Сычов.

Генка обиженно шмыгнул носом. Вечно Волошина добавит свою ложку дегтя. Ну, что за человек? Подруга называется! Зато Леля, как всегда, улыбалась дружелюбно, без какой-либо насмешки и иронии. Генка незаметно вздохнул. Как бы ему узнать, как она к нему относится? Может, все-таки, он для нее не только друг?

Глава 10

1998г. июнь

– Главное, не волнуйся, – Алла Сергеевна ободряюще улыбнулась.

Открылись двери лифта. В кабине уже стоял розовощекий дядька в спортивном костюме вместе с ухоженным далматинцем. Увидев Аллу Сергеевну и Лелю, собака, оскалила зубы и с рычанием бросилась вперед.