Иванова, на пересдачу!

Вот уж нет.

Пусть победит сильнейший!

***

Если вы думаете, что моя оценка по сопромату осталась тайной, покрытой мраком, то глубоко ошибаетесь. Ибо всё, что становится известно девочкам из деканата, мигом разлетается по университету. Вечером того же дня меня отловили после душевой Кошелев с Семеновым и приперли к стенке.

– У тебя единственной на потоке четверка, – подозрительно сказал Серега. – Не считая Коперника, но тот уникум, у него не голова, а компьютер.

– Ой, да? Неужели? – изобразила дурочку. – Ничего себе!

– Даша, что ты сделала, что тебе поставили четыре? – на лице Миши отразились признаки глубокой задумчивости.

Поверь, лапочка, ты бы не хотел получить оценку таким способом.

– Выучила сопромат, всего-то, – пожала плечами и повыше натянула полотенце, в которое была завернута.

Уж больно задумчиво на него посматривал Семенов, словно мысленно уже стянул и выбросил.

– За ночь? – Кошелев скривился. – Брешешь.

– Вот те крест, – фыркнула я, пытаясь вывернуться от двух дознавателей.

Фигушки. Серега вцепился в меня как клещ:

– Ну и что он тебя спрашивал?

– Вторую теорию… – замолкла, понимая, что забыла, о какой второй теории говорил Измайлов.

– То же самое, что на прошлой пересдаче? – засомневался Кошелев.

– Угу.

– Напомни-ка, в чем она заключается?

– Квадрат длины гипотенузы равен сумме квадратов катетов.

– О-о-о, прикольно, – покивал Миша, не сводя голодного взгляда с моей шеи, по которой стекали капельки воды.

– Семенов, ты придурок озабоченный, – Серега пихнул его в бок. – Это теорема Пифагора. А ты, Иванова, шуточки свои оставь при себе. Я выведу тебя на чистую воду.

– И я, – поддакнул Семенов, сглатывая.

– Валяйте, – разрешила я, царственно удалившись.

Делать мне нечего, только тратить время на двух уникумов. Серега хотя бы не глупый, просто ленивый неимоверно, а вот Миша… парень беззлобный, зато в голове у него катается одинокое перекати-поле под завывания ветра.

Соорудив два гигантских бутерброда с колбасой и сыром, щедро залитых майонезом, я уселась за изучение сопромата для чайников. Иришка только покачала головой:

– В одном таком бутерброде тысяча калорий.

– Значит, во мне скоро будет две тысячи калорий. Ир, не мешай грызть гранит науки. – Перевернула первую страницу. – Мне и так сложно.

Подруга не ответила, только скептически фыркнула. Ну а я погрузилась в мир формул и определений.

Не представляю, что творится в гениальной голове Коперника, но в моей через полчаса стало очень пусто. Вместо того, чтобы заполняться знаниями, она включила программу очистки.

Я отложила учебник, размяла затекшие плечи. Так, первая глава успешно пройдена. Можно и поспать. Глаза слипаются, и в голове жужжит.

– Такими темпами ты сдашь экзамен к пятому курсу, – съязвила Иришка, наблюдая за тем, как уютно я укладываюсь в постельку.

– Да я уже сдала, – сонно промычала я, проваливаясь в сон. – А ещё переспала с Измайловым… мне понравилось…

– Чего?! Эй?! Даша, проснись! Даша, что ты сказала?!!!

Шевченко кричала и теребила меня за плечо, но всё впустую. Меня сморил крепкий сон, какой бывает только после чтения непонятного, пугающего материала по сопромату.

Глава 2

Субботнее утро могло бы стать прекрасным за последние недели. С утра никаких экзаменов, только в полдень зачет по философии, который я получила «автоматом», а поэтому просто должна была проставить в зачетке.

Философию я не знала от слова «никак», но её преподавала ярая феминистка, всем своим естеством отрицающая мужчин – в ВУЗе, полном мужиков, ага, – а потому испытывала ко мне особое уважение. Она даже среди философов выделяла немногочисленных женщин из уважения к нашему полу.

Ходили слухи, что она была лесбиянкой. Но почему любая женщина, которая коротко стрижется и носит брюки, сразу зачисляется в ряды ЛГБТ-сообщества?

Бред!

В общем, сегодняшний день мог стать идеальным. Если бы не соседка-цербер, которая нависла надо мной в восемь часов и не рявкнула на ухо:

– Подъем!

Я подскочила с мыслью: «Пожар, наводнение, ядерная война!!!» Что ещё могло заставить сову-Шевченко подняться ни свет ни заря? Да она на пары не ходила, если те начинались раньше десяти утра.

– Мы горим? – Осоловело осмотрелась.

– Насчет тебя не в курсе, а я точно полыхаю. Вся извелась, ночь не спала. – Иришка скрестила на груди руки. – Зачем ты переспала с профессором?

– С чего ты взяла? – Мои глаза округлились.

О чем мы вчера общались? Помню, как рухнула на кровать и заснула сном младенца. Глубоким таким, без сновидений. В какой момент я умудрилась выдать военную тайну?

– О, нет! – застонала она. – Вы точно переспали… Дашка, ты продалась за пятерку?

«Вообще-то за четверку», – чуть не ляпнула, но вовремя осеклась.

– Ир, ты бредишь. Ни с кем не спала и не собираюсь.

– Чем докажешь?