Такая разная любовь

Стал я на танцы русацкие ходить «Для тех, кому за ого-го», пытался знакомиться. Тетки флиртуют, зубы скалят, а только узнают, что я – азюлянт, сразу скисают.

Нет, я понимаю, что сорок евро в месяц для мужика – позорище, на сигареты и то не хватает. Но я хочу работать! Я все делать могу: побелка, покраска, ремонт любой бытовой техники. Вот только воровать не обучен.

Если б я мог здесь зацепиться, то быстро бы долг за фиктивный брак выплатил. Но об этом никто и слышать не желает. «На фига мне проблемы? – говорят. – Если не устроишься, я вынуждена буду алименты тебе платить».

Вот такая непруха, Инночка. А тут еще Новый год на носу и день моего рождения. Первоапрельская шутка неизвестного мне папашки обернулась новогодним подарком моей мамке.

А как меня достала наша общага! Натуральный концлагерь. Постоянно лезут в твои дела, считают по комнатам сумки, чтоб нелегалы у тебя не переночевали. Я уже не говорю о соседе-идиоте, устроившем в комнате форменный свинарник… Короче, решил я сегодня слинять оттуда и напиться в лохмотья. А тут ты идешь…

– Пришли уже, – прервала Инна монолог Олега.

– Мне разуваться или по-европейски обутым в хату чапать?

– Разуваться обязательно, так же, как и мыть руки.

Гость снял свои страшные шкрабы, сверкнув прохудившимися носками. Стянул жуткую ушанку и оказался совсем не старым симпатичным мужчинкой лет сорока.

– Ух, ни фига себе! – потрогал он свисающие с потолка золотые колокольчики. – Красиво жить не запретишь!

Полюбовавшись елочными украшениями и сеткой из крохотных лампочек на окнах, гость приступил к ремонту телевизора.

Инна хлопотала на кухне: раскладывала на блюде бутерброды, украшала петрушкой салаты, резала праздничный пирог.

Дежурившая под столом Фрида на лету хватала все, что случайно падало на пол. Немудрено, хозяйка с гостем, по пьяни, сожрали весь ее «Вискас».

От резкого шума Инна вздрогнула. Это голосами новомодной поп-группы взвыл реанимированный телевизор. Вот что значит – мужик в доме! Сияя от счастья, она вбежала в комнату.

– А ты красивая! – восхитился Олег, складывал инструменты в чемоданчик.

Инна покраснела, она совсем отвыкла от комплиментов.

– Через пять минут стол будет накрыт, – протараторила женщина смущенно. – Садись на диван, смотри концерт.

Вернувшись в кухню, она достала из шкафчика зеркало и косметичку, подкрасила губы и ресницы. Немного подумав, нанесла на веки тени. Потом переоделась в, так и не понятое немцами, вечернее бархатное платье.

«Теперь можно праздновать!» – решила Инна, направляясь с подносом в гостиную.

Сделав несколько шагов, она озадаченно остановилась посреди комнаты. На новом, еще не выплаченном ею диване, свернувшись калачиком, мирно похрапывал… ее «рождественский подарок».

Иерихонская роза

Розе Анатольевне Воскресенской исполнилось пятьдесят лет. Ужасная для женщины дата. Особенно для женщины одинокой, у которой – ни мужа, ни детей, ни внуков. Даже кошки у Розы не было. Зато были классное руководство, куча тетрадок с сочинениями балбесов, педсоветы и родительские собрания. Замуж она не сходила ни разу. Не потому, что не хотела – не брали. Думаете, она уродлива, толста, неряшлива? Ничего подобного! Вполне себе симпатичная, ухоженная женщина с неплохой фигурой.

Все дело в том, что Воскресенская была «правильной», одно слово – учительница. Пока ее подруги методом проб и ошибок нащупывали «своего» мужчину, выходили замуж, рожали детей, разводились, проклинали супругов бывших и знакомились с будущими, ругали своих бестолковых отпрысков и заводили новых, Роза Анатольевна не могла себе позволить ни пофлиртовать, ни пококетничать. Она боялась потерять лицо и унизиться, «предложив себя» на сайтах знакомств. Как и героиня известного романа Чернышевского, Воскресенская придерживалась правила: «Умри, но не давай поцелуя без любви». А последняя все не являлась и не являлась, даже вспышкой – на короткое мгновение.

Во время своих любовных неурядиц подруги шли к Розе за советом, как к мудрой Сове. Она говорила им правильные вещи, почерпнутые из классической литературы, но сама представления не имела о нюансах отношений с противоположным полом. Воскресенская жила в ожидании любви, даже не любви, а идеального мужчины, в которого стоило бы влюбиться. Учитывая ситуацию на брачном рынке России, поиски идеала привели женщину к печальному результату – одиночеству.

В сорок лет Воскресенская окончательно махнула рукой на создание семьи, считая, что с женщинами ее возраста мужчины знакомятся исключительно для того, чтобы впутать их в финансовую аферу. Из имущества у нее была лишь однокомнатная квартира на окраине города, доставшаяся ей в наследство от родителей, но и на эти семнадцать квадратов «мог позариться какой-нибудь проходимец». Поэтому вопрос брака она для себя закрыла. Так и жила, проверяя тетрадки да гоняя чаи с зашедшими в гости подружками.

Отмечать свой полувековой юбилей Роза не собиралась. «Тоже мне праздник! – рассудила она. – Пятьдесят лет – это тот возраст, когда

Пора снимать янтарь,
Пора менять словарь,
Пора гасить фонарь
Наддверный[1 - Марина Цветаева]».

В гости она никого не приглашала, но, на всякий случай, купила низкокалорийный торт и бутылку своего любимого вина «Букет Молдавии» – вдруг Маринка с Катькой заявятся.

И они заявились, шумные, хохочущие, оживленно жестикулирующие. Обе уже были бабушками, но все еще крутили романы, страдали от неразделенной любви, искали «настоящего полковника». Они принесли в подарок подруге роскошную кашемировую шаль, а, вместо цветов, какой-то странный крупный орех.

– Это – иерихонская роза или селагинелла чешуелистная, – с заговорщицким видом сообщила юбилярше Катька. – Растет в пустынях Центральной Америки. В сухой сезон ее клетки теряют влагу, роза высыхает и выглядит, как коричневый шарик. В таком виде она ждет дождя, пусть даже несколько лет. Когда на растение попадает вода, оно зеленеет и расправляется – оживает. Клетки впитывают влагу так эффективно, что роза «воскресает» прямо на глазах. В засушенном виде селагинелла не гниет. И если поместить ее в емкость с водой, то уже минут через тридцать она распускается, а если ее снова засушить, то опять сворачивается в небольшой шарик. Поэтому ее продают по всему миру как олицетворение воскрешения. Неси сюда вазу!

После водружения растения в воду слово взяла Маринка.

– Думаю, Воскресенская, ты уже догадалась, что иерихонская роза – олицетворение тебя. Стоит тебе попасть в надежные мужские руки, и ты возродишься к жизни, как эта селагинелла. Встряхнешься, расцветешь и запахнешь французскими духами. К тому же, считается, что дом, где живет это растение, становится благословленным. Короче, с праздником тебя, наша дорогая подружка!

– Есть только дни рождения у женщин, годов рождения у женщин нет! – выкрикнула Катька, и гостьи бросились целовать именинницу.

– Ой, девчонки, спасибо вам, – расчувствовалась Роза. – Да только где эти надежные руки взять? Мужчины нашего возраста стадами уходят в «могилевскую губернию». Короток век мужика русского. Да и я уже далеко не персик.

– Пусть не персик, но еще-таки не курага, – заметила Марина. – Нам ровно столько лет, насколько у нас наглости хватает. Кстати, Роз, у моего Саныча приятель один возник из небытия. Пока – наездами, в командировки, но в перспективе намерен перебраться в наш славный город. На свои пятьдесят пять выглядит шикарно – ни лысины, ни пуза и все зубы – свои.

– Женат, небось, как и твой Саныч, – усмехнулась Воскресенская.

– Спорт зарядке не помеха, – согласилась женщина с предположением подруги. – Но… во-первых, жена – не стена, может и подвинуться. Во-вторых, живет она за тридевять земель и, по словам Саныча, с такой каргой давно пора гарем заиметь. А, в-третьих, тебе что, детей с ним крестить? Пусть поухаживает, подарит цветы, поводит по ресторанам. Какое-никакое разнообразие, почувствуешь себя прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой. Вот что ты в своей жизни видишь, кроме стопок тетрадей?

– Мариш, не беси меня, хотя бы в день праздника, – зазвучал металлом голос Воскресенской. – Мое отношение к прелюбодеям ты знаешь.

– Тут ты, Розочка, таки не права, – мягко заметила Катька, таращась на уже начинающую зеленеть селагинеллу чешуелистную. – Непьющих, зарабатывающих и сексуально активных среди холостяков нашего возраста нет вообще. Отбрасываем психически ненормальных, зеков и голубых. Остаются женатые. По статистике, сорок процентов незамужних женщин именно с ними и крутят романы. Лучше чужой, чем совсем никакого.

– Крутить роман с женатым – все равно, что надевать на себя чужое нижнее белье, – резюмировала Роза Анатольевна. – Тема с повестки дня снимается, идем пить чай. Мне мои дети на День учителя, чудный чай подарили.

Этой ночью Розе не спалось. В голове все время вертелась фраза, брошенная Катькой: «Лучше чужой, чем совсем никакого». Согласиться с этим она, конечно, не могла, но желание «побыть прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой» покоя не давало. Женщина стала внимательно присматриваться к окружающим ее мужчинам. Вдруг, и правда, ее сердце еще может пронзить стрела Амура, а жизнь засверкать новыми красками?

Поскольку нигде, кроме школы, Воскресенская не бывала, предметом ее внимания стали отцы ее учеников и коллеги. Что касается первых, то на родительские собрания приходили исключительно мамы и бабушки, а среди тех нескольких папаш, которые раз в год появлялись в школе, вдовцов и разведенных не наблюдалось. Впрочем, даже если б они и были, им бы и в голову не пришло приударить за пятидесятилетней училкой своего отпрыска. Родители побаивались Розу Анатольевну не меньше, чем их наследники.

Если же говорить о коллегах, то мужчин среди педагогов было критично мало: пьющий трудовик пенсионного возраста, дурковатый балагур-физкультурник, странный и очень неопрятный физик, информатик-молокосос, англичанин со всеми признаками голубизны и глубоко женатый историк, он же директор.

И тут Воскресенская увидела школьного завхоза, лысоватого, слегка прихрамывающего мужчину ее возраста со смешной фамилией Добрыйвечер. От пристального взгляда филологини завхоз споткнулся и едва не растянулся на бетонном полу школьного коридора.

– Что случилось, Роза Анатольевна? Опять карниз упал или мел закончился? – поинтересовался заместитель директора по хозяйственной части, как он сам себя называл.

– Нет-нет, в кабинете все в порядке, – замотала головой Воскресенская. – У меня дома проблема – треснуло стекло в окне. Я в подобных вопросах совершенно беспомощна… Не знаю, где можно новое купить и кого попросить его поставить. Вот вас увидела и решила проконсультироваться.

Олег Петрович выдохнул с облегчением. Вопросы, входящие в его компетенцию, мужчину не напрягали. Он боялся, что его, недавно брошенного женой, сердобольные училки начнут пристраивать к своим одиноким родственницам и подругам, а новый брак – последнее, что было нужно ему на данном жизненном этапе.

– Не вопрос, Роза Анатольевна! – вынул завхоз руки из карманов своего синего рабочего халата. – Давайте после уроков зайдем к вам и произведем замеры. А завтра… хотя нет, послезавтра вечером я заскочу к вам и поставлю новое стекло.