– Еще два в спальне.
– Фантастический мужик! – вынесла вердикт Людмила.
– И фантастический любовник! Я даже не представляла, что так бывает, просто сумасшествие какое-то!
– Когда у вас с Сашкой все начиналось, тебе так же казалось…
– Нет, что ты! С Сашкой ничего подобного не было. Сейчас я даже не понимаю, любила ли его по-настоящему. А Борик! Я с ним совсем другая стала, каждое его прикосновение… Даже стыдно, я только об одном и думаю. А о деньгах как-то времени не было.
– И это естественно, они ведь тебе теперь не нужны, – изрекла Людмила.
Зазвонил телефон. Наташа просияла.
– Да, Борик! Да… Да, конечно… Жду, целую, – проговорила она в трубку, а положив ее, призналась: – Представляешь, я от одного его голоса завожусь. Он всегда звонит перед приездом.
– Выходит, мне пора… – засобиралась Людка. – Но ты не исчезай!
Наташа предложила остаться, но слишком не настаивала. Договорились встретиться на днях.
Рассказав Пахомову, что приезжала Людмила, Наташа покачала головой:
– Я от любви с ума сошла, совсем забыла про нее, сижу целыми днями одна, тебя жду. Скорей бы отпуск кончился…
– Ты что, собираешься вернуться на работу? – удивился он.
– А что еще делать? Быть домохозяйкой – со скуки помрешь!
– Ну, чтобы не скучать, можно завести маленькую девочку. Будешь воспитывать детей, заботиться о муже, то есть обо мне.
– Я бы не хотела сейчас ребенка…
– Димку ты тоже планировала завести значительно позднее, – напомнил он. – Нет, серьезно, ты что, в своем НИИ крутую карьеру делаешь, науку вперед двигаешь? Наверняка по пять раз на дню чаи гоняете.
В этом он прав, подумала Наташа. От меня в отделе ни жарко, ни холодно. Мою работу даже человек со средним образованием выполнять может. Да и другие дамы не перегружены, больше занимаются обществом книголюбов, продуктовыми заказами. Только в конце квартала, перед подведением итогов соцсоревнования, развивают бурную деятельность. А так – кто в магазин, кто в соседний отдел поболтать.
– Нет, правда, к черту твою работу! Ни к чему тебе работать, денег хватит, – не отставал Боря.
– Кстати, о деньгах, – вспомнила она Людкины подсчеты. – Во сколько тебе обошлась поездка на юг?
Он пожал плечами:
– Не считал.
– Откуда у тебя такие деньги?
– Так! – Он закурил и серьезно взглянул на нее. – А я-то думал, почему ты об этом не спрашиваешь?
– Не обращала внимания, так откуда?
– Скажем так: я занимаюсь торговлей, то есть прямой своей специальностью. Исправляю перекосы в советском снабжении.
– Ты фарцовщик? – догадалась она.
– Я Делец. Причем с большой буквы. Ну вот представь: в одном регионе есть товар А, но нет товара В, в другом – есть товар С, но нет товара А, в третьем – товар В, но нет товара С. Я устраняю этот дефицит, только счет идет не на штуки, а на целые партии. А прибыль от разницы цен идет нам, посредникам. Это я упрощенно тебе объяснил.
– То есть ты торгуешь в свой карман?
– Сам я не торгую. Но любая торговля основывается на личной заинтересованности. Торговать успешно в пользу государства – нельзя!
– Это же подсудное дело!.. – прошептала Наташа, с ужасом глядя на него.
– Надеюсь, ты не побежишь меня закладывать. А те немногие люди, которые связаны непосредственно со мной, слишком во мне заинтересованы.
Наташа сидела, ошарашенная. Какая же она дурочка! Воспринимала Пахомова, как доброго волшебника, а откуда берутся эти чудеса, не задумывалась. Конечно, она понимала, что все работники торговли мухлюют, по Бориному же выражению, но такие масштабы… Любила ли она его за богатство? Нет, честно призналась она себе. Ее прельщали его внешность, заботливость, долголетняя любовь, страстность натуры, ум, мужественность, уверенность в себе…
Боря взял ее за плечи и заглянул в глаза.
– Ну, что ты?
– Не знаю… Борик, я как-то иначе все представляла…
– Интересно, как? Откуда машина, квартира, дача?.. У меня зарплата с премиями до трехсот не дотягивает. Столько же я со своей кандидатской получал бы как преподаватель. Но мне это скучно. Деньги – это не только материальные блага, это воплощение моего труда.
– Какой труд? Спекуляция!
– Да будет тебе известно, что спекуляция вовсе не ругательное слово, а биржевой термин.
Боря сейчас объяснял ей, что такое спекуляция, и она как будто понимала, но ей было трудно принять его точку зрения. Перед ней был совсем другой Пахомов – делец, зрелый, уверенный в своей правоте.
– Деньги – это свобода, уверенность в себе, в конце концов – просто удобства и комфорт. Но без труда их не добудешь. Да, то, чем я занимаюсь – труд и ответственность. Там, где крутятся большие деньги всегда большая ответственность. Я не буду больше тебе ничего объяснять. Не думаю, что это может повлиять на наши отношения. К тому же тебе ведь тоже нравятся подарки и определенные удобства нашей жизни?
– Я прекрасно могу обойтись без цветов и побрякушек, – торопливо ответила она, – мне только ты нужен.
– Ты думаешь, будь я бедным инженером, я был бы таким же. Нет, моя дорогая, это был бы уже не я. Я был бы несвободен, как несвободны в нашей стране многие, почти все. Я бы ютился в одной квартире с ненавидящим меня отцом, или, в лучшем случае, в коммуналке, если б удалось настоять на обмене. Я бы кучу времени тратил на покупку нужных мне вещей, месяцами отмечался в очередях на мебельный гарнитур, деньги на который накопил с трудом. А сейчас мне по телефонному звонку все привозят на дом. Будь я простым инженером, к тридцати пяти годам я наконец купил бы мебель, стиральную машину и холодильник, а к сорока пяти – первый и последний в своей жизни автомобиль, и все свои выходные проводил, лежа под ним на засаленном ватнике, не имея денег на автосервис. Я бы носил один костюм по пять лет. Завел жену, чтобы растила картошку на шестисоточном садовом участке, делала заготовки и умела экономить. Раз в год, на 8 марта, дарил бы ей три гвоздички, заначив десятку с получки. И ты думаешь, это был бы я? – Пахомов подчеркнул последнее слово. – Я работаю по двенадцать часов в сутки, и в день зарабатываю намного больше, чем другие за месяц.
– Все так живут. Ты хочешь сказать, что презираешь их?
– Нет, не так. Я допускаю, что какой-нибудь полгода не стриженый ассистент с кафедры философии или полунищий преподаватель детского хорового кружка могут быть умней или духовней меня. Тут другое. Их образ жизни соответствует их внутренним убеждениям, а мой – моим. А те, у кого противоречит – жрут водку на своих тесных кухнях и жалуются на жизнь, но ничего не предпринимают, чтобы жить в душевном комфорте. Вот правильное слово: мой душевный комфорт зависит от материального.
– Какой уж тут душевный комфорт, – горячо возразила Наташа, – ты ведь под статьей ходишь!
Пахомов ухмыльнулся.
– А может, этот самый риск мне тоже необходим? Я ведь мужик, самец, для которого добыча пропитания всегда была связана с риском.
– Но у тебя уже все есть, Боря, и ты мог бы…
– Нет, Наташенька, – перебил он ее. – Я очень тебя люблю, я ждал тебя пять лет, но даже ради тебя я не могу отказаться от своей материальной свободы и, прежде всего, от своего дела.