– Зато правду говорить хорошо! – парировала Ритка.
– Ну ладно! – сдалась Ника. – Только никому ни слова – это тайна. Обещаешь?
– Рот на замке, – сжав губы, Рита приложила к ним указательный палец.
В квартире кроме них никого не было, но Ника все равно рассказывала о пропавшей книге полушепотом. Услышав фамилию Кривоносова, Ритка прервала сестру:
– Я его знаю, это Анжелки Кривоносовой из моего класса брат.
– То-то мне показалось, фамилия знакомая… Лёвка его тоже знает. Говорит, Кривоносов хулиган, окна бьет.
– Он и Данилу побил, за то, что тот с Анжелкой дрался.
– Сильно побил? – нахмурилась Ника.
– Нет, слегка. Поднял за шиворот, потряс немного, а потом пару раз по шее треснул. Рассказывай дальше.
Когда Ника поведала сестре все о пропавшей книге и начале расследования, Ритка умоляюще воскликнула:
– Я тоже хочу расследовать!
– Ты еще малявка, третьеклассница!
– Ну и что, на будущий год буду в четвертом, как Лёвка. Ему можно, а мне нет? – надула губы Рита.
Вот умела она физиономии строить: брови сведет, губы надует – прямо обида на весь свет и навечно, а глазищами своими так и косит на обидчика, ждет, когда подействует.
– Ладно, – смилостивилась Ника. – Ты в команде. Я детектив, а вы мои помощники.
Ближе к вечеру Лёва забежал отчитаться перед Никой:
– Два часа на дереве просидел, скучно так… Вначале долго никого на участке не было, а потом из левой двери дома тетка старая появилась. Ну и крутая штука этот бинокль, так приближает! Я тетку до последней морщинки рассмотрел. Вышла она на улицу и поплелась в сторону города. Сижу дальше. Примерно через полчаса из другой двери вышел дядька. Высокий, загорелый, волосы слегка седые, коротко подстрижены, на макушке лысина. Осанка, как у военного. Но ни капли он на пенсионера не похож.
– Думаешь, не Холодов? – прищурилась Ника.
– А кто еще? Он пошатался по участку, цветы полил из лейки и опять в дом ушел. Выходит, хозяин, Холодов. Я еще немного последил, и слез.
– А когда никого не было, ты что делал?
Ника смотрела так строго, что Лёвка не решился соврать и буркнул:
– В телефон играл.
– А я тебе что говорила: играть нельзя!
– Да я без звука… – стал оправдываться Лёва.
– Все равно. Знаю я, как ты играешь: отключаешься полностью, никого и ничего не видишь. Так слежку не ведут, ты можешь самое важное пропустить. Завтра продолжишь следить за этим подозрительным типом.
Наутро за завтраком мама сообщила:
– Сделаете уборку в своей комнате, пропылесосите и отправимся погулять по магазинам.
– Это разве прогулка? – недовольно наморщила нос Рита.
– А мы вначале в парк зайдем, – подмигнул девочкам папа.
– Ура-а-а! – хором завопили сестры.
По сравнению с летом, когда город заполняется отдыхающими, сейчас в парке было совсем мало народа. Работали только две карусели, высокая надувная горка и батут. Минут десять сестры наперегонки карабкались на гору и с восторгом скатывались вниз. Затем прокатились на большой карусели. Она крутилась так быстро, что сиденья на цепях летели почти горизонтально.
– Я еще хочу! – заканючила Рита, снова оказавшись за оградой карусели.
– Хорошенького понемножку, – покачала головой мама. – Ваши удовольствия денег стоят.
– И немалых, – подтвердил папа, и, чтобы отвлечь Риту, предложил девочкам решить задачу: – Полкило колбасы стоит 150 рублей, а бутылка молока – 60 рублей. Сколько билетов на аттракционы по 150 рублей можно купить вместо одного килограмма колбасы и пяти бутылок молока? Ника, молчи, пусть Ритуська сама посчитает.
Все направились к выходу из парка, притом Рита плелась сзади, наморщив лоб и шевеля губами – старательно вычисляла.
– Четыре билета! – подсчитав, выскочила она вперед.
– На двоих, – уточнил папа. – Значит, вы прокатали килограмм колбасы и пять бутылок молока.
– Ужас какой, – для виду возмутилась мама, но тут же рассмеялась: – Шучу. Девчонки, поймите, дело даже не в деньгах. Просто, когда удовольствий слишком много, они перестают быть удовольствиями. Смотрите, магазинчик новый! Раньше здесь постельное белье продавали.
«Вещи из прошлого» – гласила вывеска над витриной, а в ней чего только не было: старомодная сумка, цветастый платок с кистями, потертая коробка шахмат, несколько шкатулок, самовар, маленький медный чайник. По центру возвышался большой ящик вроде старого телевизора, только место экрана на нем затянуто тканью, а внизу ряд желтоватых клавиш и две круглые ручки по бокам.
– Это что за музыкальный инструмент? – указала на странный предмет Ника.
– Да что ты, это же радиола! – рассмеялся папа. – Радио плюс проигрыватель. У моих дедушки с бабушкой такая была. Клавиши – волны переключать, ручки для настройки. Сверху, под крышкой, пластинки проигрывали. Виниловые – такие круглые, черные, посередине дырочка. Раньше так музыку слушали. Сейчас что хочешь можно в Интернете найти и слушать. А раньше пластинки покупали. Потом изобрели магнитофоны, вначале с бобинами, а позже – кассетные, там пленка тоненькая…
– Хватит лекцию по радиотехнике читать, – прервала его мама. – Давайте зайдем, любопытно, что там внутри.
В небольшом магазинчике оказалось полно самых разнообразных вещей. В одном допотопном полированном серванте посуда: стопки тарелок, кокетливая супница, несколько чайных сервизов; другой тесно заставлен фарфоровыми и металлическими фигурками. На стеллажах фонари, керосиновые лампы, будильники и массивные часы. Стены сплошь завешаны картинами, репродукциями, чеканкой, и между ними – большие бухгалтерские счеты. В одном углу торшер на медной ножке возле старинного кресла, в другом – пианино красного дерева с подсвечниками. Четыре венских стула выстроились в ряд, и на каждом тоже вещи: радиоприемники, сумочки, цветастые платки…
Смекалкины так увлеклись, рассматривая старые вещи, что не заметили, как из-за шторы, скрывающей дверь, появился продавец: невысокий старик с седыми волнистыми волосами, в свободных светлых полотняных брюках и черной футболке, поверх которой была надета жилетка со множеством карманов и карманчиков.
– Добро пожаловать, – приветствовал он покупателей на удивление густым и звучным, совсем не подходящим к его щуплой фигуре голосом.
Услышав его, папа обернулся, и воскликнул:
– Дядя Лёня! Леонид Михалыч! – он кинулся к старику. – Не узнаете? Павел Смекалкин, мой дедушка через три дома от вас жил…
Старик прищурился, вгляделся.
– Павлик? Внук Коли? Ни за что бы не узнал. В последний раз я видел тебя, дай бог памяти…
– Лет двадцать назад, – подсказал папа.