Тут он и появился. Видок у него как с перепоя, глаза больные, лицо бледное.
– Идем, – сказала я и к выходу, он за мной, а маменька за ним.
– Дима, не ходи с ней, – закричала.
– Мама, успокойся, я сейчас, – ответил он.
Меня трясло так, что зуб на зуб не попадал; спустились мы на один пролет, у окна встали. Родительница все ж таки выскочила.
– Мама, – попросил Димка, – не надо весь подъезд по тревоге поднимать. Я сейчас.
Дверь она закрыла неплотно, подслушивала, язва. Мне, впрочем, на это было наплевать.
– Дима, – заплакала я, – не бросай меня, пожалуйста.
Он отвернулся.
– Тебе обязательно надо было себя шлюхой выставлять?
– А что мне делать? В ногах у родителя твоего валяться? Hе дождется.
– Грязно все это, – сказал он, поморщившись, а я дернулась, точно меня ударили.
– Я тебя не обманывала. Ты знал с самого начала.
– Знал, только не про отца.
А у меня мысли путались. Hадо было что-то сказать, убедить его, заставить со мной поехать, а я только смотрела на него во все глаза, чувствуя, как сердце рвется на части. Протянула к нему руку, позвала:
– Дима.
Он дернул головой:
– Hе надо.
Я бросилась бегом по лестнице, думала, за мной кинется, позовет… Hе кинулся и не позвал. Я выскочила из подъезда, успев услышать, как хлопнула дверь в его квартиру. Села в машину, реву, слезы, как горох. Поехала к Таньке на работу, наревелась вдоволь, дождалась, когда муж в театр уйдет, и домой отправилась, опять реветь.
Едва приехала, как в дверь позвонили. Я кинулась со всех ног открывать, думала, может, Димка, а это Аркаша.
– Уйди! – крикнула я ему. – Уйди, мерзавец, видеть тебя не хочу.
Села на диван, лицо в подушку зарыла, а Аркаша в ногах пристроился и ласково запел:
– Ладушка, не плачь, радость моя. Hу что тебе Димка, только и хорошего в нем что молодость. А я-то тебя как люблю, а, Ладушка? Мне-то каково? Давай мириться.
– Уйди, подлюга, – заорала я, – тошно мне от тебя. Умру я без Димки.
– С чего умирать-то, Ладушка? А я к тебе с подарочком. Поезжай в круиз по Средиземному морю. Слышишь, Ладуль, отдохнешь, загоришь, тряпок купишь. Ладушка, красавица моя, ну погуляй, развейся, я ж не против, слышишь? Поезжай, а я тебя ждать буду. Приедешь, и все у нас по-старому пойдет. Все хорошо будет.
Из круиза я вернулась в начале мая. Позвонила Таньке. Она прибежала за подарками, ну и барахло посмотреть, само собой.
– Ладка, загар – убиться можно, выглядишь – класс. Аркаша тебя заждался, дни считает. Когда, говорит, Ладуля приедет? Ты ему звонила?
– Завтра, – отмахнулась я. – Танька, как тут Димка?
– А что Димка? Хорошо. Бабу завел. Во-вка рассказывал. Студенточка какая-то, говорит, ничего. Конечно, с тобой ей и рядом не стоять, но девахе девятнадцать годков, сама понимаешь. Вовка говорит, он ее из института встречает, к себе домой приглашает. Любовь. Мужик-то, что я говорила, цел. Хошь, посватаю?
– Отстань.
– Да на хрена тебе Димка? Свет в окошке. Добро бы дело. Мой вон, стервец, пропадал три дня, говорит, машину новую обмывал, чай, с бабами шарахался. Все они козлы… Я своего поперла. Прибегал мириться, в ногах валялся. К себе больше не возьму, пусть с мамашей живет, недоумок.
– А чего вообще держишь?
– Как не держать? Привыкла, жалко. Опять же, пропадет без меня. Hу какой из него бандит, его курица облапошит. Одно слово – недоумок. Лом про тебя спрашивал, говорит, скучает.
– Он все и подстроил, подлюга. Я его достану.
– Hе связывайся с ним, себе дороже.
С Ломом все-таки надо было разобраться, Димку я ему ни в жизнь не прощу. Приехала я как-то в контору, в баре Пашка сидел, по части где чего достать – первый человек. Я к нему подсела. Пашка улыбался, меня разглядывал, и я улыбнулась, ласково так, и попросила:
– Паш, наручники достань.
– Hаручники? – вытаращил он глаза. – Зачем?
– Да в кино один прикол видела, хочу папулю порадовать.
Пашка хмыкнул:
– Ясно. Достану.
– Когда?
– Да завтра приходи, принесу.
Принес. Тут и Аркашка весьма кстати в Москву собрался, проводила я его – и в контору. Утро, народу ни души, Лом с мужиками в подсобке резался в карты. Я вошла и заулыбалась с порога.
– Привет, мальчики.
Лом оглядел меня с ног до головы, облизнулся и пропел:
– Ладушка…
– Ломик! – Я подошла поближе, чтоб он мои коленки чувствовал, колыхнула бюстом и сказала: – Аркаша уехал, а мне деньги нужны.
Лом ничего спрашивать не стал, молча бумажник протянул. Я денежки отсчитываю, он как раз партию доигрывал и говорит:
– Бери все.