Ее маленькая тайна

Я и сама поняла, что с записной книжкой в руках, лихорадочно что-то строчащая, буду выглядеть довольно подозрительно, и от этой мысли отказалась.

Похныкав немного от обиды, я решила сосредоточиться максимум на трех клиентах и извлечь из них как можно больше пользы, то есть информации.

Приценившись, я выбрала двоих: рослого детину в ядовито-зеленом пиджаке, с огромными золотыми часами на запястье, и совсем молодого курносого парнишку с веснушками россыпью. Курносый симпатяга оказался киллером, три часа назад он в упор расстрелял человека возле его собственного дома и теперь сильно этому обстоятельству радовался, тискал девчушку лет пятнадцати с длинными рыжими волосами и обещал ей в скором времени поездку на Канары.

«На Колыму ты поедешь, – понаблюдав за ним, решила я. – Киллер хренов, пистолет в гараже спрятал, еще радуется, что тайник надежный, как же… завтра же и найдут. И алиби у тебя дохлое, копнут поглубже – и нет никакого алиби, я и копнуть помогу…» Курносый перестал меня интересовать, и я переключилась на Зеленый Пиджак. У того было большое горе, накануне погиб друг, и не просто так погиб, а вознесся к небесам на почти новеньком «Мерседесе» Зеленого Пиджака. Если б только друг – еще полбеды, а в паре с «мерсом» утрата выглядела непереносимой. Правда, сегодня Зеленый купил новую машину (не совсем новую, а почти, это тоже обидно), на ней, кстати, сюда и приехал. Из-за этого дурацкого взрыва деньги, можно сказать, были выброшены на ветер. Одно радовало: пластмассовая хреновина, подвешенная к днищу прежней тачки, предназначалась самому Зеленому Пиджаку, так что, как ни крути, горе горем, а вроде бы повезло… Мысль о везении оборвалась, и пошли совсем другие: кто-то эту штуку подвесил? Кто подвесил, дело десятое, а вот кому это выгодно, Зеленый Пиджак знает очень хорошо (Зеленым я продолжала называть его из вредности, имя, фамилия и даже адрес, по которому он проживал, к этому моменту мне уже были известны). Он задумался о своих недругах, и в его голове быстренько созрела идея, как с ними поквитаться. Идея не блистала особой оригинальностью, но, надо отдать Зеленому должное, могла нанести врагам ощутимый урон, как материальный, так и моральный.

Через пару часов Док проиграл всю наличность, я тоже была близка к этому, и мы с чистой совестью покинули заведение.

Молодой человек с вежливой улыбкой и полупоклоном проводил нас словами:

– Всегда вам рады.

– В следующий раз проиграй побольше, – сказала я Доку уже в машине. – Чтоб люди больше радовались.

– По-твоему, я нарочно проигрывал? – обиделся он.

Док иногда жадничал и всерьез думал, что деньги, которые мы бездарно выбрасывали на ветер, пригодились бы какой-нибудь больнице, могли бы, к примеру, улучшить психам питание… В этом месте он себя одергивал и вовсе переставал думать о деньгах.

Я вглядывалась в темноту за окном, с вожделением высматривая телефон. Мне не терпелось позвонить Орлову. Звонил Док, так как Евгения Петровича пришлось беспокоить дома (рабочий день давно закончился, да и время было уже позднее – или, наоборот, раннее, кому как нравится), трубку могла снять супруга и разгневаться, услышав мой голос.

Трубку снял Орлов, буркнул недовольно:

– Да, – а Док торопливо передал телефон мне, нашего бравого майора он почему-то побаивался. Я извинилась и быстренько изложила, по какой надобности звоню, но все равно это заняло много времени.

Орлов слушал внимательно, ни разу меня не перебил и, только когда я замолчала, поинтересовался:

– Это точные данные?

– Шутите? – ахнула я. – Я знаю только то, что знают эти двое… Сама я шуток не люблю, уж вы мне поверьте.

– Подождите, – со вздохом сказал он. – У меня возникли вопросы, и кое-что вам придется повторить, я запишу.

Я охотно повторила все, что он хотел. Простились с теплотой в голосе.

– Не нравится мне все это, – ворчал Док по дороге домой.

– Что не нравится? Борьба с преступностью? – удивилась я. – Ты же честный человек. И гражданин. Должен всемерно способствовать…

– Ты считаешь, что таким способом можно бороться с бандитами? – нахмурился он.

– А как же еще?

– Не знаю. Но то, что ты делаешь, опасно и как-то… – Он не рискнул произнести слово, рвущееся с языка, и отвернулся, почувствовав себя виноватым. Немного погодя спросил: – Чего ты добиваешься? Хочешь всех пересажать в тюрьму?

– На такое не замахиваюсь, – хмыкнула я. – Вряд ли это возможно. Хотя было бы неплохо.

– Варвара, мы ведь не пойдем туда завтра? – вдруг спросил он.

– Завтра? Обязательно. Мне там понравилось, опять же, ты не успел насладиться стриптизом, непременно загляни.

В ближайшие недели жизнь моя наполнилась смыслом, а у органов работы прибавилось: трудились мы рука об руку. Однако посещать каждый вечер притон «У Рашели» я не рисковала, да и сигнализировать Орлову обо всех новостях в ту же ночь тоже не спешила. Во-первых, нельзя человека то и дело тревожить по ночам. Ночью ему положено отдыхать. Во-вторых, какой-нибудь умник мог свести воедино мой вчерашний визит и сегодняшнюю прозорливость родной милиции. А если уж ребятишкам что-то в голову западет, разубедить их, как правило, трудно. В общем, информацию я придерживала и выдавала дозированно. Со временем вошла во вкус, ерундой не занималась, приберегая для Орлова самые лакомые кусочки.

Увлекшись, я не сразу заметила, что заведение «У Рашели» начало хиреть. То есть само заведение внешне ничуть не изменилось, а вот постоянные посетители куда-то исчезли. Обстановка стала нервозной, разговоры почти прекратились, зрачки сурового вида мужчин хищно сужались, общая атмосфера напоминала прифронтовую.

В остальных ночных заведениях наблюдалось примерно то же. Одним словом, ряды редели, причем не только из-за резко возросшего процента удачно проведенных соответствующими органами операций. Чувствуя, что происходит нечто непонятное, активно заработала вражеская контрразведка. Жертвы исчислялись десятками, положение не улучшалось, и тогда начался форменный психоз. Рвались старые связи, дружба со школы гроша ломаного не стоила, каждый верил только самому себе и то как-то неохотно.

Одно хорошо: умника до сих пор так и не нашлось, никто навалившуюся беду со мной не связывал. Не знаю, как на службе выкручивался Орлов, а вот я в казино вела себя скромно, но независимо. Если у кого-то возникал ко мне заметный интерес, я извинялась и звала Дока, от разговоров решительно уклонялась и за все время шатания по злачным местам не свела ни одного знакомства.

Док, видя, что вокруг творится такое, нервничал и своего страха больше не скрывал. Как-то вечером мы подъехали к любимому казино и обнаружили на массивной двери табличку: «Закрыто».

– Неужто они все кончились? – удивилась я.

– Кто? – вытаращил глаза мой спутник.

– Ну… – Я вздохнула и побрела к машине.

Мы поехали в другое местечко, потом в третье… публики мало, и выглядит невесело. Я тоже загрустила. Допустим, моими стараниями пересажают всех, кого можно зацепить, и что? Надо полагать, появятся другие деятели, придется ждать, когда они тоже дел наворотят, и опять сажать. Как-то это глупо, по-моему. И неинтересно.

Орлов радовался происходящему, ходил гоголем и в самом деле поверил, что помрет в генералах. Любопытен он был до безобразия и все приставал с вопросами. Как-то в досаде я послала его к черту и заявила, что он тоже не безгрешен, у меня и на него кое-что есть. Уточнять что – не стала. Он не поинтересовался, но запечалился. Ко мне начал относиться настороженно, моя осведомленность его пугала, и время от времени в голове у него появлялась мысль, что связался он со мной не к добру. А тут еще Док подлил в огонь маслица: как-то в одно из посещений Орлова принялся рассказывать о шагреневой коже (Док тяготел к классике и от безделья взялся перечитывать Бальзака). Орлов, не сумевший ранее свести короткого знакомства с Бальзаком, сначала слушал с интересом, а потом начал смотреть на меня с тоской и забивать свою голову всякой чертовщиной.