Он даже намеревался купить себе такую штуку, а Маринка нежно отговаривала.
…Я буду беспокоиться о тебе, а мне не хочется. Я и так все время о тебе беспокоюсь!..
Плетнев помотал головой, прогоняя Маринку, но она уходила неохотно, поминутно оглядывалась, а он знал, что никак нельзя разрешить ей остаться и себе нельзя разрешать оставаться с ней! Он и так слаб, а если начнет думать о ней, ослабнет совсем, окончательно, и не спасут его сардельки с картошкой, мини-мойка и розовая плитка, знамения новой жизни!..
Федор Еременко может врать сколько его душе угодно, но его мотоцикл не врет. Машины честнее людей. Может, собак следует отнести туда же, к мотоциклам?.. Впрочем, для начала неплохо бы на них посмотреть.
Плетнев не задавался вопросом, зачем ему деревня Остров со всеми ее обитателями, их тайнами и загадками. Он уже понял, что нельзя разрешать себе и этого – тогда исчезнет, испарится даже та капля смысла, которую он насилу выжал из серого холодного камня, в который превратилась его жизнь, как выжимал какой-то великан в сказке.
Кажется, тот великан выжимал воду, а не смысл.
Впрочем, жизнь не сама превратилась, ты ее превратил!.. Оксана с ее бриллиантовыми реками на шее права в одном – ты сам во всем виноват и знаешь это.
Ты ведь умеешь думать, это получается у тебя лучше всего!.. Вот и думай, только не о Маринке, которая совсем недавно была важна и нужна тебе, а о жителях деревни Остров, которые еще недавно не имели к тебе вообще никакого отношения!..
Возможно, и не будут иметь никогда, но сейчас это твое единственное спасение, трухлявый березовый дрын, брошенный в болото. Если за него уцепиться, может, и удастся выбраться. Потихоньку, не сразу, шаг за шагом.
– Ле-еш! – закричали с соседнего участка. – Ужинать будешь?!
– Не-ет! – прокричал в ответ Плетнев со своей террасы.
– Иди ты в задницу, – сердито сказали с той стороны. – Ничего не ест на манер нашего Артемки!..
…Вот это теперь твоя жизнь! И слава богу, что она… появилась. Могло бы и не быть.
Собственно, а почему нет?! Поужинать бы неплохо! Готовить Плетнев не умел, а диетическая еда из пачек и банок, отрада французского доктора, приводила его в уныние. Раньше никогда не приводила, а вчера вот привела.
Ни о чем себя не спрашивая – нельзя, нельзя! – Плетнев сунул ноги в Витюшкины галоши, перелез через малинник на той стороне участка и через две минуты уже загребал алюминиевой ложкой из глубокой тарелки гречку с тушенкой и с удовольствием посматривал на миску нажаренных кабачков, про которые Валюшка сказала, что это чистый сахар, а не кабачки.
Витюшка предложил было «по стопочке», но Валюшка заругалась и заявила супругу, что он после этих самых «стопочек» делается «совсем дурной», а она таким его не любит.
– И зачем я только на тебе женился? – поинтересовался Витюшка, нисколько не огорченный отменой «стопочки». Его загорелая физиономия и даже лысина выражали полное довольство. – Был бы сейчас человек, а так чистый подкаблучник!..
– Подождите есть, мужики! – вдруг завопила Валюшка так, что Плетнев выронил ложку, а более привычный внук Артемка сделал вид, что подавился от неожиданности. – Чеснок-то! Чеснок забыла!.. Кабачки без него, что силос!..
– Силос! Сама ты силос!..
Валюшка выбралась из-за стола – Витюшка игриво шлепнул ее по обширной попе, она игриво взвизгнула – и умчалась за чесноком, без которого кабачки – силос.
– Вот жизнь-то, а? – сказал Витюшка, проводив ее глазами.
– Что жизнь? – Плетнев подбирал гречку с тарелки, никак не мог остановиться, так вкусно ему было.
– Хорошая штука, говорю! А, сосед?
Плетнев пожал плечами.
– А чего? Плохая? У тебя жена-то имеется?
Плетнев с полным ртом сказал, что сейчас уже почти не имеется.
Витюшка огорчился.
– Ну, это ты зря, Леш. Чего там!.. Куда без жены-то?.. Они, конечно, язвы все, не приведи господь, но если уж на свою напал, так и держись ее! А так, десять раз жениться-разводиться, с ума спятишь! – И он прихлопнул на шее слепня. Оглядел со всех сторон и выбросил за плечо. – Или чего? Ты как все современные, что ли?..
Плетнев выдохнул, утер лоб и не удержался, подцепил из миски кабачок.
– Привозил бы сюда-то ее! У нас тут красота такая! Глядишь, и наладилось бы!..
– Очень у тебя все просто, – буркнул Плетнев. Кабачки и без чеснока оказались чистый сахар.
– А тебе чего, Леш, охота, чтоб сложно?.. Оно, конечно, каждому свое, только мы люди простые, по простоте и живем, может, чего и не понимаем, да только постарше вас будем…
– Она от другого мужика беременна, – сказал Плетнев, прожевав кабачок. – Куда я ее повезу? Зачем?
– Иди ты! – ахнул Витюшка. – А ты-то куда смотрел, мать твою так и разэдак?!
– Деда, не ругайся, бабушка идет.
– А ты не слушай, чего тебя не касается!
– А как мне не слушать, когда я все равно тут сижу?!
– Вот и не слушай!
– Деда, а чего такое недвижимость?
– Недвижимость, – объяснил Плетнев, – это то, что не движется, понимаешь? Например, земля, огород – это все недвижимость.
– А машина – движимость?
– Движимость, – согласился Алексей Александрович. – И вертолет движимость. И яхта.
– Хватил! – засмеялся Витюшка. – Яхта!..
…Яхту бы надо продать, подумал Плетнев сыто и медленно. Она и покупалась только ради Маринки, а теперь в ней нет никакого смысла.
Ни в чем нет никакого смысла. Только в гречке есть некоторый.
– Вот чеснок-то! Все остыло небось! Витюш, ноги прими, дай я пролезу! Ну, чего вы кислые такие? Полаялись, что ли?
– А дом – недвижимость?
– Ну, конечно.
– Игорян сказал, что мама его дом собирается продавать, а недвижимость очень в цене упала. Это куда она упала?
– Это значит подешевела, – машинально объяснил Плетнев и уставился на Артемку. И Валюшка уставилась, позабыв про чеснок, и Витюшка.