Ее маленькая тайна

– Варька, ты как? – пьяно спросила она.

– Никак, – огрызнулась я.

– Слышь, подруга, ты одному мужику понравилась. Крутому. Познакомиться с тобой хотел, да, видно, проворонил, исчезла ты прекрасным видением. Веришь – нет, расспрашивал о тебе. Валька, официант, который нас обслуживал, он меня немного знает, так вот Валька сказал, что ты моя подруга. И этот приперся ко мне. Мужик-то… Адрес твой спрашивал. Жди в гости. Чувствуешь, какую я о тебе заботу проявляю? Цени.

– Сдурела ты, что ли? – крикнула я и бросила трубку.

После чего побежала в ванную. Свет не горел, вода не включена, и Саши там, конечно, не было. В кухне и остальных местах моей квартиры тоже. И ничто, кроме моих воспоминаний, на его присутствие не указывало.

Я немного побегала, стараясь обнаружить послание или хотя бы номер телефона, записанный впопыхах на клочке бумаги. Ничего.

В прихожей я сползла на пол и горько заплакала, но минут через десять обругала себя матерно и пошла умываться. После чего еще раз обследовала квартиру на предмет пропавших вещей. Все вещи пребывали в сохранности, и это слегка утешило: не хватало только объяснений с мамой.

Я перебралась на постель и заревела вторично, тихо и горько, и ревела до тех пор, пока не услышала звонок в дверь. От неожиданности я сначала подскочила, а потом со всех ног кинулась в прихожую. Воображение услужливо рисовало одну картину радужнее другой: Саша на пороге с огромным букетом и счастливой улыбкой и все такое прочее.

На пороге стояли трое ребят, крепких и суровых, а счастливыми улыбками даже не пахло. Только я собралась задать банальный вопрос: «Вам кого?» – как ближайший ко мне парень пнул меня ногой в живот, и я, охнув, влетела в зеркало родной прихожей, причем с такой силой, что разбила его, на пол посыпались осколки, бравые ребята вломились в квартиру, двое рассредоточились, а третий схватил меня за волосы и спросил:

– Где он?

– Кто? – в полном недоумении проблеяла я и получила кулаком в челюсть. Лишилась пары зубов и быстро уразумела, кто здесь задает вопросы.

Через двадцать минут у меня не было от гостей никаких секретов. К сожалению, их интересовал только один, но я его не знала. Парням потребовалось более двух часов, чтобы убедиться в этом. Что происходило в этот временной промежуток, мне вспоминать не хочется, скажу только, что я очень сожалела о своей живучести и боялась, что никогда не умру.

Квартиру я покинула в бессознательном состоянии. Почему они просто не оставили меня подыхать в родном доме, а, рискуя обратить на себя внимание, поволокли куда-то, ответить не берусь. Может, полутрупы в квартирах оставлять им не положено, а может, ребята были шутники, в общем, меня загрузили в машину и вывезли за город. В двух километрах по объездной дороге притормозили на мосту и сбросили мое бренное тело с очень приличной высоты. Так как я все еще пребывала без сознания, парни с чувством выполненного долга удалились в твердой уверенности, что судьба нас больше не сведет (так оно, кстати, и вышло): если через какое-то время я и всплыву, поведать миру о своих гостях никоим образом не сумею.

Однако я не оправдала их надежд. Ополоснувшись в холодной водичке, я совершенно неожиданно пришла в себя и даже каким-то образом смогла добраться до берега. Этот эпизод я практически не помню, что, впрочем, неудивительно, и склонна считать, что чудесным спасением обязана вмешательству свыше. Именно благодаря этому самому вмешательству в тот момент вблизи берега объявился милицейский патруль. Что они там делали, сказать трудно, главное, что углядели меня, вызвали «Скорую», та прибыла в рекордно короткие сроки, и я очень быстро оказалась на больничной койке, где и провалялась два месяца.

За это время меня несколько раз посещали сотрудники милиции, и я в меру сил пыталась им помочь, то есть рассказывала снова и снова про визит незваных гостей и про то, что последовало далее.

Мои воспоминания были весьма смутными, никто из соседей ничего не видел, никто из водителей при довольно бурном движении не углядел в тот день на мосту ничего подозрительного, и парней, естественно, не нашли. Зато я кое-что смогла узнать о Саше и даже полюбоваться на его фотографию, любезно предоставленную мне сотрудником милиции в целях опознания.

Александр Викторович Завражный, по кличке Монах (почему Монах – понять трудно, мой возлюбленный на одну ночь мог похвастать огромным количеством любовных похождений), так вот этот самый Монах давно и принципиально был не в ладах с законом, а к моменту нашей встречи находился в весьма прохладных отношениях с некоторыми боевыми друзьями, и они имели к нему претензии, а меня угораздило пригласить его к себе как раз в тот момент, когда бывшие друзья прямо-таки горели желанием с ним повидаться. В общем, не повезло мне.

История эта длительное время имела популярность в городе, о ней писали в газетах, болтали в троллейбусах, а на моем примере неразумных женщин предостерегали от случайных знакомств. Мне в роли случайной жертвы бандитских разборок было очень больно и, что еще хуже, стыдно.

Где-то дней через двадцать, когда я начала приподниматься в постели, я смогла увидеть свое лицо в зеркале и упала в обморок. Вид жуткой физиономии и последующий засим стресс несколько замедлили период выздоровления. Врачи, отнесшиеся ко мне с большой чуткостью, утверждали, что следов практически не останется, время все залечит, челюсть мне собрали, склеили и сшили, зубы можно вставить, а глаза, слава богу, целы. Еще две операции, и меня поставят на ноги.

Я слушала, кивала и пыталась понять, как это все могло произойти со мной?

Больницу я покинула, но дома стало еще хуже: я боялась находиться в квартире, боялась из нее выйти, боялась звонков в дверь и звонков по телефону, а также боялась смотреть в зеркало и тяготела к стенному шкафу, в темноте которого чудилась безопасность. Ночью мне снился один и тот же сон, я металась, орала и изводила соседей, потому что дом у нас панельный и слышимость хорошая.

В одно раннее утро, в самом начале весны, пользуясь тем, что мама лежит в больнице и я предоставлена самой себе, я вышла на балкон и с некоторым облегчением сиганула с него вниз. Однако прямо под балконом росло дерево, а снег еще не сошел. Ничего не сломав, я оказалась в первой психиатрической больнице, в палате номер шесть, в компании совершенно сумасшедшей девицы лет девятнадцати, повредившей рассудок на почве безумной страсти и религиозности. Она собиралась стать монахиней, но вдруг влюбилась, с любовью не повезло, и в результате она теперь прохлаждалась на соседней койке.

Мы вели с ней долгие беседы, философствовали, плохо спали по ночам и прониклись друг к другу большой симпатией. Именно сумасшедшая Валька сказала мне как-то ночью:

– Бог тебя дважды спас от смерти. Значит, ты не просто так сюда явилась, а есть у тебя на земле какое-то дело, и он, бог то есть, в отношении тебя имеет виды. То есть не просто так на свет тебя произвели, а с какой-то надобностью. И ты с балконов сигать завязывай, а прислушайся. Бог даст тебе знак, и тут главное не ловить ворон, а внимательно слушать и строго следовать. Слышишь, Варвара?

– Слышу, – кивнула я. – У тебя диагноз какой? По секрету скажу: ты ему соответствуешь.

Однако думать о том, что господь проявлял заботу и спасал меня, было приятно, правда, кое-что меня мучило, и я спросила Вальку не без ехидства:

– Если у господа в отношении меня какие-то планы, почему б ему не избавить меня от неприятностей? Сделать так, чтобы всякие психи не крушили мне челюсть, и все такое, а я бы шла к намеченной цели без увечий. По-моему, пользы от меня было б несравненно больше.

– Дура ты! – рассвирепела Валька. – Он посылает тебе испытания. Неужели не ясно? Выполнить божью волю ох как непросто, и ты должна соответствовать.

– А он тебе ничего не говорил, как долго будут длиться эти испытания? – поинтересовалась я. В ответ Валька швырнула в меня подушкой и вроде бы обиделась. Я отвернулась к стене, заметив ворчливо: – Если у тебя с господом есть прямая связь, намекни ему, пожалуйста, что я не люблю ждать.

– Надо иметь терпение и быть внимательной, – поучала Валька. – Вот увидишь, знак будет.

Явились ли последующие события божьим перстом – судить не берусь. Вот так запросто, чтобы я могла понять, господь мне ничего не сказал, но далее начались вещи удивительные и даже странные. Как именно господь беседует с нами, грешными, я не знала, а потому вскоре поверила Вальке, что все происходящее – не иначе как божий промысел.

А начались чудеса утром в среду. Мы готовились к обходу, Валька рассматривала потолок, как всегда, с заметным интересом, а я неожиданно для себя сказала:

– Да не бойся ты этих уколов. Смотри в сторону и думай о чем-нибудь нейтральном. А то таращишься на иглу и сама себя пугаешь.

– Откуда ты знаешь, что я боюсь? – спросила она.

– От верблюда, – хмыкнула я.

Вместо того чтобы ответить что-нибудь заковыристое, Валька переместилась ко мне на кровать, уставилась на меня пронзительно и даже дико и ласковым голосом повторила:

– Откуда ты знаешь, что я боюсь уколов? Я тебе об этом не рассказывала.

– Слезь с моих ног, больно, ноги у меня многострадальные, и их жалко.

Валька примостилась сбоку, не отрывая от моего лица горящего взора, и еще раз спросила:

– Как ты узнала?

– О господи, – покачала я головой. – Догадалась, заметила, сообразила…

– Да? – Валька нахмурилась, подрыгала ногой, а потом сказала: – А ты знаешь, как я пошла в первый класс?

– Как все, – разозлилась я.

– Понятно, как все. А что-нибудь такое со мной случилось?

Я немного подумала, пытаясь вспомнить.

– А… ты в лужу упала, возле самой школы. Был солнечный денек, дворник с утра полил цветочки, на асфальт натекла лужа, и ты в нее угодила животом. Мама сбегала домой и принесла форму твоей старшей сестры, которая училась во вторую смену, быстренько переодела тебя в туалете, а ты ревела, потому что форма была тебе велика и вообще обидно.

В продолжение моей речи Валькины глаза разгорались все ярче, а улыбка, вначале слабая и нерешительная, стала широкой и лучезарной.

– Ну и откуда ты это знаешь? – бодро поинтересовалась она.

– Ты и рассказала.

– Как бы не так. Ничего я не рассказывала. А что ты еще про меня знаешь?