Плетнев, все еще не отошедший от своего восторга, побежал и выскочил к воротам. Ничего было не видно, но когда молния ударила в очередной раз, на дороге обозначился какой-то большой темный холм неправильной формы. Холм шевелился.
– Кто здесь?! – заорал Плетнев, перекрывая шум.
– Я здесь! – проорали с той стороны забора, откуда-то из середины холма, и Плетнев выскочил за калитку.
При следующей фотографической вспышке он увидел посреди черной вспученной реки, в которую превратилась дорога, мотоцикл, а рядом с ним огромное, мокрое волосатое чудище – Федора Еременко.
– Колесо заклинило!!! – проорал Федор. – Помогай давай!.. С той стороны, а я с этой! Ну, раз-два, взяли!..
Плетнев налег на мотоцикл. Вода капала с ушей и носа, стекала по пальцам.
Мотоцикл был очень тяжелый и почти не двигался.
– Поднимай! – орал Федор. – Поднимай, так не пойдет!!!
Он наваливался на руль, почти падая вперед, и, когда вспыхивало, Плетнев видел его оскаленные от напряжения зубы, вывернутые локти, мокрые волосы, залепившие лицо.
Потом Плетнев уже ни о чем не думал и ничего не видел, и все это было как продолжение катастрофы. Он знал только, что нужно толкать, обязательно нужно, а для чего – неважно, и ноги скользили по щиколотку в воде, и молния сверкала, и гром гремел, и вода отвесно падала с неба.
Так продолжалось довольно долго, Федор крикнул:
– Держи! – и куда-то делся.
Плетнев держал. Прибежал Федор, и они вдвоем затолкали мотоцикл под какую-то крышу.
– Первый раз в жизни, представляешь?!
Алексей Александрович кивнул, нагнулся вперед, оперся обеими руками о колени, тяжело и коротко дыша.
Вспыхнул свет, он зажмурился, подышал еще немного и выпрямился.
Мотоцикл стоял под навесом возле того самого гаража или сарая, где Алексей Александрович изучал следы во дворе Федора Еременко.
Дождь стал потише, но все еще лило как из ведра.
– Пошли, чего встал?!
По-прежнему ни о чем не думая, следом за Федором Плетнев поднялся на высокое крыльцо и оказался в просторном и странном помещении. Хозяин шуровал и грохотал чем-то за его спиной.
Плетнев слизнул с губ воду и огляделся.
Н-да.
– На тебе полотенце, сейчас еще штаны какие-нибудь найду. Так, это все грязное, это тоже… Во, нашел!..
Плетнев переступил ногами. Вокруг него на темные доски пола налило довольно большую лужу.
– Ну, чего застыл-то, Леха?! Вытирайся давай! Вон штаны, а там майка.
Стуча зубами, совершенно замерзший Плетнев стал стаскивать с себя джинсы. Они застряли на бедрах и никак не снимались.
– Тебе чего, водки или лучше вискаря?
– Ви-виски, – выговорил Плетнев, навыворот стаскивая мокрые штаны. С волос капало, и вдруг все это перестало быть приключением.
Он ничего не понимал.
Нет, не так. Он все понимал, и ему странно было, что он так давно и правильно обо всем догадался.
Он напялил сухие штаны – они оказались ему великоваты, но на поясе обнаружились веревки, которые он подтянул, чтоб штаны не падали, – и футболку с надписью «Kennedy Space Center». Вещи были ношеными, мятыми, но совершенно чистыми и от них хорошо пахло.
– Ну, чтоб мы были здоровы!
Под носом у него появился широкий стакан, налитый примерно на три четверти.
Плетнев взял стакан и залпом выпил, не чокаясь.
– Стрелять-колотить, – задумчиво сказал Федор Еременко.
– А собачки где же? – осведомился Алексей Александрович, выдохнув. – Отдыхают?
– На улице собачки. Они в дом не заходят.
Тем же полотенцем, что и голову, Плетнев подтер с пола лужу, которая натекла с него, скатал собственные джинсы и майку в огромный ком и вышвырнул на крыльцо. Все равно все мокрое.
– Ну, еще по одной?
– Давай, – рассеянно согласился Алексей Александрович. – Только закусить бы чем-нибудь. Окосеем.
Федор вдруг развеселился.
– Эт точно! Сейчас соображу чего-нибудь.
В громадной квадратной комнате находились пара широких диванов, телевизор «Bang&Olufsen», шкуры на полированном полу, деревянный стол на слоновьих ногах, на стене огромный постер под стеклом. Плетнев понюхал свой пустой стакан, подошел и посмотрел.
На постере отображена была какая-то грязь, летящая во все стороны, а посреди нее мотоциклист в шлеме, почти завалившийся набок.
Что-то зазвенело, стукнуло, и появился Федор с деревянным подносом в руках. На подносе – еда и бутыль.
Федор приткнул поднос на стол, отвинтил крышку и разлил виски.
– Дела давно минувших дней? – спросил Плетнев и стаканом показал на постер. – Преданья, так сказать, старины?..
Федор глянул и отвернулся, деловито расставляя на столе тарелки.
– А ты сразу догадался? – спросил он.
Плетнев сел на диван. В животе от виски стало горячо, и моментально неудержимо захотелось есть, как будто там разложили костер, который требовал топлива.