А Маруся подумала про чай.
Кто-то где-то рассыпал по пакетам чай, она видела это собственными глазами. И пакетов было много… ты что их, жуёшь, что ли?.. горе-рыбак, никакой рыбы… Трава, похожая на чай, и электронные весы на столе… а я за сахаром пришла…
– Гриша! – завопила Маруся, и он наткнулся на кресло. Кресло перевернулось. – Я пришла! А Зина к сыну в лагерь уехала! Когда я в первый раз ходила за сахаром! А он чай рассыпал по пакетикам! По таким с застёжкой!.. Помнишь?! Ты ещё с Прокопенко разговаривал возле футбольных ворот?! А я пошла за сахаром!
– Кто, кто он-то?!
– Саня, – выдохнула Маруся, – у которого колёса пропороты! Валерик на дороге какие-то «звёздочки» раскидал, чтоб мимо него не ездили, и Саня колёса пропорол!
– Точно, – растерянно сказал Гриша. – Я ещё думал про эти его колёса! Там все ездят, а никто на «звёздочки» не наехал, только он один. Вон Костя на «Ниве» проехал, и Прокопенко, и соседи, которые…
– Потому что «звёздочки» не Валерик, а я разбросал, – сказал Константин решительно. – И не возле деревни, а в траве на подъезде к одной делянке. Там машина как раз проходит! Чего сидим, молодёжь, встаём, и в деревню быстро! А я пока в Егорьевск позвоню, пусть подкрепление высылают.
– А может… это не Саня? – дрожащим голосом спросила Маруся. – Может, в пакетиках как раз чай был, а не эта… конопля?!
– Может, и не Саня.
Константин ушёл в дом и говорил оттуда приглушённо:
– Только уж больно похоже! И чай, и пакетики, и колёса у него пропороты, а я и не знал про колёса-то!..
Он вернулся на террасу, одетый в камуфляжную форму, с какой-то портупеей через плечо.
– Маруська, – сказал Гриша и присел перед ней на корточки, – бедная моя. Ничего не поняла, даже не разглядела ничего! И из-за этого чуть не… погибла.
– Сжёг бы он её, – сказал Константин, – точно сжёг бы в сторожке этой. Конопля денег бешеных стоит, Маруся могла кому-нибудь ляпнуть, вот хоть мне!.. А я бы догадался два и два сложить. Тем более знак я им подал, что знаю про делянки, – «звёздочки» подложил! Ах, сволочи!..
Он поплотней затянул на поясе брюк солдатский ремень, подошёл и погладил Марусю по голове:
– Молодец, что вспомнила про чай-то в пакетиках. Может, оно всё и не так, но проверим, проверим! Видать, время пришло. Молодец, девчонка. И красивая. На тётку свою похожа. Ты мне скажи вот что, – он вдруг улыбнулся. – Тётка-то у тебя замужняя?
Маруся моргнула. Помолчала.
– Ты чего молчишь? Замужняя, что ли?
Гриша вдруг засмеялся, и Маруся оглянулась на него.
– Не-ет, – протянула она. – Тётя не замужем и не выходила никогда. А зачем вы… почему вы спрашиваете?
– Нравится она мне! – объявил Константин и поправил свою портупею. – Я в тот день, когда тебя искали, к вам на двор пришёл, чтобы с ней познакомиться. Меня Григорий позвал, и я подумал: чем чёрт не шутит, поеду да познакомлюсь! Так просто, посреди улицы, подойти неловко. А?!
– Неловко, – согласилась ошарашенная Маруся.
– Ну, я и хотел по-людски. Очень красивая женщина, – вдруг по-гусарски добавил он. – Ну, значит, поедем следующим порядком: ты, Гриш, на мотоцикле, а мы с Марусей на моей машине. Велосипеды на крышу приладим, там у меня рейки специальные лежат с держателями. Если он нашу кавалькаду увидит, не заподозрит ничего – приехали из лесничества, привезли велосипеды.
– Если это он, конечно, – уточнил Гриша.
– Вам тётя нравится? – уточнила Маруся, которую этот вопрос сейчас занимал более всего.
– Очень, – серьёзно ответил Константин. – Пошли, Гриш, велосипеды поднимем.
К вечеру волнения в деревне улеглись. Саню в зарешеченном фургоне увезли «егорьевские штукари», следом проскакал по деревне полицейский «газик», притормозил у дома Натальи, из машины вылез участковый Илья Семёныч, вошёл в дом и через некоторое время вышел вместе с Оксаной и Натальей. Наталья на всю деревню распространялась, что Оксана ни в чём не виновата, а участковый повторял, что её никто и не обвиняет, только дело всё равно требует протокола и этот протокол он сейчас и составит по всей форме. Потом, округлив глаза, прибежала к Лидии Витальевне продавщица Зина и застрекотала, мол, знать не знала и ведать не ведала, что Санька такой бандит и прохиндей, она-то его просила в магазине подежурить, а он там наркоту свою проклятую на весах вешал и в пакеты ссыпал, не иначе теперь придётся звать батюшку Евпсихия, чтоб стены святой водой покропил и молебен отслужил!
– Валерик неугомонный, видишь, узнал про наркоту-то! Выследил его. И плату требовал за молчание! Так Санька его прикончил! У него такой чугунный обрезок от лома к мотороллеру приделан! Он Валерику этим обрезком и заехал! И дробовик возле тела оставил, как будто Валерик по вашему фонарю стрельнул! А дробовик не его, не Санькин, кто-то из дружков ему спроворил, чтоб на него и не подумали! Он этим обрезком и Марусю вашу в лесу шарахнул, паразит паразитский! Лид, что ж это делается? Какая молодёжь, одни бандиты!
– Какую вырастили, такая и молодёжь, – сказала Лидия Витальевна. – Оставайся, Зина, ужинать.
Но продавщица ужинать отказалась наотрез – ей страсть как хотелось ещё с кем-нибудь обсудить «кошмарную историю», а Лидия никогда подолгу не сплетничала, и это было всем известно.
Солнце уже почти село, когда явились герои – Гриша и Константин.
– Отпустили? – издалека спросила Лидия. Она спешно накрывала на стол. Агриппина ей помогала, Маруся помогала тоже.
– Потом ещё придётся в Егорьевск съездить, – отозвался Константин. – А на сегодня отделались.
– Слава богу! Ну, зажигайте, зажигайте мангал, мужики! Пока угли подойдут, мы с голоду помрём!
Маруся очень внимательно смотрела за Константином – непонятное дело, но она очень волновалась за тётю и даже ревновала как будто!.. Ей совершенно не нравилось, что явился посторонний человек, им незнакомый, да ещё в дурацкой портупее, да ещё объявивший заранее, будто тётя ему нравится, и теперь что?.. Теперь он станет за ней ухаживать, что ли?! За её собственной, любимой тётей Лидой, почти мамой?! Этот человек будет говорить ей разные слова, обнимать её и целоваться с ней, как Маруся целовалась с Гришей, – было в этом нечто оскорбительное и требовавшее неусыпного Марусиного внимания!
– Перестань жечь его взглядом, – тихо сказал Марусе Гриша. – Ты же не маленькая, всё понимаешь!
– А если он… плохой человек?
– Он хороший мужик, – возразил Гриша. – И ты это отлично знаешь! В тебе взыграл энфан террибль, ужасный ребёнок. Возьми себя в руки.
– Лидочка, – зычным голосом спрашивал Константин, – может, ещё одну лавочку поднести? Все поместимся?
– Смотри сам, Кость!
– Ну вот, – прошипела Маруся, – он теперь ещё и Костя!
– Хорошо, что не Евпсихий, как батюшка. А?
Маруся прыснула, и Агриппина, которую страшно интересовало всё происходящее, прыснула тоже.
Лидия выскочила из дома, оглядела шикарный стол – свежий хлеб, огурцы, помидоры в большой миске, баклажаны, разноцветный жизнерадостный перец, белые грузди пластами, буженина толстыми кусками, смородиновый морс в кувшине…
– Пирог в духовке, – проинформировала она. – Груня, притащи, девочка, подстилки, на лавочках расстелем. Они в коридорчике с правой стороны, под дождевиками. Где зонты.
Константин вытряхнул из самовара холодные угли и подошёл, держа его за одну ручку. Он поставил самовар на чурбак и боком сел на лавочку, вытирая о брюки большие руки. Маруся, раскладывая приборы, покосилась на него.
– А я однажды девчонке знакомой зонт подарил, – вдруг сказал Константин каким-то странным, размягчённым голосом. – Сто лет назад это было. Или двести. Мы на остановке стояли, дождь полил проливной!.. И она мне говорит, как же я с автобуса до дома дойду, у меня зонта нет! Я побежал в магазин и купил зонт. Как она радовалась, девчонка эта! Так радовалась. Даже поцеловала меня.
Лида смотрела на него странно.
Маруся замерла с вилкой в руках.
Гриша в отдалении насаживал на шампуры толстые куски розового мяса и ничего не слышал.