– Шестьдесят два, – разозлилась Мышильда и покраснела, она всегда краснеет, когда врет.
– Так я тебе и поверю, – хохотнула я и сосредоточилась на дороге. Мышь смотрела в боковое окно и к общению не стремилась. Тут мне в голову пришла одна веселенькая мысль.
– Слушай, а что, если мы действительно отыщем клад?
– Ну? – не поняла Мышильда.
– А как же твоя гражданская совесть?
– А твоя?
– Что «моя»? У меня совесть хорошо воспитана: не просят – не лезет.
– А моя от твоей заразилась.
– Утаишь клад от государства? – ухмыльнулась я. Мышь задумалась, потом сказала:
– Утаю. Частично. Положим, червонцами можно поделиться с государством, нам процент положен. А золото, бриллианты… это фамильное. Досталось от бабушки. Необязательно языком болтать, что в земле нашли.
– Ясно, – обрадовалась я. – Алчное и двуличное создание – вот ты кто.
– А ты… – Мышильда вспомнила, что сидит в моей машине и отдыхать или искать клад едет на мои деньги, и с огорчением замолчала.
Дождь, вопреки прогнозу, так и не начался. Мы мчались навстречу неизвестности.
В город предков мы въезжали ближе к вечеру. Он встретил нас садами, огромным мостом через реку и громадой древнего собора на холме. Купола блестели на солнце, в бездонном небе порхали ласточки, а грудь распирало от желания продекламировать что-нибудь подходящее к случаю.
– «О Волга, колыбель моя…» – вспомнила я начальные строки, но Мышильда и тут все испортила.
– Это не Волга, – заявила она.
– А то я не знаю… – Читать стихи вслух мне расхотелось. Больше из упрямства я продолжила мысленно, но далее шести строк дело не пошло, и это тоже огорчило. Мышильда беспокойно завозилась рядом и сказала:
– Для начала надо найти приличную гостиницу.
– Зачем? – ласково спросила я.
– Что значит «зачем»? Где мы будем жить?
– Вблизи родового гнезда, естественно. Мы сюда не бока отлеживать приехали, а трудиться.
– А спать в машине, что ли? – нахмурилась Мышильда, а я порадовалась – в отдыхе на дармовщину есть свои отрицательные стороны.
– Спать будем там, где добрые люди положат, – степенно ответила я. – Едем к родовому гнезду и попытаемся где-нибудь по соседству снять квартиру.
– Да там вокруг частный сектор и без удобств скорее всего.
– Отлично. Близость к природе меня вдохновляет.
– А меня нет.
– Как ты, интересно, думаешь, проживая в гостинице, производить раскопки?
Мышь об этом не думала, она обиженно посопела и заметила:
– Тогда надо остановиться и сориентироваться.
– Для начала предлагаю обзорную экскурсию по исторической родине, – сказала я.
Историческая родина очень понравилась мне и даже Мышильде, которой обычно нелегко угодить из-за ее врожденной склонности противоречить всему и всем.
– Красиво, – кивнула она, вертя головой во все стороны. – Давно наведаться надо было. Всего-то пять часов езды.
– Да, – согласилась я и притормозила. – Смотри, указатель на речной вокзал, значит, нам туда.
Мышильда извлекла карту.
– За поворотом должна быть улица Верхнеслободская, а чуть ниже наша – Гончарная, или Чкалова, бог знает, как ее теперь называют.
– Сейчас узнаем, – заверила я. Новенькая вывеска радовала глаз. – Улица Гончарная, – прочитала я, испытывая некоторое удовлетворение оттого, что улице вернули ее старое название. – Дом семьдесят шесть, а наш седьмой.
– Значит, поезжай прямо. – Мышильде не сиделось на месте, она ерзала и была готова вывалиться в открытое окно.
Под лай собак и взгляды старушек на скамейках мы с шиком прокатились до тринадцатого дома, испытывая некоторое, вполне объяснимое нетерпение. Здесь улица делала плавный поворот, мы тоже сделали и ошалело замерли. Пятый дом смотрел на нас сияющими чистотой окнами, девятый тоже смотрел, правда, без сияющей чистоты, а вот седьмого не наблюдалось. Вместо него простирался пустырь, спереди заросший терновником, а на остальном обширном пространстве крапивой.
– А где же он? – растерялась Мышильда.
– Черти слопали, – нахмурилась я. Дома в самом деле не было. Куда он мог подеваться?
Я выбралась из машины и подошла ближе к пустырю. Сзади раздался вопль и грохот ведер, я повернулась и увидела на тротуаре мужичка в трико, желтой майке и луже воды, он слабо дергал босыми ногами и таращил глаза. Два ведра катились по проезжей части. Я подняла емкости и подошла к мужичку с застенчивой улыбкой.
– Вам помочь? – спросила я ласково.
Он прикрыл глазки, вздохнул, потом с трудом поднялся, при этом сделался немногим выше: ростом он был с сидящую собаку, его нос пребывал теперь где-то в районе моего желудка. Задрав голову, он взглянул на меня и, раздвинув рот до ушей, как-то разом поглупел. Тут к нам подскочила Мышильда и спросила:
– Не знаете, куда делся седьмой дом?
– Сгорел, – ответил дядька и нахмурился, без всякого удовольствия глядя на сестрицу.
В этот момент я обратила внимание, что на всем обозримом пространстве улицы возле домов стоят люди и смотрят на нас с выражением крайнего удивления. Дядька перевел взгляд с Мышильды на меня и опять блаженно улыбнулся. Я сделала сестрице знак молчать и обратилась к нему:
– Где нам можно снять комнату? Дней на десять?
Он с ходу ткнул пальцем в дом номер девять.
– А не скажете, хозяйка сейчас дома?
– Дома, то исть нет. Я хозяйка, то исть хозяин.