Богова делянка. Повесть

Мама точно была немного пьяна. Когда автобус остановился в полуметре от остановки, и прямо под ногами открылась широкая лужа, мама прыгнула – и, приземлившись, упала.

Я перешёл лужу вброд. Совсем была мелководная.

Мама сидела в своё шикарном красном платье прямо на асфальте и, охая, трогала левую лодыжку.

– Болит? – спросил я.

– Потянула. Дура, – сердито ответила она. – Теперь точно всё накрылось!

Я помог маме встать. Она попыталась идти сама и чуть не упала снова, тогда я подставил плечо и мы захромали к дому вместе: идти-то было три минуты.

– Олешек, так и не спросишь меня, что это за хахаль?

– А смысл? Потом придёт другой. И мне опять придётся привыкать.

– Вот ещё! Ай! – мама случайно встала на левую ногу, задохнулась и закашлялась. Мы остановились. – И… кх… ты туда… кх… же! Думаешь, что я ветреная и несерьезная, да?

– Нет.

– Нет, признайся честно, думаешь! – мама сердито запрыгала вперёд, и я потащился за ней. – Боже, даже сын думает, что я ветреная! Что за жизнь-то такая, ещё эти туфли, выкину их дома прямо вот из окна… – она остановилась и стащила туфли с ног. Сделала движение, будто собиралась кинуть за ограду кладбища, но в последний момент опомнилась. – Пошли.

– По папе скучаешь. Вот и боишься.

– Ничего я не боюсь! За собой следи вообще. Тебе девочка нравится, а ты как дурак, даже телефон не возьмешь…

– Мам…

– …вокруг ходишь и ходишь, а надо вот так хвать! – мама показала свободной рукой «хвать». – Ключи далеко?

Побыстрее запустил её в дом, пока не начала троллить.

Мы дождались лифт и вошли в квартиру. Я помог маме дойти до её спальни, и она, как была в боевом прикиде, так и упала на кровать лицом вниз.

– Есть будешь? – спросил я, проходя на кухню.

– Угу.

В холодильнике, конечно, было пусто, не считая недоеденного мамой завтрака и двух луковиц с тремя лимонами. Я полез в шкафчик, но и там вместо ожидаемых мной макарон или хотя бы гречки лежали несколько маленьких плоских пачек. Я взял одну в руки и прочитал надпись.

– Мам! Что в буфете делает попкорн? И где гречка?

– Это на чёрный день! – и, подумав, мама добавила: – То есть сейчас!

Я поставил чайник, разогрел в микроволновке утреннюю яичницу. Затем, сверяясь с инструкцией, открыл обёртку, а шуршащий бумажный пакет поместил в микроволновку картинкой вверх и включил на полную мощность. Раздался треск орудий, и мама что-то закричала из комнаты, но я наблюдал, как раздувается и вертится бумажный пакет, подсвеченный замогильным жёлтым светом. Чуть про чайник не забыл.

Когда микроволновка тренькнула, я осторожно достал растолстевший пакет, высыпал его содержимое в маленькую кастрюлю и отнёс вместе с чаем и яичницей маме. Она уже успела переодеться в домашнее – платье валялось в углу – и, сложив руки на животе и болтая здоровой ногой, смотрела в телевизор. Судя по рожам на экране, это были старинные «Друзья».

Я поставил обед перед ней.

– Спасибо, сынок, – она поглядела на запястье, – а ты ещё успеешь на работу!

Я поднял брови.

– Тебе надо в больницу.

– И что? Поем и вызову себе скорую, – невозмутимо произнесла мама. – Скажу, в ванной упала! Пусть отрабатывают налоги, которые я им плачу.

– Пообещай.

Мама закашлялась и сквозь глотки воздуха выдавила:

– Вот… кх, кх… нудный! Ну кх-кх-хорошо… хочешь, позвони через пару часов!.. – наконец кашель прошёл, и она закончила: – И вообще, уже без десяти.

Поколебавшись, я схватил у неё горсть попкорна и, жуя на ходу, побежал на работу.

На кладбище.

Оно уже было открыто. Я привычно срезал путь через наш вход, пробежал через туристическую священную рощу с камнем-Дедом посередине, по выгнувшему спину мосту через речку, пробежал насквозь Старый город и вскоре оказался у главного входа, где стояло административное здание: конец восемнадцатого века, такой себе классицизм – ярко покрашенная коробка с колоннами. Взбежал по лестнице на третий этаж, привычно перепрыгивая через дыры в паркете.

– Добрый день, Илья Ильич! Извините за опоздание, я честно спешил.

– И тебе добрый. Спешил, казак… где мать твоя? – Илья Ильич, щурившийся в монитор, спустил очки на кончик носа и взглянул на меня поверх них.

– Повредила ногу.

– М-м-м, – Илья Ильич вернул очки на место.

– Нет, взаправду.

Он поднял брови.

– Что-то серьёзное?

– Не знаю. Я сюда, а она поехала в больницу.

– Как не вовремя…

– Да не волнуйтесь! Я у вас год тут, экскурсии как ведут – видел. Потерплю месяц, пока мама не выздоровеет. Привыкать надо!

Илья Ильич улыбнулся.

– Привыкать надо… – повторил он за мной. – Если тебя возьмут, казак, если возьмут. Не каждый подойдёт. И Директор у нас строгий. Строгий…

Илья Ильич уткнулся в экран. Я подождал, пока он продолжит речь, но он молчал, и я напомнил о себе:

– Что сегодня делать?

– А, да, – Илья Ильич снова посмотрел на меня поверх очков. – Сегодня твоей матери хотел поручить ребят, твоих ровесников. Хотят стать экскурсоводами, как и ты. Она умеет обращаться с… молодыми людьми. Но если ты уйдёшь сейчас, я тебя не осужу. Тогда я смогу…