Заложница Шумера

Отец не выдержал и поехал за бабушкой. Решил, что та своей чудодейственной силой сможет привести меня в чувство. Мои предки – обычные беспокойные родители. К тому же они давно поняли, что дочь у них, мягко сказать, необычная. Я была до глубины души признательна им за то, что они принимали меня такой, какая я есть. Я так старалась не причинять им лишних хлопот, учится на отлично и была паинькой, но как на зло со мной все время что-то приключалось. В тот день, не дождавшись бабушки, я сбежала с подружками на лиман. На душе было так тошно, да и мамины грустные глаза подливали масла в огонь.

Вода! Ее живительная сила исцеляет мою израненную душу. Я почувствовала запах свежего морского бриза, и по телу пробежала волна удовольствия в предвкушении нежной, теплой морской воды. Я еле плелась по солнцепеку, так что энтузиазма хватило дойти только до берега и без сил упасть на песок. Обняв колени, я наблюдала, как голубоватые волны, взбегая на серый песок, сбрасывали белую пену. Вокруг стояли крик и смех купальщиков. Где-то заиграла гитара. От знакомых слов песни «Ты отведи мои печали и припади ко мне щекой» сердце снова защемило. И опять на меня обрушилась тоска. Я никогда его не увижу. Никогда больше не услышу его красивого голоса. Кто-то словно перебирал извилины моего мозга, добивая чужим звучанием гитары. Не могу больше этого выносить! В доли секунды я оказалась возле гитариста, а струны гитары – в моей руке.

– Ты с ума сошла? – парень ошарашенно посмотрел на меня и прижал к себе гитару.

– Это струны моей души, – впившись в парня тяжелым взглядом, четко произнесла я каждое слово.

Резко развернувшись и прижав струны к груди, я направилась к воде. Ноги тяжело ступали по пляжному песку, а ветер ласково трепал длинные волосы, словно пытаясь успокоить.

– Я спокойна, я абсолютно спокойна, – шептала я сама себе.

Загорелый гитарист порывался было встать, но рядом сидящая девушка схватила его за руку.

– Не надо, оставь ее, – тихо попросила она. – Не видишь, она чокнутая.

– Генка, а как она это сделала? Может, она терминатор? У нее что, руки железные?

Парни из компании гитариста вертели гитару в руках в полном недоумении, а мне хотелось раствориться: в пространстве, в воздухе, во времени, в воде. Мокрая, теплая, манящая, она приняла меня в свои объятия. Я шла все дальше и, даже когда полностью погрузилась в воду с головой, продолжала идти в полной нирване по морскому дну. Помню, как потом села на камень. И все. Больше ничего не помню. Это был второй раз в моей жизни, когда я потеряла сознание.

Очнулась я в широкой бабушкиной кровати. Теплая родная рука лежала на моем плече, слегка поглаживая, чтобы не разбудить. Я прижалась к ней щекой, удерживая двумя руками, словно боялась и ее потерять.

– Бабушка, что мне делать? Почему любить – это невыносимо? – еле слышно произнесла я.

– А разве это любовь? Ты узнала, что близкий человек умер, и решила, что это любовь? Решила, что и твоя жизнь закончилась? Это и есть твоя любовь? Тогда никогда больше не люби, моя девочка.

«Не люби, не люби», – слова эхом прокатились по комнате, каждым звуком отдаваясь в висках. Не может быть. И это говорит женщина, которая всю жизнь любила только одного мужчину? Не верю своим ушам.

Я присела, обняв подушку. Женщина в васильковом длинном платье – моя ли это бабушка? Белый грим на лице доказывал, что, к сожалению, моя. Только у моей бабули на всем белом свете (хотя нет, еще и у китаянок) была причудливая привычка скрывать лицо под белилами.

– Ба, как ты можешь… – возмутилась я.

– Держи, – прервала она возмущение, протянув стакан с гранатовым соком. – Лапушка моя, если бы я умерла, ты бы тоже жить не хотела? Захотела бы исчезнуть?

Меня уже давно не удивляло, что бабуля читала мои мысли. У нас с ней с детства почти телепатическая связь.

– Даже думать об этом не хочу, – поставив пустой стакан на тумбочку, я обняла мою роднулю и прижалась лицом к ее животу.

Я считала, что бабушка у меня вечная. Она всегда-всегда будет рядом.

– Лисса, люди смертны, и такое в нашей жизни будет случаться часто. Боль от потери – это не любовь.

Лисса. Только бабушка меня так звала, когда мы оставались наедине. Мне нравилось мое тайное имя.

– А что тогда любовь? Разве ты не страдала, когда умер дедушка?

– Для меня все было не так, – тихо вздохнула бабуля. – Я не смогла отпустить своего мужчину. Я пошла с ним, а вернулась одна. Я всегда любила его и продолжаю любить.

– Когда он умер, тебе разве не было больно? – из ее рассказа я так и не поняла, куда и зачем она с дедом ушла.

Бабушка не делилась подробностями происшествия ни с кем. А по обрывкам странных фраз сложно было составить цельную картину того пожара.

– Я была счастлива, что в моей жизни был и остается этот мужчина. Любовь – это жизнь, это сила. Это счастье, но не боль.

– Разве так бывает? – вздохнула я.

Я думала, что бабушка просто хочет меня утешить, рассказывая утопические теории любви.

– Ты сама поймешь это, когда не захочешь отпускать мужчину рядом с собой. Когда у тебя появятся силы не отпустить его. Когда даже сама смерть не отнимет его у тебя.

Вот почему от ее слов всегда чувствую себя Великой и Всемогущей. Я могу побороться с самой смертью за свою любовь? Эти мысли невольно вызвали улыбку …и голод.

– Бабуль, если придется, буду бороться за тебя с самим жрецом смерти, – и поцеловала ее в щеку. – Потому что очень-очень тебя люблю.

– Сколько раз тебе говорить: нет никаких жрецов. Выдумки все твои, – буркнула она, хлопнув меня по попе. – Хватит уже. Идем, я тебя накормлю, чудо мое, голодное.

С едой бабушка очередной раз угадала. Но со жрецами смерти не переубедила. Хоть убейте, уверена, что вижу странное действо вокруг умирающего, как это было с моей одноклассницей Златой. Только бы понять, что я вижу или кого.

Глава 4

Почему вспомнилась эта история из далекой юности? Может быть, подсознание проснулось? Решило приподнять завесу тайны? Ведь никто не знает, что со мной произошло в тот день. После того случая родители решили, что я хотела утопиться и баловали меня, как могли. Ни в чем моей душе отказа не было. Только вот к морю поначалу меня старались не подпускать. Самоубийство? И как им могло в голову такое прийти? Чушь, конечно, полнейшая. Такую хрень никогда бы не сотворила. Я за вечную жизнь. Тогда меня нашли на противоположном берегу лимана мирно спящей. Так мне сказали. Сама же я ничего не помнила. Была ли я на дне моря или где-то в другом месте? Все, что я помню, – чьи-то глаза. Но они были не голубые, как у Андрея. Нет, они были другого цвета. Зеленые.

Я очень хотела как-то утолить сильную тоску по морю и не мучить родителей страхами. И, недолго думая, погрузилась в профессиональное плавание с присущим мне остервенением. Хлорка раздражала меня, а морской соли очень не хватало. Но пришлось смириться. Все равно вода есть вода. После победы в областных соревнованиях в скоростном плавании и прыжках я, наконец, остановилась. Не знала, чем еще отблагодарить родителей за терпение и любовь. Золотая медаль в школе и на соревнованиях, затем красный диплом. Я пошла работать, и это еще больше меня увлекло.

Говорят, что в человеке живут несколько личностей. Одна часть хочет умереть, а другая – жить. Каждый день идет борьба между той, которая хочет все бросить, и той, которая отчаянно хватается за соломинку. Какая к черту соломинка? Смешно. Чемпионке турниров по плаванию не нужна соломинка. Но если это так, тогда почему я истошно умоляла спасти меня? Я ли это? Не узнаю себя.

Тряхнув головой, отгоняя наваждение прошлого и настоящего, я взяла подушку и снова понюхала. Сон, подсознание, страхи. Все это моя воспаленная фантазия. Но подушка беспокоила меня больше всего. Запах мускуса был не из бабушкиного дома. Тот был со сладковатой нотой, а этот более древесный. Я отлично помню запах бабушкиного дома, из-за которого я престала ночевать у нее. Во сне я чувствовала присутствие мужчины. Он словно был внутри меня. Очень странное ощущение.

– Ба, ну избавься ты от этого мускуса, – умоляла я ее. – Розовых кустов во дворе и так хватает. Тебе не кажется, что к нам каждую ночь приходит призрак дедушки?

– Лисса, фантазерка моя, – смеялась бабушка. – Призраков не существует.

– Ага, а сила твоя лечебная существует. Ну, признайся, ба, это же магия, да? – я схватила бабушку под руку, вглядываясь в ее фиалковые глаза. – Как ты смогла так чудесно соседке шрам разгладить? До сих пор не пойму, как рогоносец дядя Коля мог промазать и отрубить топором жене только пипку носа. Я бы точно не промахнулась.

– Ой, не наше это дело, – отмахнулась от меня бабушка.

– А какое же наше? – не унималась я.

– Не призрак это, говорю тебе, – щелкнула она меня по носу. – Если никого не видишь, значит, никого нет.

– Вечно ты что-то скрываешь от меня, – подозрительно прищурившись, поплелась я вслед за бабушкой. – Хоть заранее намекни, а то потом узнаю, что вся твоя библиотека – это книги по зельеварению, замаскированные под практикумы по химии.

Бабушка звонко рассмеялась над моими сказочными теориями.

– Лучше тебя ни о чем не спрашивать, – обиделась я. – Тогда буду верить в призраков, пока не назовешь мне веские аргументы против.

Бабушка стояла на своем, я – на своем. Так что больше ночевать у нее я не оставалась. Свой сон я не хотела делить с бабушкиными призраками. К тому же она наотрез отказывалась применять на мне свою чудодейственную химию. Несмотря на всю осторожность, количество шрамов с годами становилось больше. Однако бабушка сказала, что со всеми своими проблемами мне нужно уметь справляться самой. Так что я до сих пор не определилась, обижаться на нее или восхищаться ее верой в меня.

Закинув подушку в шкаф, я сняла с вешалки легкое пальто горчичного цвета. Оно отлично сочеталось с зеленым костюмом и сегодняшней теплой погодой. Телефон. Сумка. Ключи. И очки. Это еще одна моя хитрость. Аномалия моей кожи имела не только минусы, но и плюсы. Годы не оставляли на моем лице своего отпечатка. И это тоже проблема. Но решаемая. Очки, стрижка каре – и сразу выглядишь куда солиднее.