Мост, набережная, двор, лифт…
Фонарь, аптека…
Душ, сумка, диктофон, пара бутербродов на ходу, косметичка – накрасимся в машине, фотокамера (если, конечно, снять удастся контрабандой) и что еще?
Новые босоножки на высоком каблуке – это после кроссовок, чтобы окончательно почувствовать себя прежней Катей Петровской…
И пусть все идет как идет!
Телегруппу она застала у входа в главк под новой вывеской, где теперь значилось «Управление полиции».
Вообще все эти перемены «милиция-полиция», естественно, как криминального обозревателя и капитана теперь уже новоиспеченной полиции, Катю интересовали с внутренней, глубинной, так сказать, стороны.
Однако если во всем этом и крылась какая-то сокровенная глубина, то представляли ее себе ясно лишь некие государственные умы – и те в далекой перспективе. Из всех перемен и метаморфоз «милиции-полиции» Катя пока что для себя отметила лишь следующие.
Начальник управления областного уголовного розыска полковник Гущин отбыл с делегацией МВД в Амстердам, в командировку по изучению опыта работы тамошней полиции.
Полковник Елистратов – начальник МУРа с Петровки, 38 – после долгих лет верности сигареткам без фильтра внезапно закурил настоящие гаванские сигары.
Вопросом, постоянно мучившим как коллег, так и граждан и подведомственный контингент, стал вопрос: «Как вас теперь называть?» Как обращаться к лицу в форме, при исполнении?
Некоторые предлагали именовать «господ полицейских» товарищами милиционерами, «офицерами», несмотря даже на отсутствие таковых званий у рядового состава, «полиционерами», и… остальные прозвища совсем уж слуха не ласкали.
В этом щекотливом вопросе, как никогда, хотелось четких инструкций, спущенных сверху, но их, увы, не поступало. Там сами не знали и, как всегда, уповали на то, что «народ авось сам додумается».
Вообще все как-то мало соответствовало переломному историческому моменту. И в этом смысле «гавана» полковника Елистратова выглядела почти что вызовом, пощечиной ведомственному вкусу.
Итак, под новой вывеской родного главка Катя встретилась с родной телегруппой, и они все вместе на машине покатили в город Ясногорск.
Благо в воскресенье дороги свободны. И как уже случалось раньше, Катя не узнала места, где всего лишь вчера ей довелось побывать, искупаться, попить чаю и послушать страшную сказку на ночь. Лес и озеро, дачи и поля – где все это? Город, город, город, сплошная застройка.
Новая автострада вела к кирпичным высоткам, похожим друг на друга как братья-близнецы. Возле одной из таких высоток остановились. У подъезда – полицейские машины и синий фургон с красной надписью «Прокуратура».
Что-то скудновато обставлен выезд на место происшествия масштабного ЧП. Телевизионщики вместе с аппаратурой заняли весь грузовой лифт, Кате пришлось ждать второй.
– Какой этаж? – спросила она.
– Пятый.
Уже сам факт того, что у входа в подъезд не дежурили постовые и доступ оказался совершенно свободным, Катю не обрадовало: ведь при таком следственно-оперативном отношении нечего и мечтать, что это место происшествия великого, загадочного и небывалого убийства. Шеф пресс-центра что-то там про сенсацию говорил… наивный… Никого нет – ни журналистов, ни телевидения, ни зевак, мало ли что покойник – без пяти минут губернатор, никому и дела-то нет.
И тут лифт открылся, и прямо перед Катей оказался широкоплечий тип, весь в черном, в бронежилете и с автоматом в руках. Возле стены Катя заметила своих из телегруппы, которых уже сторожили такие же точно типы с автоматами.
– Вы куда?
– Я? Я сюда, – от неожиданности Катя растерялась.
Потом заметила на бронежилете здоровяка надпись «ФСБ». Ага, ясно… вот потому-то и полицейских машин почти нет и никакой суеты-огласки. Эти всегда приезжают и работают тихо.
– Назад, – процедил тип с автоматом.
– Еще чего, – Катя уже оправилась от первого испуга и поперла вперед, на ходу размахивая удостоверением. – Пресс-центр ГУВД Московской области, все, что тут ни случилось, по территориальности относится к нам, и у меня распоряжение начальника ГУВД…
Для храбрости она даже соврала.
– Я сказал, назад – в лифт, и этих своих проныр забирайте.
– Еще чего! – Катя сделала весьма опасный финт, однако неожиданный для качка в бронежилете (никому не советую этот жест повторять!), – она схватилась рукой за дуло автомата и закрыла его ладонью.
– Ты… ты чего делаешь? Отпусти… я сказал, оружие отпусти!
– Что там за шум? Что вы орете на весь дом?
Голос, раздавшийся со стороны одной из квартир (наверное, той самой, где дверь открыта), – мужской и властный, внес в опасную ситуацию мгновенную разрядку.
– Да тут… тут какая-то курва долговязая прорваться хочет, коркой размахивает у меня перед носом!
– Что еще за выражение, лейтенант, вы не у себя! Пропустите.
– Но у меня приказ…
– Я тут следователь, а вы – приданные силы, я за все отвечаю. Пропустить немедленно.
Барбос из ФСБ заворчал, но сделал два шага назад, и те, другие, тоже опустили свои короткоствольные автоматы, освобождая телевизионщиков.
Катя зашагала к двери, интересно, кто ее спаситель? Она уже чувствовала расположение и благодарность к этому следователю, который «за все отвечает».
Он встретил ее на пороге просторной, пустой, пахнувшей ремонтом квартиры. Молодой, среднего роста. Лицо – ничем особо не примечательное, таких парней Катя обычно практически не замечала – целые ватаги им подобных сидят в кафе в обеденное время, прибежав перекусить из соседних офисов.
– Следователь при прокуратуре Чалов. Валерий… Викентьевич.
Отчество свое он, правда, произнес с запинкой, быстро окидывая Катю взглядом.
– Екатерина Сергеевна Петровская-Кравченко, криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД. Вот мое удостоверение.
Пока он читал (внимательно и неторопливо), она мстительно оглянулась – тот жук эфэсбэшный с автоматом… еще курвой ее долговязой посмел назвать…
– Пожалуйста, все в порядке, – Чалов кивнул. – Вы по убийству приехали информацию добывать. А никакого убийства нет. Это суицид.
Он посторонился, словно предлагая: ну что, коллега, если желаете – проходите, сами смотрите.
И Катя взглянула на него уже с искренним интересом. Прокурорский следователь… правду говорят, у них особый стиль? Что греха таить, не только эфэсбэшники отшивать ведомственную прессу любят, но и свои коллеги тоже. Вон розыск, например, пока с ними договоришься, пока уломаешь пропустить на место происшествия, на языке чуть ли не волдыри вскакивают. А они всё кочевряжатся – нельзя, тайна следствия, никакой информации, никаких комментариев для прессы, а про газету «Щит и меч» мы вообще даже не слыхали. Автоматами, правда, не тычут в нос, но гостеприимства никакого не выказывают. Единственное исключение – старый добрый лысый полковник Гущин, глава управления розыска, этот все понимает и никогда не препятствует. Но он, милый, мудрый, далеко – в пропахшем марихуаной городе Амстердаме постигает зарубежный полицейский опыт.
Взглянув благосклонно на следователя Чалова, Катя отметила, что малый по виду не очень-то на следователя смахивает. Костюм, галстук, ботинки… Костюм хорошо сшит, черный, офисный, но довольно скромный. А вот галстук и ботинки – из дорогого бутика. При неказистой внешности малый-то франт… Но кое-что с этим щегольским костюмом не вяжется – слишком крупные руки, торчащие из рукавов пиджака. И уши – не то чтобы оттопыренные, а такие же, как у Юрия Деточкина… «Ты доигрался в своем народном театре, к тебе приходил следователь!» И взгляд – при всей официальности тона…
– Валерий Витальевич, а тело… где тело?
– В комнате, – Чалов провел Катю по длинному широкому коридору. – Вот сюда, проходите. Только телегруппа ваша, увы, на сегодня останется без работы. Таково мое условие.