Темный инстинкт

Кравченко сплюнул себе под ноги.

– Я думал, таких сейчас не бывает. Что они, операцию, что ли, себе делают? Или как… А нас-то она для чего сюда позвала? – спросил он почти жалобно. – В качестве кого нам тут теперь кантоваться?

Приятель его молчал.

– Давай уедем. Серега, слышь? Пошли они все, а? Плюнем и сделаем ручкой.

– Я хочу остаться.

Снова наступила пауза. И потом Кравченко сказал:

– Знаешь, я все смотрел на нее и думал про то письмо с кошмаром.

– И я тоже. А еще о чем?

– О том, что подозрительно быстро этот сон сбываться начал: трупешник оттуда в реальность перекочевал. Самый кондовый такой трупешник – топором пришибленный забулдыга. Странные полюса какие, а? Пьяный шабашник и итальянская опера с господами кастратами – и все, считай, в одни сутки.

– Сережа, Вадим! А я за вами, – раздался бодрый возглас.

По дороге к ним шел приветливый и улыбающийся Агахан Файруз.

– Марина Ивановна просила передать: обедаем в четыре. Александра Порфирьевна приготовила свое фирменное блюдо.

Глава 4

Смерть в неуютном месте

На следующее утро – а это была суббота – солнце светило все так же ярко и гладь озера за окном снова слепила стальным блеском. Кравченко, на удивление спокойный и довольный, распахнул настежь окно.

– Ох вы косточки мои. – Потом высунулся по пояс и возвестил: – Свежо. Красиво. Приятно.

Мещерский сел на кровати. То ли спал неважно, то ли еще что – но был в отличие от приятеля задумчив и сосредоточен.

– Ну что, не хочешь прощаться со здешней компанией? Погостим еще денек? – осведомился Кравченко. – Ты вон все о приличиях волнуешься. Так когда удобнее сказать хозяйке этого дома «адье»?

– Странный дом, Вадя.

– Что?

Мещерский откинул плед.

– Ты ничего не заметил вчера за ужином?

– Нет, а что?

– Закрой окно. Дует.

– Балтика, дуралей. Дыши глубже. Так что вчера было за ужином?

– Я просил, кажется, закрыть окно.

Кравченко подчинился. Когда на приятеля его накатывала черная волна (а случалось это крайне редко), лучше было не раздражать его.

– Ну что было-то? – повторил он с ленивым любопытством.

– Подумай сам.

Кравченко хмыкнул: ужинали вчера всем домом, дружно, в десятом часу. Были отличные жареные цыплята, свекла в молочном соусе, салаты и сносное испанское вино. Он спросил Файруза, где отовариваются жильцы озерных дач. Тот ответил: «Два раза в неделю из Сортавалы приезжает машина. Мы заключили договор с фирмой «Фри фудс», у нее прямые поставки из Финляндии для ресторанов. Можно было напрямую с рестораном договориться. Но это ни к чему. Александра Порфирьевна отлично готовит». Кравченко выслушал его с непроницаемым лицом, отметив, что в организации вопросов снабжения Зверева – точь-в-точь его босс Чугунов, который, разбогатев, стал фантастически разборчив в пище. «С жиру они бесятся, вот что, – подытожил он завистливо. – Сколько она, интересно, платит за весь этот сервис и изобилие?»

– Я заметил, Сережка, только то, что пожрать тут все любят вкусно и бабок на это не жалеют, – сказал он, – чужих бабок, заметь.

– Было очень душно.

– Не понял?

– За столом. Очень напряженная атмосфера.

– Все очень мило беседовали.

– А о чем – можешь вспомнить? – Мещерский усмехнулся.

– О кастратах, слава богу, не упоминали. А о чем говорили… Бог его знает. Эта Марина Великолепная все со своей подругой толковала о…

– О том, что в камине в гостиной надо прочистить трубу. Дымит.

– Вроде. И все ей поддакивали. А братец ее сказал, что на даче вообще нужен ремонт. И что в его ванной визжит кран.

– Да, – Мещерский кивнул.

– Ну? Э-э, брат, чтой-то на тебя нашло, а?

– Там было нечем дышать, Вадя. – Мещерский взглянул на друга, и тот прочел в его взгляде тоскливую тревогу, возникающую у многих из нас тогда, когда никак не раздается долгожданный звонок не вернувшегося издалека близкого человека. – Я там задыхался. Разреженная атмосфера. Эверест.

– Но что конкретно ты почувствовал? Что это было? Неприязнь? Страх?

– Не знаю. Просто духота, как перед грозой.

Кравченко только рукой махнул:

– Ты внук милейшей Елены Александровны, Серега. Яблочко от яблони. Нервы-с.

– У меня стальные нервы или вовсе нервов нет, – промурлыкал Мещерский, взял полотенце и направился в ванную. – А знаешь еще что?

– Ну?

– Я все равно не хочу отсюда уезжать. Пока.

– Черкни письмецо бабуле, – вдогонку крикнул ему Кравченко. – Изложи ей свои сны.