Прощай, Византия

– А семья ваша какая? – Она с хрустом разломила мельхиоровыми щипчиками клешню омара. – Что есть такое ваша семья, Костя, можешь мне сказать? Молчишь, не можешь. Отец твой, конечно, в делах фору бы всем нам дал, а вот в личной своей жизни путаник был еще тот. Сколько раз я ему говорила – уймись. Не унимался. Юбки его просто с ума сводили, справиться с собой не мог, что ли? Ни одной ведь не пропускал. Ни одной! Ну ладно – жены, но ведь, кроме жен-то, еще… Эта, которая экономкой-то у вас была, домработницей… Варька-то, Варвара… так и живет у вас по-прежнему?

– Живет.

– На твоем месте я бы ее вон в двадцать четыре часа, интриганку.

– Я не могу, Марья Антоновна. Отец так хотел.

– Не можешь. Конечно, ты не можешь… Ах, сынок. – Марья Антоновна усмехнулась печально. – Если бы только знать вперед, каким боком жизнь повернется. И надо ли вообще столько жен, столько мужей, столько детей… Не лишнее ли это? Ну что же, скажу тебе одно: что бы ни решило собрание акционеров, я целиком на твоей стороне. Получается пока, что и на стороне интересов вашей семьи. Обязательства свои наш банк выполнит. Ну, дальше, на перспективу, учитывая интерес красноярского консорциума и открывающиеся возможности… Надо вести дела так, чтобы контрольный пакет акций избежал дробления по этому вашему столь непродуманному завещанию и по-прежнему оставался бы в одних руках.

– Чьих? – спросил Константин.

– Твоих, других кандидатур у меня нет. – Марья Антоновна проглотила шарик икры. – Вкусно тут готовят. Очень вкусно.

– Когда назад вас ждать?

– Думаю, дня три на все мне потребуется. Ну и ты с похоронами управишься. Что ты на часы поглядываешь? Торопишься куда-то?

– Нет, что вы, Марья Антоновна. Просто я должен на обратном пути захватить домой врача. Врача мы решили для Левы пригласить. Пугает он нас просто.

– Не оправился еще?

– Нет, что-то с ним творится. – Константин вздохнул. – Даже не знаю, что делать. Теперь вроде получается, он – мой сын. Я решил врача хорошего детского пригласить, мне порекомендовали внучку академика Картвели, вроде бы она дельный специалист по детской психике.

– Правильно. – Марья Антоновна с треском сокрушила щипчиками красный панцирь омара. – Правильно решил. Пусть врач его понаблюдает. Теперь даже эти вопросы на тебе. А своего-то когда ждете?

– Еще только седьмой месяц. – Константин покраснел. Краснел (и это было его большой проблемой) он часто, пламенно, как мальчишка. Неожиданно, предательски, по разным поводам – например, когда речь заходила о беременности его жены. – Жека со всеми нашими бедами что-то чувствует себя неважно. Боюсь, как бы на ребенке это не отразилось.

– Ничего, выдержит твоя Жека. Свози ее в Куршавель на недельку, в Баден-Баден. Славная она у тебя. Сестра Дуня тоже славной была, только уж больно шебутной. Все жить торопилась. И все по-своему, по-своему. Мужа себе какого-то нашла непонятного, совершенно не из нашего круга… Ну, мало ли, что он известен. И какая же это известность? Кто сейчас в эти шахматы играет, где, кроме как у Илюмжинова? Хоть развестись догадалась вовремя. За сына вон потом как воевала… Слушай, а что по этому поводу милиция говорит? Ну, насчет всего этого… насчет убийства ее?

– Говорят, что подозревают дорожное нападение. Что кто-то хотел завладеть ее машиной.

– Люди пошли – зверье, ворье. – Марья Антоновна стукнула щипчиками по крахмальной скатерти. – Не то что за машину, за десятку зарежут, скоты. Слушай, Костя, я вот что подумала… ну, по поводу этой Дуниной войны с мужем за Леву. Константин мне еще когда говорил, что он, муж, вроде бы хочет забрать у нее мальчика насовсем.

– Когда он вам это говорил?

– Да вот как виделись мы с ним в последний раз, примерно за неделю до смерти его. Сильно он чем-то был встревожен, озабочен.

– Встревожен?

– Да, я еще успокаивала его, спрашивала, когда отдыхать думает ехать, куда. Он только грустно так улыбнулся, а в глазах – тревога.

– А про Волгоград отец вам ничего не говорил? – спросил Константин.

– Про Волгоград? Нет. А что там – в Волгограде?

– Нет, ничего, я просто подумал… Он ведь с вами по всем вопросам советовался.

– Да по каким вопросам-то? – Марья Антоновна пристально посмотрела на него через стол. – Я про мужа сестры твоей говорила. А ты про что?

Константин молчал.

– Он что говорит-то хоть? – спросила Марья Антоновна.

– Кто? – Константин словно очнулся.

– Да муж ее бывший.

– Я с ним еще не виделся, не разговаривал.

– Но он хоть знает, что произошло?

– Знает, ему сразу, как и нам, стало известно, Зоя сообщила. Они с Дуней через нее вроде бы в последнее время отношения поддерживали. Я во все это не вникал.

– А надо было вникать. Да, дела семейные… Но жизнь, Костя, как река, дальше течет.

– Конечно, Марья Антоновна.

– Чрезвычайно вкусно. – Она «выпила» устрицу из ее раковины, промокнула губы салфеткой. – Что я тебе сказать еще хотела? Из Красноярска жди звонка. Ах, еще вот что… Тут у меня поселком вашим, Калмыковом, кое-кто очень интересовался. Солидный человек, очень солидный. Фамилию пока просил не называть. Но ты уж поверь мне.

– А что с Калмыковом?

– Делать-то что с ним станете? Делить ведь будете. Придется – по завещанию. А значит, продавать.

– Я об этом пока не думал.

– Он не думал. Пора подумать, Костя. Придется продавать. Место там у вас золотое – участок, парк какой. Дом, конечно, хибара эта советская, на слом пойдет. Это место достойно лучшего. Так у меня уже о нем справки наводят.

– Я об этом пока еще не думал, – повторил Константин.

– Вся беда, сынок, что ты все, даже этот вот наш белый свет воспринимаешь как данность – отныне, навечно и неизменно. – Марья Антоновна усмехнулась. – Это не твоя вина. Воспитали так тебя. Всех вас так воспитали. И отца твоего. Я вот помню, как году в 88-м – у меня тогда кооператив был всего-то-навсего, дела мы свои только развертывали – познакомили меня с отцом твоим. В Министерстве внешней торговли он еще тогда работал. И как-то однажды привез он меня туда к вам, в Калмыково. Показалось мне тогда, в восемьдесят восьмом-то году, что где-то на другой планете я, так все было невиданно, круто, шикарно. А теперь ты бы мой дом на Новорижском поглядел… Я дам тебе совет, Костя, взгляды свои на жизнь ты должен срочно менять. И это свое благодушие, мягкотелость… уж и не знаю, как назвать, тоже изжить должен. Иначе трудно тебе будет без отца – в открытой-то воде. И нам с тобой будет трудно. А я хочу, чтобы было легко. Мы ведь партнеры.

– Да, Марья Антоновна, просто я со всеми этими несчастьями… Но я подумаю обязательно.

– Подумай. Сейчас недвижимость в цене. За такой участок в таком месте несколько миллионов можно взять. И семья твоя – сестры, братья – возражать не станет. Все равно под одной крышей вы не уживетесь. Квартиры у вас у всех есть, отец вас обеспечил, успел. Словно чувствовал, что недолго ему осталось. Торопился. – Марья Антоновна вздохнула.

– Я буду иметь в виду. Я понял, – послушно сказал Константин. Он знал, что перечить Марье Антоновне – владелице банка «Стабильность и перспектива» – открыто нецелесообразно. «Контрпродуктивно», как говаривал еще его отец. Это было «мидовское» словечко, затесавшееся в их семейный лексикон еще в те, почти забытые сейчас времена, когда отец служил в Министерстве внешней торговли. Теперь уже Константин часто повторял его про себя.

Официант принес кофе и ликеры. Константин попросил счет и расплатился за себя и за свою гостью.

Глава 10

ПОРТРЕТ В СЕМЕЙНОМ ИНТЕРЬЕРЕ

Константин Абаканов должен был забрать Нину от метро «Смоленская» – так было условлено.

– Я думала, еще не скоро, дня через два-три, а он вчера позвонил, – сообщила она Кате по телефону.

– Такие вещи всегда скоро делаются. Тебя же порекомендовали ему, а он, видимо, к рекомендациям прислушивается. – Катя разговаривала с Ниной из кабинета Колосова. – Как твое первое впечатление?