Гнездо ласточки

– Ладно, беру вот этот смартфон… телефон… Как его? Впрочем, какая разница, как называется. Только быстрее, пожалуйста.

Пока продавец оформлял покупку, Кира нетерпеливо постукивала каблуком по кафельному полу. А правда, не ерундой ли она занимается, нужен ли ей этот навороченный гаджет, да еще столь срочно, и вообще…

Слегка ныла правая рука. Как всегда, в непогоду, давала знать о себе старая травма. Противное ощущение, и ведь никак не избавиться от него. Доктор сказал, что это на всю жизнь. Функции более-менее сохранены, а вот ныть периодически будет…

– Вот, пожалуйста, здесь распишитесь. Так. Чек кладу сюда. Спасибо за покупку! – наконец скороговоркой произнес продавец.

– Спасибо вам… – Кира подхватила пакет правой рукой, а другой покатила за собой чемодан на колесиках.

На улице – совсем ночь, и дождь хлестал уже вовсю. Девушка судорожно раскрыла зонтик. Сквозь струи воды причудливо переливались огни рекламы, свет от фонарей. Мимо бежали люди – кто под зонтом, кто прикрыв голову курткой, шуршали и стучали по плитке колесики чемоданов, кто-то ругался матом… Сернистый дымок сигарет (запретили же в общественных местах курить!!!) и теплые, настоянные на железнодорожной гари и выпеченных только что слойках запахи смешивались в одно тошнотворное вокзальное амбре и навязчиво лезли в нос.

– Кира! – наперерез бросился Тим с рюкзаком за плечами. – Тут этих салонов связи…

– Я же тебе сказала, жди меня на перроне!

– Интересное дело! А вдруг… Сейчас ночь, ты одна, это вокзал вообще-то.

– А что со мной случится, Тим? Не надо меня все время опекать, я не идиотка… Да ты весь мокрый!

В самом деле – жених промок насквозь, бегая по площади и ища Киру. Рубашка прилипла к телу и потемнела, с брючин текла струйками вода, пряди волос прилипли ко лбу и казались темными, почти черными. Тим – который «рыжий-рыжий-конопатый!» – и на себя не был похож в этот момент.

– Иди под зонт, ты простудишься!

– Какой зонт, он меня уже не спасет! Бежим. Дай чемодан…

– Тим, я сама.

– Дай чемодан, я сказал! – Он почти вырвал из ее рук чемодан на колесиках и побежал, Кира – за ним, вытянув вперед руку с зонтиком. – Что ты забыла в этом салоне связи… Пять минут до отправления!

– Тим, да не беги так…

Они успели. Прыгнули в вагон, проводница заглянула в билеты, кивнула, и только потом вагон дернулся, поезд тронулся с места.

– Тим, с тебя вода льет.

– А что я могу сделать? – огрызнулся он через плечо, идя вдоль ряда купе по коридору. – Ты сама виновата, не хрена было не пойми где бегать.

– Я тебе сказала ждать меня на перроне… – плачущим голосом произнесла Кира и замолчала. С Тимом бесполезно спорить – он упрямец каких еще поискать.

Нашли свое купе, свободное – только они в нем.

– Тим, скорее переоденься!

– Да погоди ты, дай я этот чемодан уберу, он под ногами… Кира! Ты обалдела?! Мы же на два дня едем, а у тебя вещей килограмм пятнадцать…

– Это все нужное.

Они толкались в купе, мешая друг другу, потом жених вспомнил, что ему надо что-то узнать у проводницы, и убежал. Вернувшись, вышел в коридор, встал у открытого окна.

– Ты простудишься.

– Ой, вот не надо… Мне жарко, Кира, мне дышать нечем! – опять огрызнулся через плечо Тим.

Тиму всегда было жарко. Высокий, плотный, мощный, с тяжелой, широкой костью – не финансовый аналитик, а каменотес какой-то.

Кира упала на сиденье, уперлась виском в стену, закрыла глаза.

Минут через десять Тим сел рядом, взял за руку:

– Кирчу?, ты обиделась? – Он называл иногда ее «Кирчу», с ударением на последней букве, ласково.

– Нет.

– Я же вижу, – Тим поцеловал ее руку, потом притянул девушку к себе, обнял. Он все время обнимал ее, тискал, трогал, щупал, тормошил. Не выпускал из рук, словно любимую игрушку. Это временами раздражало Киру – когда хотелось отстраниться, полежать или посидеть спокойно…

– Тим, переоденься, – вяло прошептала Кира. – От тебя псиной пахнет.

– От меня?! – поразился он и принялся себя обнюхивать.

– Тим! Тим, я устала…

– От меня правда псиной пахнет? – не унимался Тим. – Ты серьезно или я тебе настолько противен? А если бы я тебе такое сказал? Ты бы меня с г…ном съела, ты бы мне сто лет это припоминала!

Жених, при всей своей интеллигентности и двух высших образованиях, позволял себе иногда крепкие словечки.

– Ти-им…

Он выбежал из купе, потом Кира услышала его голос из коридора – обсуждал с кем-то из попутчиков дорожное сообщение в Москве.

Вернулся с уже высохшими волосами, забыв о ссоре, спросил как ни в чем не бывало:

– Чаю хочешь? Ты голодная?

– Чаю.

Замер, глядя на Киру «особенными» глазами, захлопнул за собой дверь купе и тоже «особенным» голосом произнес:

– А мы тут одни, между прочим. А ты, между прочим, моя законная невеста.

– Только не здесь, – яростным шепотом отозвалась Кира.

Лицо у Тима, вернее – Тимофея Обозова – тоже никоим образом не напоминало о его образовании, успешности, уме и прочих достоинствах. Это было лицо каменотеса. Грузчика. Ирландского рабочего, распивающего пиво в портовом пабе.

Рыжий. Веснушки. Черты лица грубые и смешные одновременно. Тим очень напоминал актера, сыгравшего в детстве друга Гарри Поттера, как его там… Ах, уже не вспомнить. Иногда, в определенном освещении, при определенных ракурсах, в определенном настроении, Тим казался очень интересным, красивым даже. Но это иногда.

Наверное, родня, когда увидит его, обалдеет. И кто-нибудь из тетушек прошепчет Кире на ухо: «Кир, а ты что, лучше себе не могла найти?»

Обозов. Ох. Нет, фамилию она менять отказалась, когда подавали заявление в ЗАГСе. Только Гартунг. Между прочим, такая фамилия была в замужестве у дочери Пушкина. Хорошая, звучная фамилия, корни немецкие. Hartung. Hart – «отважный, смелый, сильный». А то Обозова…